Книга Скала - Питер Мэй

— Мелнес? Фионлах, о чем ты думал?! Никогда так больше не делай!

— Но Маршели хочет, чтоб я пришел к ней поиграть в субботу утром.

— Я запрещаю! — сказала мама металлическим голосом. — Это слишком далеко, и у нас с твоим отцом нет времени возить тебя туда и обратно. Ты понял?

Я кивнул, стараясь не заплакать. Внезапно мамин гнев сменился жалостью; она тепло обняла меня и поцеловала в щеку. Я вдруг вспомнил про записку, которую вручила мне миссис Маккей, полез в карман и вытащил ее.

— А это что?

— Записка от учителя.

Мама нахмурилась, развернула листок и прочла. Я видел, как она покраснела, быстро сложила листок и затолкала в карман комбинезона. Я так и не узнал, что было в записке, но дома мы с тех пор говорили только по-английски.

На следующее утро мы с Артэром шли в школу. Его отец уехал в Сторновэй на какое-то образовательное совещание, а у моей мамы что-то случилось с одной из овец. Большую часть пути мы прошли молча; нас то обдувал ветер, то грело солнце. Море выбрасывало на песок белую пену. Мы уже почти спустились к подножию холма, и я спросил:

— Почему ты не сказал моей маме, что я пошел в Мелнес?

Артэр негодующе фыркнул:

— Я старше тебя. Меня ругали бы за то, что я тебя не удержал.

— Старше? На четыре недели!..

Он важно покачал головой, совсем как старики, что собирались у магазина в Кробосте воскресным утром:

— Это много.

На меня это не произвело впечатления.

— Я сказал маме, что после школы пойду к тебе. Так что прикрой меня.

Мой друг удивился.

— А ты не пойдешь?

Я покачал головой.

— Куда же ты пойдешь?

— Я провожу Маршели домой, — и я посмотрел на него так, что всякая охота возражать у него отпала.

До основной дороги мы шли молча.

— Не понимаю, с чего ты решил провожать девочек, — Артэр был недоволен. — Это слюнтяйство.

Я промолчал. Мы перешли дорогу и вышли на однополоску, что вела к школе. Сюда со всех направлений сходились дети и группами по двое-трое шли к школьным строениям. Внезапно Артэр сказал:

— Ну хорошо.

— Что хорошо?

— Если твоя мама спросит, я скажу, что ты играл у нас.

Я взглянул на него, но он прятал глаза.

— Спасибо.

— При одном условии.

— Каком?

— Я буду провожать Маршели вместе с тобой.

Я нахмурился, уставился на Артэра, но тот по-прежнему не смотрел мне в глаза. Зачем ему провожать Маршели домой, раз это такое слюнтяйство?

Конечно, теперь я понимаю зачем. Но в то утро я не знал, что наш разговор — это начало битвы за внимание Маршели, которая продлится все школьные годы — и даже дольше.

Глава третья

I

Фин едва успел снять сумку с багажного транспортера, как огромная рука схватила ее за ручку и потянула к себе. Повернувшись, Фин увидел дружелюбную улыбку на круглом гладком лице. Над лицом обнаружились черные приглаженные волосы, росшие на лбу вдовьим мыском. Лицо и волосы принадлежали мужчине лет сорока с небольшим, крепкому, почти шесть футов ростом. Одет он был в темный костюм, белую рубашку с синим галстуком, а поверх носил тяжелый стеганый черный анорак.

— Сержант Джордж Ганн, — представился он, пожимая руку Фину. Говорил он с явным льюисским акцентом. — Добро пожаловать в Сторновэй, мистер Маклауд.

— Просто Фин, Джордж. Как вы узнали, кто я такой?

— Я узнаю полицейского за сто шагов, мистер Маклауд. — Они вышли на парковку, Ганн слегка согнулся под напором западного ветра. — У нас тут кое-что изменилось. Ветер, правда, дует по-прежнему. Уж что-что, а это никогда не меняется.

Но к счастью, на этот раз ветер оказался согрет августовским солнцем, что временами проглядывало сквозь облака, и не особо свирепствовал. Ганн направил свой «фольксваген» к кольцевой развязке у ворот взлетного поля, а затем двинулся вверх по холму, спустился к Оливерс-Брэй и свернул направо, к городу. Разговор у полицейских зашел об убийстве.

— Это первое в новом тысячелетии, — пожаловался Ганн. — У нас только одно и было за весь двадцатый век.

— Будем надеяться, что это последнее убийство в двадцать первом. Где обычно проводится вскрытие?

— В Абердине. У нас на острове три полицейских врача, у всех — своя практика в городе. Двоих мы привлекаем в качестве патологоанатомов. Они осматривают тела в случае внезапной смерти и могут даже провести вскрытие. Но все спорные случаи мы направляем в Абердин, в больницу в Форрестер-Хиллз.

— А разве Инвернесс не ближе?

— Ближе. Но тамошний патологоанатом не любит наших. Он не хочет делать вскрытий вообще, если не может вести их все, — Ганн хитро посмотрел на Фина. — Но от меня вы этого не слышали.

В конце длинной прямой дороги показался Сторновэй. Город был построен вокруг гавани и поросшего деревьями холма. Паромный терминал из стекла и стали у нового, возведенного в девяностых годах волнореза, напомнил Фину летающую тарелку. Старый пирс выглядел совсем заброшенным. Издали гавань казалась такой же, какой Фин видел ее в последний раз, много лет назад. Только «летающая тарелка» выбивалась из картины. И несомненно, она принесла с собой пришельцев.

Мимо проплыло знакомое желтое здание склада «Кеннет-Маккензи Лимитед», здесь на тысячах полок в ожидании экспорта хранились миллионы метров сотканного вручную харрисского твида. Ряд новых, незнакомых домов вел к большому ангару, где на деньги правительства делались телепрограммы на гэльском языке. Когда Фин еще жил на острове, гэльский был не в почете, но сейчас на нем держался многомиллионный бизнес. В некоторых школах даже преподавали на гэльском математику, историю и другие предметы. Говорить по-гэльски считалось модным.

— Заправку «Энгебретс» перестроили пару лет назад, — сообщил Ганн, когда полицейские проезжали автозаправку с мини-маркетом на круговой развязке, которую Фин не помнил. — Она открыта даже воскресенье. Да и выпить-закусить в воскресенье теперь можно почти везде.

Фин покачал головой в изумлении.

— И каждое воскресенье у нас два рейса из Эдинбурга. А вот паром пока ходит только в будние дни и по субботам.

Во времена юности Фина весь остров в воскресенье вымирал. Нельзя было поесть в ресторане, выпить, купить сигарет или бензина. Он помнил, как туристы бродили по улицам — голодные, без капли воды. Уехать они могли только на первом пароме в понедельник. Конечно, было хорошо известно, что после окончания церковных служб любители тайных воскресных развлечений заполняли пабы и гостиницы, проникая туда через черный ход. Хотя закон не запрещал пить по воскресеньям, подобный досуг казался немыслимым. По крайней мере нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь застал тебя за этим.