Книга Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев

Из среды польских евреев вышли такие люди, как сатирик Станислав Ежи Лец, писатели Исаак Башевис-Зингер, Ежи Косинский и Станислав Лем, педагог Януш Корчак, советолог Ричард Пайпс, создатели мировых косметических брендов Хелена Рубинштейн и Максимилиан Факторович (Макс Фактор), изобретатель эсперанто Людвик Заменгоф, поэты Болеслав Лесьмян и Юлиан Тувим, режиссеры Роман Полански и Ежи Хоффман. На польской земле родился один из создателей Израиля Давид Бен-Гурион. Да что говорить – четыре премьера израильского правительства происходили из Польши!

Столь большой процент «нетитульной нации» в стране, резко отличавшейся от нее своими обычаями и культурой, способствовал широкому распространению антисемитских настроений, подогревавшихся нараставшей конкуренцией между польской и еврейской буржуазией. После прихода к власти в России большевиков к обычной неприязни добавились подозрения в просоветской ориентации евреев – пресловутый ярлык «жидо-коммуны».

Провозглашение независимости Польши словно стало сигналом для череды погромов. Уже в ноябре 1918 – августе 1919 года, согласно данным комиссии американского сенатора Генри Моргентау, произошло восемь антисемитских «эксцессов», спровоцированных польским населением, солдатами и местными властями. Суммарно в них погибло 280 человек. Неудивительно, что в период польско-большевистской войны, по утверждению члена Реввоенсовета XV армии Западного фронта РККА Д. В. Полуяна, еврейское население в общем тепло отнеслось к Красной армии. Пресловутая рабочая милиция, которую сформировали большевики в тот краткий период, пока контролировали значительную часть Польши, фактически являлась еврейской милицией[39].

Конституция Польского государства гарантировала всем нациям равные права (хотя и оговаривала главенствующее положение католической веры). Однако на деле эта гарантия оставалась пустым звуком. «Арийский параграф», применявшийся во многих учреждениях, не позволял евреям делать карьеру, в 1923 году обсуждался вопрос о введении лимита для лиц иудейского вероисповедания на поступление в вузы. Смена правительства сорвала воплощение этого проекта, однако после смерти в 1935 году Юзефа Пилсудского, выступавшего против дискриминации нацменьшинств, многие вузы приняли у себя правило, согласно которому евреи могли составлять не более 10% от общего числа учащихся. При этом они обязаны были занимать «лавки-гетто», то есть сидеть отдельно от остальных студентов. Предпринимались попытки запретить еврейским футбольным клубам (а были и такие) участвовать в чемпионате. За это ратовала, например, краковская «Висла», но против выступала любимая Войтылой «Краковия»[40].

Еще дальше шли сторонники шовинистически настроенной Национально-демократической партии, лидер которой Роман Дмовский (один из «отцов польской независимости») написал ряд художественных и публицистических произведений откровенно юдофобской направленности. Национал-демократы (эндеки) громили магазины, принадлежавшие евреям, и призывали бойкотировать их товары. Влияние этой партии было так велико, что Пилсудский, к примеру, так и не смог набрать добровольцев в свои формирования во Львове, поскольку там доминировали сторонники пророссийски ориентированного Дмовского. В независимой Польше эта насквозь антисемитская партия была главной оппозиционной силой. Именно эндеки придумали словосочетание «чудо на Висле», которое первоначально служило насмешкой над военными неудачами Пилсудского в войне с советской Россией.

Войтыла с детства пересекался с еврейской стихией. Жил в доме, принадлежавшем еврею, учился в классе с тремя евреями. В 1937 году присутствовал на выступлении кантора Давида Куссавецкого в вадовицкой синагоге. Спустя пятьдесят лет на месте снесенной нацистами синагоги будет открыта памятная табличка на двух языках. Приветственное слово в честь этого события, написанное Иоанном Павлом II, передаст его одноклассник Ежи Клюгер, почти вся семья которого погибла в Аушвице[41].

Вдвоем с Клюгером Войтыла провожал на вадовицкий вокзал свою напарницу по драмкружку Гинку Бээр, отец которой решил эмигрировать в Палестину, после того как антисемитские правила вынудили его дочь уйти из медицинской школы в Кракове. «Вы видите, что творится с евреями в Германии, – сказала она им. – То же самое начинается и здесь». Старший Войтыла произнес на прощание: «Не все поляки – антисемиты. Ты знаешь, что я другой».

В 1938 году отец Клюгера – председатель еврейской общины Вадовиц – вынужден был добавить к фамилии на дверной табличке в конторе свое иудейское имя. Таковы были новые правила. В витринах особо предусмотрительные хозяева начали выставлять объявления: «Здесь христианский магазин». Некоторые одноклассники Войтылы вступили в партию эндеков. Время от времени в гимназии вспыхивали драки на межнациональной почве. Как-то раз на Рыночной площади группа молодчиков устроила пикет перед еврейскими магазинами, выкрикивая, что экономический бойкот иудеев – это и есть настоящий патриотизм. На следующий день возмущенный этим учитель истории Ян Гебхард, демонстративный социалист[42], выступил перед одноклассниками Войтылы и зачитал воззвание Мицкевича, написанное в 1848 году. В этом воззвании поэт обрисовал, как по его мнению должна выглядеть независимая Польша, и в десятом пункте оговорил положение евреев: «Израилю, старшему Брату, – уважение, братство, помощь на пути к его вечному и земному счастью, равные со всеми права».

Внесло свою лепту в усиление антисемитизма и католическое духовенство. Например, открыто юдофобскую позицию занимал варшавский митрополит Александр Каковский, видевший в евреях источник всех «подрывных» общественно-политических течений в Польше (от коммунизма до масонства). Не чужд этой точки зрения был и глава римско-католической церкви в Польше кардинал Август Хлёнд, который в пастырском послании от 29 февраля 1936 года напрямую увязал коммунистическую пропаганду с деятельностью евреев (впрочем, оговорившись, что «не все евреи такие»). В период наступления Красной армии на Варшаву в июле 1920 года польский епископат обратился с воззванием к соотечественникам, указав, что во главе коммунистов стоят евреи, «у которых в крови ненависть к христианству». Среди массы польского духовенства не было сомнений также и в подлинности «Протоколов сионских мудрецов», которые нередко приводились в качестве доказательства зловредной сущности всех евреев[43]. Немалая часть ксендзов и епископов оказывала поддержку эндекам, особенно в регионах со значительным непольским населением (на тех же кресах, к примеру).