Книга Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко

Пока длился тайм-аут, прерывавшийся 14 февраля на безуспешное посредничество Красивского и Жилкина, противостояние перекинулось на улицы Москвы. Соперники померились друг с другом массовостью народной поддержки. Победили «питерцы», но победили нечестно. Полиция воспрепятствовала московским социал-демократам в союзе со студенчеством вывести 9 февраля на Театральную площадь и к Александровскому саду сочувствующих им рабочих под стандартными лозунгами о свободе и правах рабочего класса. Студентов заблокировали в здании на Моховой, а ночью арестовали и изолировали в Манеже. Рабочих окружили кордонами на территории фабрик и заводов. Потому разрозненные шествия тех, кому повезло проскользнуть сквозь оцепление, не выглядели внушительно. 10 февраля та же полиция не дала рабочим с окраин пробиться к Манежу, на помощь студентам. Альтернативную манифестацию – «зубатовских рабочих» – 19 февраля – никто не разгонял. В сорок первую годовщину отмены крепостного права многотысячная толпа возложила венки к подножию памятника Александру II в Кремле, после чего состоялся митинг.

21 февраля возобновились «боевые действия» в ключевом пункте. Шелковая фабрика Гужона встала. Все рабочие взяли расчет и ушли. 24 февраля администрация по обыкновению объявила о найме новых рабочих, причем на более выгодных условиях. Однако очередь к воротам предприятия не выстроилась. Как вскоре выяснилось, полиция пообещала всех, кто осмелится пойти к Гужону, арестовать и выслать из Москвы домой, в деревню. 26 февраля Товарищество пожаловалось на полицейских обер-полицмейстеру и в Министерство финансов. Трепов рекомендовал фабричному правлению пойти на мировую с уволившимся коллективом и не доводить конфликт до… приезда на фабрику санитарной инспекции. На другой день Гужон встретился с рабочими, которые потребовали присутствия Красивского и Жилкина. После долгого сопротивления под нажимом Трепова, звонившего по телефону, администрация пропустила на предприятие обоих. Те, посовещавшись с рабочими, огласили список претензий, включавший помимо прочего и возвращение Синицына с Марковым. Гужон категорически отверг этот параграф. В итоге с 28 февраля рабочие начали разъезжаться по деревням, а на фабрике заработала санитарная инспекция.

Хотя Гужон на редкость стойко отстаивал позицию «москвичей», имея за спиной солидарное с ним купечество среднерусской полосы, силы все-таки были неравны. Экономический минимализм «обществ взаимопомощи» рабочим импонировал больше, чем социал-демократическая программа государственного переустройства. Они не понимали, зачем нужно свергать царя, если виновник их бед – фабрикант. Равнодушие власти к рабочему человеку поневоле вынуждало того сближаться с подпольным «Союзом борьбы», единственным, кто по-настоящему помогал фабричному люду бороться за свои права. Однако стоило правительству предложить себя в качестве адвоката, рабочие тут же потянулись от нелегального защитника к легальному, да к тому же и более могущественному. Влияние «искровцев» в Москве в течение осени – зимы 1901—1902 годов ослабло существенно. Катастрофически оно упало бы после поражения Гужона. Доказав на примере Товарищества шелковых мануфактур собственную эффективность, «Общества взаимопомощи» возникли бы повсюду: и в центральных городах России, и на юге и западе страны, не говоря о Санкт-Петербурге. Через них – подобие профсоюзов – Витте легко отрегулировал бы отношения фабрикантов с рабочими. Ну а московское купечество ожидала неминуемая капитуляция. Не зря же Трепов после отъезда ткачей из Москвы пригрозил Гужону со товарищи «плохими последствиями» (арестом и изгнанием из столицы), коли они не уладят распрю с подчиненными по-хорошему.

Апелляция к министру финансов походила на жест отчаяния. 3 марта жалоба Гужона, Мусси и Мейера дошла до Сергея Юльевича. И хотя Ковалевский позднее утверждал, что «вред зубатовщины» беспокоил Витте, почему-то он не поспешил вмешаться, а всего лишь 6 марта предписал Д.С. Сипягину запросить у дяди императора, насколько законно то, чем занимаются «Общества взаимопомощи». Главе МВД понадобилось ровно десять дней, чтобы запрос оформить и отослать в Москву. Конечно же, великий князь Сергей Александрович деяния подопечных Трепова и Зубатова оправдал бы. Так что Гужону ничего не оставалось, как смириться и вернуть Синицына с Марковым на фабрику.

Перелом в баталии наступил внезапно и, похоже, стал сюрпризом для всех ее участников. 18 марта 1902 года молодая курсистка Евгения Александровна Алларт в приемной обер-полицмейстера стреляла из револьвера в Д.Ф. Трепова. Осечка спасла жизнь генералу. Алларт 9 февраля схватили жандармы прямо на улице, рассеивая нагайками рабочую демонстрацию. Тринадцать дней она просидела в Бутырской тюрьме, после чего хлопотами родной сестры добилась освобождения. Тем не менее, ей очень хотелось отомстить за полицейский произвол и пережитое унижение. То, что покушение сорвалось, мало радовало, ибо Алларт вольно или невольно нащупала брешь в диспозиции Витте. Первый министр страшился доли Н.П. Боголепова, смертельно раненного из пистолета мещанином П.В. Карповичем 14 февраля 1901 года. Министр народного просвещения поплатился за репрессии против студентов. Министра финансов тоже могли убить…

Вопрос – одиночка Алларт или за ней все же стоит кто-то – явно волновал Сергея Юльевича и в какой-то степени поколебал решимость дожать «москвичей» до конца. Эти сомнения отразились в письме Д.С. Сипягина от 26 марта. Приятель Витте вдруг поинтересовался у великого князя Сергея Александровича, не благоразумнее ли на время приостановить деятельность «обществ взаимопомощи». Прочитать ответ Дмитрию Сергеевичу не довелось. 2 апреля 1902 года в приемной Комитета министров в Мариинском дворце его застрелил эсер С.В. Балмашев. Если до того Витте и сомневался, что московские предприниматели ради самообороны не прочь прибегнуть к террору, то убийство ближайшего соратника развеяло все сомнения. Слишком точным и выверенным получился удар. Убрали не просто министра, а верного помощника главы правительства. Да и цепочка вырисовывалась пугающая: обер-полицмейстер, министр внутренних дел… Далее – первый министр…

Нервы у потрясенного реформатора не выдержали, и он отступил. В Москву срочно выехал В.К. Плеве, новый, с 4 апреля, шеф МВД, прямо перед отъездом проинструктированный Витте. Там преемник Сипягина вручил уволенным рабочим Гужона шесть тысяч рублей компенсации, заключил мировую с их хозяевами и запретил полиции встревать в трудовые конфликты. Вот так простое совпадение – террористический дебют третьей силы (Боевой организации Партии социалистов-революционеров) в разгар междоусобицы внутри российской деловой элиты – в одночасье превратило партию, терпевшую поражение, в победившую. И наоборот. Фиаско с Гужоном породило среди рабочих глубокое разочарование в «Обществах взаимопомощи». А табу на привлечение полиции не позволило тем быстро реабилитировать себя в их глазах. И детище Зубатова постепенно зачахло.

Уже летом 1902-го наметился серьезный отток фабричного народа назад, к социал-демократам. Приободрившись, те той же осенью не преминули отметиться новой громкой акцией – Ростовской стачкой. С 4 по 27 ноября бастовали мастерские Владикавказской железной дороги. К ним примкнули и другие предприятия города и окрестностей. Целую неделю тысячи горожан устремлялись в район Темерник, в Камышевахскую балку, где «марксисты» ежедневно митинговали и произносили зажигательные речи. По обыкновению, «праздник непослушания» пресекла полиция при содействии казаков. 11 ноября место несанкционированного народного гуляния прикрыли, а собравшихся людей рассеяли.