Книга Константинополь. Последняя осада. 1453 - Роджер Кроули

Экипажи итальянских кораблей пребывали в нерешительности. Они слышали отчаянный звон церковных колоколов, замолкший ранним утром, и визг, разнесшийся над водой, когда османские моряки причалили к берегу и начали штурмовать стены у Золотого Рога. Глазам венецианцев предстало душераздирающее зрелище — жители Города молили капитанов подвести свои суда к берегу или тонули, пытаясь доплыть до кораблей, но подходить к берегу было слишком рискованно. Не говоря уже об очевидной опасности попасть в плен к врагам, наплыв отчаявшихся людей у кромки воды мог угрожать безопасности судов. К тому же немало матросов с итальянских галер отправились защищать стены, и на кораблях не хватало людей. Однако поведение османских моряков, покинувших свои корабли для участия в грабеже, оказалось большой удачей и хотя бы на короткое время дало возможность ускользнуть. Галерному флоту необходимо было действовать решительно, пока на судах турок не восстановилась дисциплина.

Ощущение неопределенности возникло и в Галате. Когда стало очевидно, что Город взят, население охватила паника. «Я всегда знал, что если Константинополь падет, то и это место будет потеряно», — писал впоследствии подеста Анджел о Ломеллино. Вопрос был в том, как реагировать на происшедшее. Отношение Мехмеда к генуэзцам, которых он считал виновными в сотрудничестве с защитниками Города, было неопределенным. Большинство боеспособных мужчин действительно сражались на той стороне бухты, включая племянника самого подеста. В самой Галате осталось только шестьсот человек. Многих охватило искушение немедленно покинуть ее. Немало людей взошло на борт генуэзского корабля, намереваясь уплыть отсюда, бросив свои дома и имущество. Другое судно, везшее в основном женщин, захватили турки, но Ломеллино решил подать пример и продемонстрировал твердость. Подеста понял: если он покинет Галату, город неизбежно будет разграблен.

Пока остальные пребывали в сомнениях, капитан венецианского флота Алевиз Дьедо в сопровождении своего оружейника и врача Николо Барбаро сошел на берег, чтобы посоветоваться с подеста по поводу дальнейших действий: нужно ли венецианским и генуэзским кораблям совместно выступить против турок, открыто начав тем самым войну между итальянскими республиками и султаном, или им следует уйти? Ломеллино умолял их подождать, пока он отправит посла к Мехмеду, но венецианские капитаны опасались дальнейших задержек. Они подбирали уцелевших, которые сумели доплыть до кораблей из захваченного Города, пока позволяло время, и не могли больше ждать из-за трудностей, связанных с подготовкой кораблей к выходу в море. Дьедо и его товарищи в Галате могли видеть галеры, готовившиеся отчалить, и побежали по улицам, рассчитывая взойти на свои суда, когда их экипажи, к своему ужасу, увидели — Ломеллино запер ворота, стремясь воспрепятствовать их отплытию. «Мы попали в ужасное положение, — писал Николо Барбаро. — Нас заперли в их городе, галеры неожиданно начали поднимать паруса, расправлять их и втягивать весла, готовые отплыть без своих капитанов». Они видели, что их корабли собираются отчалить, и стало понятно — Мехмед будет не слишком любезен с капитанами вражеского флота. В отчаянии они умоляли подеста позволить им уйти. В конце концов он разрешил открыть ворота. Капитаны как раз вовремя успели выйти к воде и вернуться на свои суда.

Галеры медленно двигались к цепи, до сих пор перегораживавшей выход из гавани. Два человека спрыгнули в воду с топорами и рубили деревянные поплавки, пока цепь не поддалась. Один за другим корабли вырывались в Босфор, в то время как османские командиры наблюдали за происходящим в бессильной ярости. Флотилия обогнула мыс Галата и расположилась в оставленной теперь турецкой гавани в Диколоне. Там моряки задержались, надеясь взять на борт товарищей по команде и прочих выживших, но к полудню выяснилось — остальные убиты или попали в плен и дольше ждать невозможно. Второй раз фортуна улыбнулась христианской эскадре. Южный ветер, так услужливо несший генуэзские корабли к проливам в конце апреля, теперь дул с севера с силой в двенадцать узлов. Если бы не эта удача, признавал Барбаро, «все мы попали бы в плен».

Итак, «с помощью Господа Бога мессер Алевиз Дьедо, капитан флота Таны, вышел в море на своей галере», и с ним маленькая флотилия из парусных и гребных судов из Венеции и Крита. Команда одной из больших трапезундских галер, лишившаяся ста шестидесяти четырех человек, с трудом управлялась с парусами, но, поскольку им никто не мешал, они достигли Мраморного моря, проплыли мимо трупов христиан и мусульман, качавшихся в воде, «словно дыни в канале», и взяли курс на Дарданеллы. Ими владели смешанные чувства — понимание того, как сильно им повезло, и сожаление о погибших товарищах, «из которых одни утонули, другие погибли при обстрелах или были убиты в бою каким-либо иным образом», включая и самого Тревизано. На кораблях плыло четыреста человек, спасшихся в последние часы хаоса, а также и неожиданно большое число византийских вельмож, поднявшихся на борт еще до того, как Константинополь пал. Таким образом, в море вышли семь генуэзских кораблей, в том числе и галера, везущая раненого Джустиниани. Как раз в тот момент, когда они сделали это, Хамза-бей сумел перегруппировать османский флот, ворвавшийся в бухту Золотой Рог и захвативший пятнадцать судов, принадлежавших императору, а также Анконе и Генуе — они все еще оставались здесь, некоторые из них были переполнены людьми, намеревавшимися спастись морем. Другая толпа несчастных стояла у самой воды, стеная и обращая мольбы к уплывавшим галерам. Турецкие матросы просто окружили их и загнали на свои корабли.

От стен, прикрывающих Константинополь с суши, до его центра — три мили. На рассвете отряды решительно настроенных янычар прокладывали себе путь по центральной улице, направляясь от ворот Святого Романа к храму Святой Софии. В соответствии с легендой о Красном Яблоке в османском лагере было широко распространено убеждение, что в тайниках Софийского собора, чьи контуры турки так хорошо видели в течение долгих недель бесплодной осады, хранятся огромные богатства — золото, серебро, драгоценные камни. Янычары с грохотом шли по опустевшим площадям и пустынным улицам — мимо Форума Быка и Форума Феодосия, вниз по Месе — центральной улице, ведущей в сердце Константинополя. Другие направились через ворота Харисия дальше на север, мимо собора Святых Апостолов, оставшегося неразграбленным: по-видимому, Мехмед расположил здесь гвардию, стремясь не допустить бесконтрольного разорения памятников Города. Эта мера не встретила особого сопротивления. Когда турки достигли Форума Константина, где основатель византийской столицы взирал на нее со своей колонны, ангел с огненным мечом не остановил их. Тем временем моряки со стороны Золотого Рога и Мраморного моря хлынули в Константинополь через рынки и церкви, находившиеся на оконечности полуострова. В семь часов утра обе группы достигли центра Города и рассыпались по Августеону. Здесь находилось огромное число памятников, напоминавших о блеске Византийской империи, — конная статуя Юстиниана, обращенная на восток, милиарий — столб, от которого велся отсчет расстояний во все концы империи. Далее с одной стороны располагался Ипподром и кое-что из того, что награбил в свое время сам Константин Великий — предметы, связывавшие Город с давними временами: странная трехглавая витая колонна из храма Аполлона в Дельфах, памятник в честь победы греков над персами при Платеях в 479 г. до н. э., и еще более древняя египетская колонна фараона Тутмоса III. На ее полированной гранитной поверхности прекрасно сохранились иероглифы. Им сравнялось три тысячи лет, когда турецкие солдаты впервые увидели их. На другой стороне стоял сам собор Святой Софии, великий храм, возносившийся «до самого неба».