Книга Вкус любви - Люси Монро

— Что произошло?

— Я пришла в субботу в его офис посмотреть, там ли он. Это было совершенно случайно. По субботам он обычно играл в гольф, но его мобильный не отвечал. Мне что-то понадобилось. Я даже не помню, что это было, но я помню то, что увидела. — От мысли об этом ее все еще тошнило. Так это было отвратительно.

— Он был с другой женщиной?

Она вспомнила, что Джилл сказала почти то же самое.

— Да, но они были не одни.

— С ним были две женщины? — с отвращением спросил Саймон.

Ранило бы это меньше? Может быть. Если бы она не знала этих женщин.

— Хуже.

— Как это?

— Я обнаружила, что мой муж — бисексуал.

— Он был с женщиной и с мужчиной?

— Да. Он целый год не прикасался ко мне, а тут их с ним было двое. Они тяжело дышали, стонали, потели… и запах, как будто они уже давно этим занимались. Они даже не заметили меня, так забыли о реальности в своей похоти. Я ушла. Когда я объявила Лансу, что хочу развестись, я не сказала ему, что я видела, просто что знаю о его изменах.

Ее передернуло от пережитого страдания.

— Он даже не попытался отрицать. Он сказал, что это моя вина, что ему пришлось искать сексуального удовлетворения на стороне. Что для него я недостаточно хороша как женщина. Он был в ярости на меня зато, что я настаивала на разводе. Ты знаешь, что ему хватило наглости предложить мне посоветоваться с юристом?

Жестокость на лице Саймона сменилась выражением такой нежности, что она чуть не разрыдалась.

— Ах, малышка. — Он прижал ее к своей груди. — Мне так жаль. Вот ублюдок. Если бы я знал все это раньше, я бы не позволил привезти его на мою яхту.

Она знала, что он говорит правду. Саймон в отличие от Эрика мог и пренебречь нормами корректного поведения.

Он сжал ее крепче, и невероятно, ее тело отозвалось на это давление.

— Тебе повезло, что ты не заразилась какой-нибудь болезнью.

— Знаю. — Она потерлась щекой о его черную шелковую рубашку. — В понедельник, после того как я обнаружила его в офисе, я пошла к доктору и потребовала сделать все возможные анализы. Это было унизительно, но я не могла жить в неуверенности. — В объятиях Саймона воспоминания казались уже не такими болезненными, как раньше. — Кто знает, насколько хорошо он предохранялся в своих извращенных сексуальных играх?

— Учитывая его эгоистичную самонадеянность, это чертовски хороший вопрос. — Жар, исходящий от Саймона, обволакивал ее, словно одеяло. — Я хочу сделать ему больно. — Он произнес это с такой яростью, что Аманда вздрогнула.

— Не надо. Пожалуйста, забудь об этом. Все кончено, и теперь я действительно благодарна, что он считал меня такой сексуально отталкивающей.

Несколько минут Саймон просто стоял и молча гладил ее по спине. Мысли о браке с Лансом переносились в мусоросжигательную печь ее мозга и сгорали в огне, разожженном нежными прикосновениями Саймона.

Порывы холодного ветра не могли охладить горячее, как лава, желание, пылающее в ней.

Она едва заметно придвинулась к нему, и он прерывисто вздохнул.

— Ты заводишь меня без всяких усилий, — произнес он голосом, от которого у нее внутри все превращалось в жидкий мед.

Глава 18

Она не сомневалась в нем.

Доказательство упиралось в ее живот.

— Я рада. Очень рада.

— Не могу поверить, что твоя семья так разозлилась из-за развода с этим ублюдком! — воскликнул Саймон.

Ей не хотелось больше думать об этом, но образ мужчины, с которым был Ланс, маячил перед ней, как привидение.

— Мои родители любили моего брата. Меня они даже не терпели.

— И что?

— Мужчина, который входил в этот непристойный menageatrois, был моим братом. — Она никогда никому не говорила об этом, даже Джиллиан.

Ее родителям было все равно, когда она перестала ходить на семейные торжества. Ее никогда не вынуждали объяснять, почему она не может находиться в одной комнате со своим братом. Они все были слишком заняты, понося ее за развод с таким в высшей степени успешным человеком, обладающим такими ценными для их бизнеса в недвижимости связями. Теперь она понимала, что брат подсунул ее Лан-су, чтобы прикрыть свою собственную бисексуальность. Особенность, которую не очень хорошо принимают в деловых сообществах, даже в южной Калифорнии.

Саймон сказал что-то, от чего у нее запылали уши.

Она подняла голову, чтобы улыбнуться ему, боль от предательства тонула в наслаждении, которое она испытывала в обществе Саймона.

— Ты питаешь мои мысли.

Он подхватил ее на руки без всякого предупреждения, вид его при этом был довольно свирепый.

— Мы разыгрываем очередную фантазию? Ты сейчас капер-грабитель?

— Каперы не считались грабителями. Грабили пираты.

Она прильнула к нему.

— Ты изображаешь пирата или просто пещерного человека… опять?

Он остановился и посмотрел па нее, цвет его глаз в эту секунду напоминал расплавленное серебро.

— А пираты похищают принцесс?

К ее горлу подступил комок. Он говорил самые удивительные вещи. Она ослепительно улыбнулась ему, несмотря на влагу в глазах, которую не могла скрыть.

— Ну, это как сказать.

— От чего это зависит? — Он продолжил идти, неся ее по короткому коридору, ведущему к каютам.

— От того, что пираты делают с принцессами.

— Набрасываются на них и доставляют им удовольствие.

— В таком случае я могу говорить с уверенностью. Пираты — самые лучшие похитители принцесс.

— Тогда я пират, потому что ты, Аманда, определенно моя принцесса.

Она не позволила бы себе поверить, что он говорит все это всерьез. Но даже если и так, все равно слова глубоко тронули ее.

— Ты очень привлекательный пират. Мне нравится, что у тебя целы оба глаза и нет крюка.

Он расхохотался, наклоняясь, чтобы открыть дверь.

— К концу ночи ты будешь благодарна и за обе руки.

— Неужели? — поддразнила она, зная, что он прав, но для этого не понадобится целая ночь. Она была благодарна уже сейчас за предвкушение того, что он будет делать этими руками, с жаром обнимавшими ее.

Саймон внес ее в каюту. Она оказалась больше, чем ожидала Аманда, с изготовленной на заказ кроватью, занимающей почти все пространство. Он бросил ее на постель в волне красного шелка. Она приземлилась так, что из-под задравшейся юбки показался верх одного чулка.

— Думаю, тебе лучше снять платье, пленница. — Слова были робкими. Тон — нет.