Книга Сарацины. От древнейших времен до падения Багдада - Артур Джилман

Царствие Мотасима продолжалось восемь лет и восемь месяцев. Он оставил восемь сыновей, восемь дочерей и восемь тысяч рабов; восемь миллионов динар и восемьдесят миллионов дирхемов, и потому он снискал посмертное прозвище «Октав». При нем дала о себе знать слабость, которой еще предстояло в будущем принести свои ужасные плоды. Во время предыдущего царствования вместо арабов в таможнях стали работать турки, но Мотасим ввел турок в Тайный совет, чем немало способствовал повышению их политического влияния.

Следующий халиф — Ватек, старший сын Мотасима, вступил в должность в 842 году, и прежде всего выпустил указ, закрепивший мнение Мамуна о природе Корана, тем самым продолжив войну против собственных подданных. Самоубийственный результат этой неуступчивости халифов вскоре проявился во время войн с европейскими державами. Вышло так, что после нападения на греков, происходил обмен пленными, однако Ватек приказал, чтобы солдаты, не подчинившиеся указу о Коране, остались в руках врага. Тем самым он резко сократил численность своей армии и ослабил боевой дух тех, кто оставался в его рядах. Подобные действия привели к тому, что сарацины не одержали победу, и халиф, сильно этим раздосадованный, в 847 году умер. Он не обладал возвышенным характером своего отца, тем не менее, он подражал ему, поощряя литературу и свободные искусства, и даже, говорили, превзошел его величественностью внешнего облика. Он взял Мекку и Медину под свое особое попечение, и все царство так благоденствовало, что нищета совсем ушла в прошлое. Ватек, как и Мамун, проявлял милость к Алидам. Он преследовал христиан и мусульман, если они не придерживались его теологических взглядов, хотя к концу своего царствования он признавался, что считает подобную политику нецелесообразной.

Рассказывают, что некий пленный сириец благородного происхождения был принят халифом для того, чтобы ответить на некоторые вопросы, и в его присутствии государственному министру были заданы вопросы о проблеме веротерпимости. Когда ему было дозврлено говорить, он спросил:

«Какие именно взгляды желаете вы утвердить? Что Коран является созданной книгой»

«Это существенно для истинной веры, несомненно?»

«Да, воистину».

«А пророк обязывает правоверных принимать эти взгляды или предоставляет им свободу выбора?»

«Он предоставляет им свободу выбора».

«Был ли вестник Аллаха знаком с этой догмой?»

«Да, он был с нею знаком».

«Скажи мне тогда, зачем желаешь ты ограничить правоверных в вопросе, в котором пророк предоставил им свободу?»

На это у министра не оказалось готового ответа, и старый учитель, обратившись к халифу, произнес:

«В Пятой суре пятый стих гласит: "Сегодня Я завершил для вас вашу религию, и закончил для вас Мою милость, и удовлетворился для вас Исламом как религией". Старец продолжал доказывать, что в вопросах веры это является навязыванием правил, не одобренных пророком, и халиф настолько глубоко проникся существом дела, что отказался от своих попыток применить нормы Аристотелевой логики к Корану. И теперь до конца его правления в этом вопросе была свобода.[101]

Умирая, Батек не оставил преемника, и его придворные иностранного происхождения, турки (к тому времени уже почти законченные мастера на ниве политики), решили еще больше укрепить свои позиции, посадив на троне брата покойного халифа, двадцатишестилетнего Мотаваккела, легковесного и недалекого и, вдобавок, склонного к скотским запоям. Он отлично понимал, что турки, надевшие ему корону, в любой момент могут ее снять, и хорошо, если не вместе с головой. Поэтому он продумал, как ему найти себе сторонников среди других слоев населения. Он издал указ, который заново утверждал нерукотворную природу Корана, угрожая санкциями тем, кто отрицает этот факт. Он собрал вокруг себя ортодоксальных теологов, надеясь, что они поставят в тупик вольнодумцев, которым в начале правления предыдущего халифа дозволялось многое. Он отрекся от всяческих симпатий к Алидам, проклял их и снес мечеть в Кербале над могилой Хусейна.[102] Он преследовал евреев и христиан, и приказал, чтобы они никогда не смели сесть на лошадь, а ездили верхом только на ослах и мулах, причем без шпор, что их жилища должны быть помечены изображениями собак и обезьян, чтобы их можно было узнать по одежде желтого цвета. Он запретил им ходить в бани, посещаемые мусульманами. Им было запрещено занимать должности в учреждениях, количество школ и мест для моления для них было ограничено, размер налогов удвоен, и даже надписи на их могилах были стерты.

Это царствование в 852 году было потревожено восстанием в Армении, которое удалось подавить только в 856 году. Мусульманским владениям в Египте в это же время грозило нападение со стороны греков, а Дамиетта была разорена и сожжена. В Малой Азии продолжались постоянные столкновения без перевеса той или иной стороны. Во время этих войн резиденция халифа была перенесена в Дамаск, вероятно, чтобы халиф мог следить за ситуацией на полях сражений. Но в конце концов он вновь обосновался в Самарре, где был возведен дворец, превосходивший по своему великолепию многие дворцы, построенные предшественниками. Находясь в нем, халиф поддерживал изящные искусства, причем до такой степени, что его царствование, как и царствование Харуна и Мамуна, называется «золотым веком». Но любому великолепию рано или поздно приходит конец, и Мотаваккел не был исключением. В ночь на двенадцатое декабря 861 года один из турецких телохранителей, способствовавший его восхождению на престол, по указу Вассифа, одного из них, убил халифа в его дворце, в присутствии сына Монтасера, который был с ними заодно. При Мотасиме численность турецких телохранителей выросла от четырех тысяч человек до семидесяти, и пропорционально численности возросло их влияние. Своей дьявольской жестокостью они напугали его так, что он покинул Багдад, — шаг, сделавший их еще более могущественными, после чего халиф сделался игрушкой в их руках. И расправились с ним они потому, что Мотаваккел попытался освободиться от их опеки.

В ночь убийства Мотаваккела его сын Монтасер был провозглашен халифом — теми самыми турками, совершившими аналогичный поступок в отношении покойного халифа. Первое, что попытался сделать молодой человек, было ограничить их чудовищную власть, о которой он имел слишком полное представление. Надеясь также смягчить последствия отцовской ненависти к Алидам, он горячо взялся за восстановление памятников на могилах Али и Хусейна. Он возобновил паломничества в Мекку, положил конец преследованиям тех, кто принимал сторону несчастных потомков пророка. Во многом все это было вызвано попытками заглушить угрызения совести в связи с тем, что он принимал участие в убийстве своего отца. Но ничто не помогало обрести покой. Он покинул дворец, где его отец жил, где он был убит, и где, не успел его труп упокоиться в могиле, сын был провозглашен правителем страны. Но ужасная меланхолия преследовала его повсюду, и даже дебоши, которые он устраивал в Самарре, не давали ему забыться, так что после пяти месяцев правления он умер — от яда, причем многие уверяли, что не без причины.