Книга Стильная жизнь - Анна Берсенева

Аля смотрела на эти записи, и что-то странное происходило с нею – она сама не могла понять, что же с нею происходит… А понять ей почему-то было необходимо, хотя чувства, вдруг поднявшиеся в ее душе, были нерадостны.

Но как раз в эту минуту в трубке наконец раздался голос Владлена Игоревича, и, тряхнув головой, Аля постаралась развеять странные свои чувства.

Когда она вышла из Наташиного подъезда, на улице уже сгустилась та ранняя ноябрьская темнота, которая почему-то всегда кажется тревожной. Аля подумала было, что вся ее тревога как раз и связана только с этой темнотой, и даже постаралась представить свой дом – уютный, спокойный, уничтожающий любую тревогу одним своим существованием…

Но тревога не проходила, и Аля брела в мокрой осенней темноте вдоль длинного семнадцатиэтажного дома и не знала даже, хочет ли оказаться сейчас в знакомом тепле и уюте.

Она не заметила, как дошла до последнего подъезда. Дальше, через дорогу, темнел овраг, вдоль него лепились гаражи-»ракушки». Аля оглянулась, не зная, куда идти дальше.

«Да что же это со мной? – подумала она почти с испугом. – Что такого произошло за какие-нибудь полчаса? Я пришла к Наташке, позвонила Владлену… Ведь ничего особенного!»

В торцевых окнах первого этажа горел свет, над дверью в полуподвал призывно светилась надпись: «Кафе «Зодиак». Делать все равно было нечего и размышлять бог весть о чем, стоя на пронизывающем ветру, тоже было не слишком приятно.

Аля спустилась по бетонным ступенькам и толкнула дверь в кафе.

Наверное, этот «Зодиак» открылся совсем недавно, иначе она знала бы о его существовании, хоть Нелька сказала бы. Это было простое маленькое кафе – такое же, как во многих новых домах спальных районов: без особенных изысков, но по крайней мере без пудовых деревянных панелей на стенах, на которых прежде обязательно были бы изображены три медведя или Царевна-Лягушка со стрелой.

И столы здесь были вполне современные – круглые, глянцево-черные, с блестящими металлическими ножками, – а не те, из прежних кафе, массивностью своей напоминавшие могильные плиты.

В будний день людей в кафе было немного, да и немногочисленные посетители были как-то незаметны в приглушенном свете. «Битлз» тихо напевали о желтой подводной лодке, подмигивали лампочки за спиной у бармена, подмигивали со стены двенадцать знаков Зодиака – Козерог, Весы, Водолей…

И Аля вдруг обрадовалась, что заглянула сюда! Наверное, это и было то самое, чего ей хотелось именно сейчас: не шумная дискотека, но и не домашний уют. Что-то самое обыкновенное, ни на минуту не отвлекающее от собственной души…

Аля взяла у стойки двести граммов «Монастырской избы» и, пока молодой симпатичный бармен варил кофе, присела со своим бокалом за столик в углу.

Чувство, с которым она вышла из Наташиной квартиры и брела вдоль длинного желто-белого дома, вернулось снова. Но теперь оно перестало быть таким тревожным и лишь слегка будоражило душу, как голоса, поющие о желтой субмарине. Но оно было, никуда не делось, и Аля словно прислушивалась к себе, пытаясь понять…

– Девушка, кофе ваш готов, возьмите! – услышала она и вздрогнула, как будто бармен произнес что-то неожиданное. – Или ладно, сидите, я принесу.

Его голос на мгновение вырвался из общего негромкого гула и невольно показался подсказкой.

«Просто я увидела все, как в зеркале, – поняла Аля. – Ну конечно, все повторилось всего за несколько часов! Парень с девушкой одни в пустой квартире – сначала я с Максом, потом Наташка со своим Сережей. И даже одинаковые квартиры, и один на всех ноябрьский день… И значит, все это может быть моей жизнью? Вот я вышла замуж за Макса, и мы купили стенку, или даже не стенку – все равно, какую-нибудь мебель, холодильник, что ли. И этот листок с хозяйственными подсчетами… Ну, допустим, я не стала бы записывать, кто заплатил за макароны, и он бы, пожалуй, не стал. Но все равно… Господи, какая скука!

Но ведь все так живут, – пыталась убедить себя Аля. – И Смирновы еще очень хорошо живут… У Инны Путренок, другой ученицы, вообще отец пьет, и невозможно смотреть, как ее мать стыдится даже перед девчонкой-учительницей. А еще невозможнее – когда уже и стыдиться перестает и просто пытается уложить его пораньше, чтобы отвязаться наконец от него и телевизор посмотреть спокойно. И это еще не самое худшее: он хотя бы не гоняется за ней с ножом…

Что будет, если я не поступлю в ГИТИС в следующем году? – с ужасом подумала она. – Вообще не поступлю – окажется, например, что я совершенно бездарна? Вот так вот я и буду жить?..»

Она торопливо глотнула кофе, как будто хотела, чтобы горячий напиток обжег горло.

«Не может этого быть! Я же знаю, что не может, теперь уже точно знаю…»

Аля действительно знала – во всяком случае, ей необходимо было точно знать. Иначе могло повториться то, что происходило с нею в начале этого лета – из-за чего она потеряла год, даже не попытавшись поступать в ГИТИС.

…В том, что она будет актрисой, Аля была уверена лет с пяти – с тех пор как узнала, что люди кем-то становятся, когда вырастают большие. А раз надо кем-то быть, то есть что-то делать – значит, она будет изображать жизнь, которой не бывает.

Ничего увлекательнее этого занятия Аля просто не могла себе представить.

Быть актрисой значило надевать каждый вечер наряды, в каких не ходят по улицам, и ходить в этих нарядах так, как не ходят по улицам. И произносить какие-то необыкновенные слова, которых не услышишь ни дома, ни в школе. Или даже произносить обыкновенные слова, но так, как их никто не произносит.

Аля просто извела маму своими фантазиями! Ей было совершенно все равно, что надевать в обычной, повседневной жизни, ее не привлекали ни новые туфельки, ни импортные платья. Но эти необыкновенные наряды… Без них Аля жить не могла, хотя надевать их было некуда и никакой практической необходимости в них не было. Разве что на новогодний утренник, так ведь он раз в году бывает.

А длинные платья в золотых блестках нужны были не раз в году. Они нужны были всегда. Чтобы не прерывалась та жизнь, которой не бывает, но которая только и была для маленькой Али настоящей жизнью.

В этой жизни она была, например, королевой – значит, срочно требовалась настоящая корона.

– Но ведь у тебя уже есть, Алечка, – пытался уговорить ее папа. – Тебе же тетя Катя подарила на день рождения корону, чем она плоха?

– Но это же для принцессы корона! – чуть не плакала Аля. – А королева – это же совсем другое. У нее совсем другой характер, и ей совсем другая корона нужна!

Нельзя сказать, что все это было чистым капризом, а наряды нужны были Але только для того, чтобы повертеться в них перед зеркалом.

Она с нетерпением ждала лета, потому что летом наконец наступала та самая жизнь, которой не бывает. Ну, или почти та самая.

На все лето Алина семья перебиралась на дачу в поселок Семхоз, неподалеку от Сергиева Посада. То есть это Аля перебиралась на все лето. Потому что родители по очереди брали отпуск, да еще приезжала из Белой Церкви тетя Катя – и таким образом все Алино лето проходило на даче. Она даже на море ездила неохотно, когда, примерно раз в два года, отец брал у себя в «Гипродоре» путевки в ялтинский дом отдыха.