Книга Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - Венди З. Голдман

Как уже было отмечено ранее, Сагайдак совершил свою первую политическую ошибку, когда дал «губительный» для себя ответ на вопрос рабочего об «отмирании» государства при социализме. Он публично признал свою «теоретическую ошибку», и небольшой шум по этому поводу казалось, утих. Но эта обмолвка стала началом нового раунда обвинений. Позже, в том же месяце, рабочий написал анонимную статью в заводскую газету, обвиняя Сагайдака и его помощника в несчастных случаях, неработающих валках, простоях и выпуске бракованной продукции в стане холодного проката. Рабочий заявлял, что Сагайдак «запускал» машины на полную мощность до тех пор, пока моторы не сгорали, пренебрегал графиком химической обработки стали, не ремонтировал оборудование и давил на рабочих, критиковавших его руководство.

На следующий день появилась вторая статья анонимного автора, написанная в еще более зловещем тоне: «Машины сами по себе не ломаются, а бойлеры не взрываются сами по себе. В каждом случае это дело рук человека. Является ли эта рука рукой врага?» В статье подробно излагались все проблемы холодного проката, в которых обвинялся «враг Сагайдак». Рабочие отравлялись кислотными парами из травильных ванн и обжигались капающей из ведер кислотой, которую они проносили по скользкому полу цеха. Одному рабочему кислота попала в глаза. «Огорчило ли это Сагайдака? — спрашивалось в статье — Вовсе нет». Сагайдак отчитывался дутыми производственными показателями и производил некачественную сталь. Когда его на этом поймали, он, якобы, заявил: «Все врут. Обман является одним из принципов технического производства». Статья заканчивалась призывом к партийной организации: «Враг, прикрывающийся партийным билетом, должен быть разоблачен». Днем позже появилась третья статья, в которой Сагайдака резко критиковали за производство бракованной стали, которую он выдавал за качественную.

На многочасовом собрании партгруппы прокатного цеха, лица, обвинявшие Сагайдака, предъявили ему длинный список совершенных им «проступков» — и по политической линии, и связанных с производством. Перечислялись и те нарушения, о которых говорилось в заводской газете. Сагайдака обвиняли также в намеренном сокрытии правды о производственной мощности прокатного стана, грубом обращении с рабочими и поощрении «подхалимов». Обвинения были противоречивыми. Рабочие критиковали его за произвол, руководители — за неспособность наладить дисциплину. Но последовательностью такие разборки никогда не отличались. В ходе собрания всплыло новое «доказательство» того, что он травил рабочих при помощи ванны с химраствором — травилки. После долгих обсуждений, парторганизация проголосовала за его исключение из партии.

На парткоме дело слушали на следующий день. Секретарь парткома Сомов кратко изложил обвинения. В свою защиту Сагайдак выдвинул разумное, технически обоснованное опровержение обвинений. Согласно данным статистики, цех не выполнил план в 1936 году, потому что «не было получено 500 тонн металла, который мы должны были получить в том году». «Это известно не только рабочим в цеху, — заявил Сагайдак, — но и всему заводу». Общий объем производства неуклонно рос, и цех выполнял большие заказы. Фактически в 1936 году производительность цеха почти удвоилась. «Я отдал все силы и все свое время заводу, — сказал Сагайдак. — Я пытался освоить новые марки стали, чтобы улучшить качество и повысить количество продукции. У нас в цеху только одна машина для производства нержавеющей стали. Цех не отставал, а набирал обороты». Он упрашивал партком признать, что без затрат на производство невозможно было выполнить план. «Товарищи, — произнес он, — «Я производил продукцию, исходя из реальных возможностей».,[69]

Также Сагайдака обвинили в «отравлении рабочих». Четырнадцать бутылок азотной кислоты — вместо требуемой соляной — было вылито в травилку. От ее испарений заболело несколько рабочих. Сагайдак не смог объяснить, что случилось, но он решительно протестовал против обвинений в намеренном отравлении; «Сказать, что я сознательно отравил рабочих, было бы тяжелым и несправедливым обвинением. Можно сказать, что я не уделял достаточно внимания этой части работы, или что я сам не полностью занимался этим делом». Он просил партком признать то, что всем было совершенно ясно: «Недостатки, имеющиеся в цехе, не должны быть основанием того, что я сознательно занимался вредительством». Сагайдак закончил свою защиту, заявлениями о своей преданности заводу, рабочему классу и партии. Он признал свои личные недостатки и молил о пощаде: «Я не знаю ничего, кроме моего цеха и моей семьи. Работа для меня значит все. Проблемы, которые имеются у нас в цеху, не являются результатом вредительства, а рядом личных недостатков, результатом моей самонадеянности и того, что я слушал, что говорят рабочие, инженеры и технические специалисты». Наконец, он напомнил о своем классовом происхождении: «С моей стороны никогда не было и никогда не будет вредительства. Я никогда не был и не буду врагом рабочего класса… Я сам из семьи рабочих».

Сагайдак защищал себя разумно и аргументированно. Когда собрание подошло к концу, стало ясно, что логичные объяснения в данных обстоятельствах были неуместны. Один член партии прямо заявил: «Согласно учению марксистской диалектики мы знаем, что несчастные случаи не возникают без причины». Члены партии враждебно и с недоверием восприняли объяснения Сагайдака, на него накинулись с вопросами: «Может быть, вы помните задержку производства стали для авиации?» «Вы говорили о выполнении плана в 1936 году, а не о неудачах; вы не сказали, что вас просили произвести, а сообщили только о том, что произвели». «Вы говорите, что не виновны в отравлении рабочих. А как вы рассматриваете тот факт, что они систематически отравлялись?» «Какие меры вы предприняли для улучшения безопасности в “травилке”?» «Как могло случиться, что четырнадцать бутылок азотной кислоты попали в “травилку”?» Вопросы следовали вереницей один за другим.

В ответ на подозрительность и враждебность Сагайдак старался сохранить самообладание. Он подробно, с техническими деталями, отвечал на каждый вопрос, независимо от его предвзятости. Некоторые товарищи по партии выразили ему свое сочувствие. Другие использовали собрание, чтобы привлечь к себе внимание и показать собственное отношение к происходящему. Один член партии ханжески произнес: «Мы гордимся нашей авиацией. Почему он задерживал поставки, если знал, что наша страна нуждается в каждом килограмме авиационной стали?» Работница цеха холодного проката Степанова произнесла длинную речь, полную оскорбительных намеков и мелких обид. Она заявила, что у инженерно-технических работников в цехе сложились «нездоровые отношения с рабочими». После несчастного случая Сагайдак отругал рабочего, виновного в происшествии. «Разве так должен разговаривать советский инженер с рабочим? — спрашивала она. — С рабочим, который каждую неудачу принимает близко к сердцу?» Ее речь становилась все более оскорбительной, ее обвинения были абсурдными: Сагайдак сравнивал производительность в Советском Союзе и в капиталистических странах. Сагайдак ругал рабочих за производство некачественной стали. Сагайдак «валил всю вину на плечи рабочих», он заявлял, что контрреволюционные троцкисты-зиновьевцы были когда-то большевиками. Она обвинила Сагайдака даже в том, что тот слишком заботится о производстве. «У нас было партсобрание в цеху. Собрались все члены партии, а Сагайдак вернулся в цех». Она отметила, что неоднократно сообщала в партком о своих подозрениях. В завершение она сказала: «Сагайдак не является одним из нас». Некоторые другие члены партии также заметили, что Сагайдак относился к рабочим слишком жестоко. Начальник электрического цеха Михайлов рассказал длинную историю о потопе в цехах: «После того как Смирнов сообщил Сагайдаку, что рабочие вынуждены вплавь пробираться по залитому водой цеху, последний ответил: “Пусть рабочие плывут”. Когда они попросили Сагайдака организовать встречу с директором, он, как лиса, начал изворачиваться. Вот его отношение к рабочим, оборудованию и сохранению своего собственного положения». В заключение Михайлов сказал, что Сагайдак не принадлежит к членам партии: «Он не считает тех, кто с ним работает, за людей». Однако обвинения в адрес Сагайдака не были вызваны исключительно его самонадеянностью. Например, Михайлов негодовал по поводу того, что рабочие цеха холодного проката цеха сами не выключали моторы, а Сагайдак запрещал электрикам входить в цех. Наконец, Михайлов сообщил директору завода, что не будет нести ответственность за оборудование, если электрикам не разрешат входить в цех. Это был типичный случай цехового соперничества: объем продукции в цехе Сагайдака превышал возможности оборудования, за которое отвечал Михайлов.