Книга Красный дождь - Лаврентий Чекан

– Ну, краткий курс криминальной психиатрии не сделал меня экспертом.

– Да уж конечно! – самодовольно усмехнулся Тимченко. – Обратил внимание на орудие убийства?

– Похоже на кол. Так сказал Полтавин.

– Или на копье.

– Копье?

– Символ мужского начала. Фаллоса. И в то же время власти. Я думаю, что убийца использовал не просто заточенную палку, а выбрал нечто… более значимое. Ведь то, что он делает со своими жертвами, – ритуал, и он для него важен. Вот, я кое-что нашел для тебя. – Тимченко протянул Самсонову толстую книгу в раскрытом виде. – Это словарь сакральных символов.

Полицейский увидел, что том открыт на статье «Копье».

– Можешь взять почитать, потом вернешь.

Статья занимала не меньше двух страниц, заполненных мелким шрифтом.

– А если в двух словах? – попросил Самсонов.

Тимченко вздохнул:

– Эх, молодежь! Все торопитесь.

– Времени мало.

– Поспешишь – людей насмешишь, – наставительно проговорил Тимченко. Отпил пива, кашлянул. – Суть в том, что копье является символом отца, оно имеет значение оплодотворения и восходит аж к мифам о создании мира. Например, есть ведийское сказание о взбалтывании молочного океана копьем, а божество грозы и плодородия Баал изображается с молнией-копьем, поражающим Землю. Это отражает эротическое единение двух начал. Кроме того, копье – один из символов мировой оси. Это оружие можно сравнить с ветвью, деревом. Рыцари считали копье символом высокой нравственности.

– Ну, нравственность тут, наверное, ни при чем, – заметил Самсонов, когда Тимченко замолчал, чтобы хлебнуть пива.

– Если убийца считает себя нравственным, то очень даже при чем, – возразил психолог. – Все зависит от точки зрения. Ставь себя на место преступника, если хочешь понять его.

– Я вот как раз поставил и думаю, что выбрал бы для ритуала какое-нибудь особенное копье. Не просто самоделку, а нечто… с историей.

Тимченко покачал головой.

– Все известные копья находятся в музеях, – сказал он. – К ним нет доступа.

– Вот и я о том же.

– В каком смысле?

– В том, что кто угодно не может раздобыть такие копья. К ним нужно иметь… доступ. Фридрих Николаевич, а какие известные копья приходят вам в голову?

Тимченко принялся загибать пальцы:

– Копье Судьбы, разумеется, Копье Одина и Копье Афины. Но их гораздо больше. Поищи в Интернете.

– Так и сделаю.

– Я тебе дам телефон своего знакомого. Он профессор криминальной психиатрии. Поговори с ним, он специализируется на составлении психологических портретов серийных убийц.

Тимченко отправился за записной книжкой.

– Его зовут Тавридиев Степан Павлович, – сказал он, вернувшись с листком бумаги, где записал номер.

– Тавридиев? – переспросил Самсонов. – Знакомая фамилия. Кажется, я с ним встречался, когда мы расследовали дело «Красного тюльпана», как его потом назвали газетчики.

– Так у тебя есть его телефон?

– Нет, я после окончания дела стираю данные обо всех свидетелях и подозреваемых. Освобождаю место для новых.

– Понятно. Тогда бери.

Самсонов взял листок и спрятал в карман.

– Спасибо, Фридрих Николаевич.

– Обращайся. Только не очень часто. Я все-таки на пенсии.

– И за пиво особый респект.

Тимченко поднял свой стакан, словно салютуя.

Когда Самсонов садился в «Олдсмобиль», дождь уже лил вовсю. Пришлось включить «дворники». Старший лейтенант позвонил Тавридиеву сразу, даже не заводя мотор. Профессор вспомнил его, стоило назваться.

– Мне все-таки понадобилась ваша помощь, Степан Петрович, – сказал Самсонов, делая музыку в салоне потише.

– Я вам еще в тот раз предлагал, – напомнил профессор. – Но вы опасались, что я убийца.

– Ну, не то чтобы я вас всерьез подозревал…

– Ладно, шучу. Приезжайте, я дома. Запишите адрес.

Самсонов достал блокнот, Тавридиев продиктовал ему название улицы и номер дома.

– Звоните в домофон семь-девять-ка, – добавил он.

– Я буду через час, – сказал Самсонов.

– Жду!

Старший лейтенант завел мотор. Перед тем как развернуться, он бросил взгляд на веранду, но Тимченко видно не было: пелена дождя скрывала все дальше десяти метров. Самсонов вывел «Олдсмобиль» на шоссе и погнал обратно в город.

В салоне гремел отрывок из оперы Вагнера «Лоэнгрин». Кажется, у него тоже было какое-то магическое копье. Самсонов никогда не вникал в сюжеты опер, он просто любил музыку и слушал все подряд – от классики до рока, – но при этом тщательно отбирал композиции, которые включал в свои плей-листы.

По дороге старший лейтенант думал о том, что убийца, на которого ему придется охотиться, едва ли станет заигрывать с полицией или прессой. Похоже, он зациклен на своих сексуальных фаллических фантазиях и ненависти к женскому полу. Так что лишних зацепок не будет. А они не помешали бы. Копье и предположительные проблемы с потенцией – это, конечно, хорошо, но только на них далеко не уедешь. Самсонов надеялся, что Дремин раскрутит ниточку, ведущую в детский дом, и сделает это как можно скорее.

Впереди показались «ворота», сообщающие, что водители въезжают в Санкт-Петербург, и Самсонов прибавил скорости. Эта гонка не была похожа на ралли хот-роадов, потому что в ней Самсонов соревновался не с другими пилотами, а с убийцей, но и здесь смерть поджидала на каждом шагу. И хотя старший лейтенант никогда не признался бы себе в этом, ему это нравилось. Именно поэтому, когда не было дел и «Серийный отдел» простаивал, он искал другого экстрима: гонки, азартные игры, безобидные пари с Полтавиным. Но сейчас все это Самсонову было не нужно: он шел по следу, чувствовал запах крови, и сердце билось сильнее при мысли о том, что рано или поздно эта погоня закончится и он возьмет главный приз! Пусть даже это будет всего лишь сданная в архив папка с пометкой «Дело закрыто».

Глава 4

День первый

Впереди ждали еще сотни квадратных метров наливных полов – серых, ровных, однообразных, как ее жизнь. Люди ходили по ним, катали тележки, и иногда ей казалось, что вместе с ними мимо проходит что-то ценное – то, что потом уже не вернешь. Но она старалась гнать от себя такие мысли – они только отвлекали и мешали.

Алина Верескова работала уборщицей шесть лет. В этом супермаркете – в течение последних двух. Она знала каждую полоску, царапину, каждое пятнышко на полу. И терла день за днем, лишь изредка распрямляясь, чтобы через минуту вновь согнуться и следовать отработанному маршруту.

Но в тот день все пошло наперекосяк. Не сразу, конечно. Утро началось как обычно. Зато после полудня ей позвонили, и после короткого разговора Верескова уже не могла сосредоточиться. Она возила по полу шваброй, но мысли ее были далеко. И еще ее охватила тревога. Она едва дождалась конца рабочего дня и поспешила домой.