Книга Девятьсот восемьдесят восьмой - Роман Казимирский

Ведагор не был первым. Более того, он не входил даже в первую десятку. Однако по странному стечению обстоятельств ему удалось стать едва ли не лучшим вместилищем для тайных знаний, которыми он воспользовался по собственному разумению. С каждым годом расширяя свои горизонты, он постепенно возвышался над остальными, пока, наконец, не стал самым выдающимся из волхвов. Избавившись от необходимости отчитываться перед своими недавними наставниками, жрец принялся выстраивать ту реальность, которая казалась ему единственно верной. И, возможно, все закончилось бы его безоговорочной победой, если бы не досадный промах, который он совершил. Этом промахом стал Марсель. До поры до времени он полностью соответствовал ожиданиям Ведагора, который, подобно кукольнику, то и дело дергал за нужные веревочки, манипулируя своим подопечным, но в один прекрасный момент что-то пошло не так. Возможно, дело было в пресловутой свободе выбора, которым воспользовался Баламошка — и с тех пор все пошло наперекосяк. Владимир вспомнил о своих амбициях великого полководца, Лада начала сомневаться в словах учителя, который и сам стал совершать одну ошибку за другой. И вот к чему все это привело — тот, кто должен был исполнить свою роль и навсегда исчезнуть, растворившись в котле переписанной истории, сам стал представлять огромную силу, и с ней теперь приходилось считаться.

Марсель видел, что случилось с Ладой, и теперь ему было понятно, почему не удалось связаться с ней — девушка была заперта в собственном подсознании и мало чем могла помочь ему. Хорошо еще, что жрец не причинил вреда друзьям Баламошки — возможно, он просто не посчитал их достойными внимания. Однако, вспомнив об этой части своей жизни, ученый нахмурился: что бы он сделал на месте Ведагора? Ведь если волхв поймет, что больше не может управлять им, то, скорее всего, постарается найти рычаги давления. Курьян, Михайло, Муса, Маруся — все они были дороги Марселю, и он с ужасом представил себе, что может стать причиной их гибели. Не оставляя себе времени на сомнения, мужчина поднялся на ноги и, круто развернувшись, быстрым шагом пошел в направлении Триполья. Прикидывая в уме время, которое должно уйти на дорогу, он с сожалением подумал о том, что многое отдал бы за велосипед. Впрочем, даже раздолбанная повозка с парой лошадей оказалась бы очень кстати. Интересно, как Ведагор умудрялся так быстро перемещаться в пространстве? Может быть, и он может так же? Остановившись на несколько секунд, ученый постарался решить эту проблему, но, не имея практических навыков, вскоре был вынужден признаться себе в том, что понятия не имеет, как это сделать, и продолжил свой путь. Несмотря на страх, который подгонял его, Марсель все еще надеялся на то, что жрец был не таким плохим, как он о нем думал. Хотя слова «хороший» или «плохой» не отражали всю глубину личности его противника. Скорее, речь шла о человечности или ее полном отсутствии. Так, беседуя с собой, чтобы не погружаться в сплошной негатив, ученый медленно, но верно приближался к селищу, успевшему стать для него родным.

Если бы Лада увидела своего учителя, то решила бы, что тот сошел с ума. Обычно степенный старец бегал по своей комнате, бормоча проклятья и размахивая руками. Он то останавливался, замирая на месте и обдумывая какую-то мысль, то возобновлял свои безумные метания. До своей внезапной встречи с человеком из будущего он, принимая во внимание все сказанной Ладой, тем не менее, надеялся на то, что этому лже-церковнику не удастся разобраться с той благодатью, что на него свалилась. У него даже появилась шальная мысль о том, что, возможно, его ученица что-то напутала по скудоумию, приняв желаемое за действительное. Однако теперь ему было совершенно ясно, что сбылись худшие его опасения — более того, он в очередной раз дал маху и не смог вовремя закрыться. Теперь ему оставалось только гадать, сколько его тайн успел освоить ученый.

— Может быть, зря ты так переживаешь? — обратился было волхв к себе, но тут же отмахнулся.

Действительно, сколько можно было спотыкаться на одном и том же месте? Слишком часто за последнее время он недооценивал своего противника, и вот к чему это привело. Нужно было избавиться от него еще тогда, когда у него была такая возможность, а не играть в добрячка. Что же делать?

Несмотря на то, что думал о нем Марсель, жрец верил в собственную светлую сторону — он на самом деле многое бы отдал за то, чтобы обойтись без кровопролития, и то, что периодически ему приходилось принимать трудные решения, казалось Ведагору вынужденной мерой. Он искренне желал добра своему народу и не мог понять, почему Лада, его верная ученица, усомнилась в его благих намерениях. Разве мало он сделал для Руси? Он был далек от того, чтобы обвинять Марселя в злонамеренности, объясняя все его поступки обычной человеческой глупостью и ограниченностью. Человек из будущего просто не мог понять причин, заставивших жречество взять судьбу в свои руки. Правда, его смущал тот факт, что в дальнейшем члены Совета, судя по всему, откажутся от прежних убеждений и примут сторону недавних врагов. Но, подумав, старец пришел к выводу, что это было всего лишь проявлением слабости. Даже если ему предстояло погибнуть в этом котле, он будет биться до последнего. И не позволит остальным свернуть с намеченного пути.

Придя к такому суровому выводу, Ведагор принял единственно верное, как ему показалось, решению и, в последний раз взглянув на мирно спящую Ладу, поразился безмятежному выражению ее лица. Создавалось такое впечатление, будто она знала что-то такое, что было скрыто от него. Но это было лишь мимолетное чувство, и уже в следующее мгновение старец, решительно сдвинув брови, вышел из помещения и, оказавшись на свежем воздухе, вздохнул полной грудью. Сила природы в очередной раз наполнила его уверенностью в том, что его дело было правым.

Меланья на подсознательном уровне чувствовала, что нужно было срочно уходить из Триполья. Несмотря на теплый прием, который оказал им Михайло, особенно после того как Курьян поведал ему обо всех их злоключеньях, она снова и снова старалась убедить Мусу продолжить прерванный путь. Однако мавр словно не слышал ее. Впервые предоставленный самому себе, он вдруг ощутил вкус к жизни и теперь всерьез подумывал о том, чтобы вообще не возвращаться домой, где его, как он говорил, никто не ждал.

— Пойми, — объяснял он, старательно подбирая слова, — там мрак. Душа в темноте, понимаешь? Здесь светло, дышать легко. Зачем ехать?

— Светло, да не шибко, — возражала женщина, понимая, что любимый не понимает ее. — Я чувствую опасность, которая приближается. Если не уедем, быть беде.

— Смогу защитить, — усмехнулся Муса в ответ на очередной довод знахарки, похлопывая себя по поясу, на которой болталась грозная изогнутая сабля. — Друзья верные рядом.

Друзьями мавр теперь называл своих недавних подчиненных, которые продолжали повсюду таскаться за своим бывшим начальником, хотя он уже неоднократно говорил им о том, что они больше не обязаны подчиняться ему. Однако воины, судя по всему, также не горели желанием возвращаться на родину и поэтому предпочли сохранить прежний статус. Муса не возражал.

— Эй, черненький, — окликнул его Курьян, который, вернувшись в родные края, быстро восстановился после трудного путешествия, и теперь целыми днями изводил его весьма навязчивыми изъявлениями дружеского расположения. — Может, в баньку сходим, а? У меня медовуха есть отменная! Что ты за своей бабой ходишь, как хвост? То она за тобой, то ты за ней. Уймись уже, никто у тебя ее не отнимет. Пойдем посидим, поболтаем.