Книга Затмение - Айя Субботина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На улице морозно — и еще утром вычищенные ступени теперь снова покрыты слоем снега. Подошва туфель предательски скользит и, чтобы не упасть, приходится замедлить шаг, поэтому Блайта я догоняю уже у лошади.
— Я не разрешала тебе уходить, — говорю выразительно и четко, чтобы обозначить свое нежелание играть в загадки без ответов.
Блайт поворачивается на сто восемьдесят градусов и буквально лапает меня взглядом, задерживаясь на груди.
— Отвыкла от наших морозов, да? — Вряд ли ему нужен ответ, потому что пока я, как последняя неумеха, пытаюсь скрестить руки на груди, он пробегает кончиком языка по нижней губе. — Хочешь, согрею?
Грим позади меня тихонько рычит, а мне остается только строить хорошую мину при плохой игре. Да, я отвыкла от холода, и мое тело отреагировало совершенно естественным образом. И голодные глаза нахала не имеют к этому никакого отношения.
— Хочу предложить начать разговор заново, — спокойно отвечаю я. — Надеюсь, сладкое персиковое вино придется тебе по вкусу.
— Уволь, Герцогиня, я предпочитаю темный эль. Сладкой должна быть женщина, а выпивка — горькой и крепкой, как шлепок по заднице.
Надеюсь, он того стоит, потому что это впервые, когда я гналась за мужчиной целых два десятка шагов.
Я приглашаю Блайта в библиотеку. Книг здесь давно нет, большая часть книжных полок безнадежно испорчена, но стол выглядит неплохо, и вчера мы перетащили сюда часть уцелевшей мебели. Кресла из разных гарнитуров, но, по крайней мере, у них есть все ножки и не порвана обивка. А для солидности часть прикрыта покрывалами из сшитых лисьих шкур.
Я сажусь за стол, Блайт — напротив, вытянув ноги перед собой с видом чрезвычайно уставшего от жизни человека. Я даже не пытаюсь начать разговор, пока нам не принесут вино, эль и закуски. Грим присаживается на краешек стола и молча смотрит на гостя недружелюбным взглядом.
Блайт морщится, когда делает пару жадных глотков, а я ограничиваюсь изюминкой из вазочки с сухофруктами.
— Твоя голова продается за пять сотен «буйволов», — наконец, говорит Блайт.
— Ты повторяешься.
— Просто напоминаю.
— Пришел поторговаться?
— Торгуются, Герцогиня, только торговки.
— Продаться? — предполагает Грим.
— Продаются шлюхи, — бормочет в стакан Блайт, приговаривая всю порцию. Хватает кусок солонины и отправляет ее в рот. — А я просто скромный и самоотверженный ремесленник, который всегда готов заключить более выгодную сделку.
— Ты головорез, — отвечаю я. — Зачем мне твои услуги?
— Затем, что ты ничего не знаешь о том, что тут твориться. Увидела хвост слона и приняла его за гадюку. Типичная ошибка хорошеньких обиженных женщин.
От его насмешливого сочувствия хочется утереться, как от плевка. Не сомневаюсь, что на то и расчет: я потеряю контроль, начну говорить глупости, сболтну лишнего. Но я уже взяла себя в руки и полностью контролирую каждую эмоцию и каждый мускул на лице.
Не дождавшись моей реакции, Блайт одобрительно ухмыляется.
— Я думаю, ты дашь больше, чтобы сохранить голову на плечах. Тебе она нужнее, чем ребятам, которые за нее заплатили.
— Ты можешь вообще не выйти отсюда живым, — предупреждает Грим. Он привык вставлять реплики во время щекотливых разговоров, и я никогда не делаю ему замечаний при посторонних, но сегодня он излишне агрессивен и позволяет себе лишнее. Почему? Видимо, понимает, что Блайт — не просто грубиян с ножом. И мне снова становится неуютно.
— Я в любом случае выйду отсюда живым, — парирует гость. — Я это знаю, ты это знаешь и сладкая Герцогиня тоже.
— Никогда не покупала кота в мешке, — подхватываю я, пока Грим снова не вставил пару словечек и окончательно не испортил переговоры. — И не собираюсь делать исключений.
— Так и знал, что за красивые глаза мне ничего не перепадет, — делано сокрушается Блайт.
— И за клоунаду тоже, — начинаю терять терпение я.
А ему хоть бы что. Приговаривает третий кусок солонины и нарочно громко чавкает, испытывая мои нервы на прочность.
— Я буду работать на тебя, сладенькая, — заявляет он так, будто пергамент с условиями сделки уже подписан и хранится у него за пазухой. — Поверь, мои услуги стоят каждой монеты, которую ты заплатишь.
— Сомневаюсь. Я разоблачила тебя в том дилижансе.
Он запрокидывает голову и смеется, содрогаясь всем телом. Терпеливо жду, когда ему надоест.
— Сладенькая, я и не скрывался.
— Теперь мы этого не узнаем, а наболтать можно чего угодно. Только дураки верят во все безоговорочно.
Голубые глаза тускло мерцают интересом, и я, на всякий случай, плотнее кутаюсь в меховую накидку. Сколько можно бессовестно раздевать меня глазами?
— Ладно, Герцогиня, в качестве жеста доброй воли и как залог наших крепких деловых отношений… Я знаю, что сегодня ты ужинаешь с герцогом Россом. Знаю, что кукольный принц получит в подарок белую собачонку. Знаю, что через третьи руки ты скупаешь ювелирные мастерские и векселя у кредиторов. И что «Лоренс и Торн» тоже принадлежит тебе.
Я купила банк неделю назад. И да, черт побери, была уверена, что эту загадку так просто не разгадать!
— Не волнуйся, Герцогиня, — «успокаивает» он, — даже у головорезов и шпионов есть кодекс чести.
В ответ на это Грим громко и выразительно фыркает, но Блайт продолжает:
— Например, я никогда не продаю секреты людей, на которых работаю. Особенно, если они готовы заплатить тысячу золотых «буйволов».
Это, мягко говоря, огромная сумма. Хотя, к черту мягкость! Это огромные деньги, на них можно купить пару сотен вышколенных наемников, которые будут послушно исполнять приказы по одному щелчку пальцев. И точно не попытаются меня убить.
— Могу узнать, за что я плачу? — спрашиваю, пытаясь скрыть свое негодование.
— Брось, сладенькая, ты платишь за то, чтобы иметь в кармане еще один туз.
— Пока что я вижу лишь Джокера, который после разоблачения решил переметнуться на другую сторону. Я не люблю предателей, потому что, предавший однажды…
Он обрывает меня громкими хлопками в ладоши.
— Твое благоразумие подтверждает, что в этой партии я на стороне нужного игрока, — говорит он.
Слишком грубая лесть, он даже не пытается быть оригинальным, наверняка принимая меня за одну из тех дур, которые клюют на красивую внешность, умение говорить и грубый флирт.
— Никакого предательства, сладкая, ведь я не взял те пять сотен.
И как бы я ни пыталась заподозрить еще одну ложь — он выглядит искренним. Не фиглярствует, не корчит рожи, не красуется, словно породистый жеребец на ярмарке. Он говорит то, что звучит, как правда. Увы, но мне никак этого не проверить, остается лишь доверять своей интуиции.