Книга Его птичка - Любовь Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И совсем я не влюбилась, — пробурчала я, сама себе не веря. — Приятно познакомиться.
За стакан воды сейчас можно было бы и убить. И очевидно, что судьба, не желая смерти ближним, подарила мне прохладную воду. Бутылку протягивала ей девушка с короткой стрижкой.
— Я Катя. Твой пакет у кровати стоит, принесли недавно, — кивнула она куда-то вниз, — но воды там вроде нет, так что бери мою.
Я уже не слышала её. Весь мир сосредоточился на прозрачных каплях, стекавших по запотевшей бутылке. Дрожащие пальцы открутили пробку. Еще секунда и к пересохшим губам коснулась поцелуем леденящая прохлада влаги.
Волшебно.
Я жадно поглощала прохладную, невероятно вкусную жидкость и ощущала, как та проносится внутри, словно потоки воды по высушенным руслам. От удовольствия глаза сами собой прикрылись. Только напившись, я ощутила, что действительно проснулась от тягостного послеоперационного сна. Теперь я оживала.
Нет ничего вкуснее воды: с утра, чтобы запустить обмен веществ, перед едой, чтобы съесть поменьше. Особенно сладостен вкус жизни после тренировки, когда тело ломит и болит, когда оно покрыто испариной, а в горле стоит, вот точно такой же ком.
— Спасибо, — голос вернулся в норму. — Это восхитительно.
Наверное, мой довольный вздох был слишком громким, потому что соседки тут же рассмеялись. Искреннее и беззлобно.
А я со счастливой улыбкой вернула бутылку хозяйке и, наконец, осмотрелась.
Небольшая палата была выкрашена в ненавязчивый голубой цвет, три белые узкие кровати стояли в ряд, возле каждой располагалась тумбочка, а в самом углу помещения была раковина с квадратным зеркалом.
Я села чуть повыше и ощутила дискомфорт в правом боку. Отогнув край простыни, которой была заботливо укрыта, я задрала больничную сорочку, оголяя бедро, лобок и часть живота.
— Мне тоже переодеться надо? — поинтересовалась я, бросив взгляд на разношерстную одежду соседок. Одна была в видавшем виде голубом халате, в мелкую розочку, а другая в пижаме, под стать олимпийским спортивным костюмам.
— Да, это операционная сорочка, — подтвердила Катя и вернула все свое внимание книге, которую читала все это время. Судя по толщине, очередной фэнтезийный роман.
Я посмотрела на широкий пластырь, с розоватым пятном крови. Он был наклеен ровно на половине плоского живота, задевая тазобедренную косточку и закрывая половину пупка.
Интересно же, что там.
Я ногтем попыталась подковырнуть липкий краешек, и потянуть, но ощутив, болезненность в области шрама, оставила эту затею.
— Не торопись, сделают сегодня перевязку, тогда и глянешь, — не отрываясь от вязания, посоветовала Надежда. Заметив мой взгляд, она улыбнулась. — Это для моего внука Коленьки. Он обожает все красное.
Я приподнялась на локтях, чувствуя, как затекли мышцы всего тела. Сделав усилие, я выпрямила спину, расправила плечи и стала разминать шею. Выполняя стандартный комплекс упражнений, я про себя проговаривала его: «По кругу — в одну сторону, потом в другую».
— А где здесь можно переодеться? — спросила я уже вслух.
— В душевой, напротив палаты, но ты бы далеко не уходила, здесь переоденься, скоро тебя позвать должны, — в который раз напутствовала «нянечка.
Наверное, не стоило даже в мыслях её так называть. Если я проговорюсь, то женщина может и обидеться. А еще неизвестно, сколько нам дней провести в одной палате.
Подняв руки к волосам, я в ужасе охнула, привлекая к себе внимание.
— Что-то заболело? — участливо спросила Катя.
— Только чувство прекрасного, — прохныкала я и краем глаза заметила скептические усмешки женщин.
Но меня сейчас больше волновали свои, сбитые в клок волосы, ибо я привыкла к безупречности своей внешности. Понимая, что с этим справится только бальзам-ополаскиватель, и расчёской туда даже не стоит лезть я оставила в покое голову и наклонилась посмотреть на пакет. Рядом стояла сумка, с которой я выходила из дому. Меня посетило ощущение, что все это случилось не со мной. Такие резкие изменения даже пугали.
За один день может произойти все что угодно: человек может измениться, мир вокруг него может измениться, а может, и ничего не случится, но это не про меня. Еще с утра я планировала провести весь день в репетиционном зале, а вечером выполнить реферат по хореографическим спектаклям девятнадцатого века, а теперь лежу в больнице, не зная, как смогу прожить неделю или больше без движения и музыки.
Я, совершенно погруженная в себя, спустила босые ноги на холодный кафель и вдруг вздрогнула, когда услышала вскрик.
— Ого! Это что с тобой такое? — ужаснувшись, воскликнула Катя, внимательно рассматривая мои непривлекательные пальцы.
Наверное, во всём должна быть гармония. Если природа наделила меня привлекательностью и способностями к балету, то она должна была чего-то и лишить. Отца, красоты ступней, друзей, отношений, с которыми никогда не складывалось.
— Точно, балерина. А я думала, ты сочиняешь.
Я хмыкнула и сразу потянулась к пакету, чтобы достать носки и скрыть уродство. Если девушка в открытых босоножках говорит вам, что она балерина — врёт. У профессиональных танцовщиц пальцы ног всегда чем-то прикрыты.
Я выругалась, когда попыталась разобрать бардак в пакете.
Его явно собирал Марк. Только у него есть привычка всё запихивать.
С облегчённым вздохом я все-таки нашла носки, завёрнутые в пижаму.
— Значит, ты и правда балерина? Вот же здорово. Многие мечтают, а тебе вон как повезло.
— Ну да.
Бессмысленный ответ, не отображающий и доли тех чувств, что бушевали во мне.
Повезло? Повезло?! Кричала я про себя от возмущения.
Можно ли назвать удачей ежедневные тренировки, недосып, недоедание и слёзы безысходности, если кто-то оказался лучше тебя на городских соревнованиях. И нет, я не жаловалась. Это всё приближало меня к цели, пусть и медленно, как на пуантах, но верно, как движение поезда по рельсам, у которого нет права свернуть не туда.
Я уселась на кровати и достала из сумки старенький айфон. Посмотрев на пропущенные от матери и Веселова, я лишь пожала плечами. Это было ожидаемо, а вот беспокойство Валентины Марковны было удивительным и приятным. Всё-таки чудесная женщина. Строгая и требовательная к своим студентам, но мне это только импонировало.
Поговорив с матерью, я стала набирать Артура, но он меня опередил:
— Привет, Анют. Ты ещё жива?
— Живее всех живых, а ты уже сделал батман фондю с Таней? — спросила я с ехидцей в голосе и как будто бы недовольно, но он-то знает, что это проявление ревности не к новой партнерше.
