Книга Мальчики да девочки - Елена Колина

Не поэтический человек, не герой-любовник и даже не особенно страстный Динин любовник, с размаха угодивший в романтическую историю доктор Певцов был совершенно идиотически счастлив – несмотря на то, что его счастью предшествовали некоторые драматические события.

Лиля ничуть не понравилась родителям Павла, хотя Павел решительно не понимал, как может Лиля кому-то не понравиться.

– Что же, для тебя уже нет русских девушек?! – сказал отец. – С некрещеной нельзя венчаться. А сожительство без венчания – грех.

Павел объяснил: церковный брак считается теперь недействительным, они с Лилей поженятся гражданским браком. С русской девушкой он бы тоже не стал венчаться, точно так же зарегистрировался бы в ЗАГСе.

– Власть теперь новая, а мы-то старые, для нас советская бумажка о браке ничего не значит, – сказал отец.

Павел передал Лиле просьбу родителей – креститься для церковного брака, но Лиля с такой силой сказала: «Ни за что, лучше умру!» – что он тут же испугался и попросил у нее прощения.

– Где были твои глаза?! – сказала мать. – По ней же сразу видно, какая она жадная и хитрая, себе на уме... Почему видно? Как это почему? Потому что жидовка!.. Мне и лицо ее противное, глаза жидовские, наглые... мне в ней все чужое... Так и знай, мы никогда эту твою Сарочку не признаем, никогда!..

– Кодекс восемнадцатого года установил брачный возраст для мужчин – восемнадцать лет, для женщин – шестнадцать, и больше мне ничто помешать не может, – сказал Павел.

Павел был преданным, нежным сыном, и необразованность родителей, даже некоторая дремучесть не мешала ему любить их, считаться с ними. И это «больше мне ничто помешать не может» означало разрыв. Означало, что отныне, несмотря на отсутствие венчания, Павел Певцов в полном соответствии со словами христианского обряда оставил своих родителей и прилепился к жене своей Лиле – душой и телом.

На Надеждинской, напротив, все прошло замечательно. Лиля была готова к драме и даже к трагедии, но как все, что было связано с Фаиной, их объяснение превратилось в фарс – сначала скандал со слезами, криками и рыданиями на груди, а потом праздничный ужин, правда, без жениха. Как сказала Фаина: на нашем свадебном ужине только свои. И действительно, зачем нужен жених на свадебном ужине?..

...Утром Лиля с Фаиной были дома вдвоем – Ася в учреждении, Дина в школе, Мирон Давидович по делам, а Леничка в институте. Лиля ходила вокруг Фаины кругами, ожидая, когда она закончит свои утренние домашние дела, молясь в душе, чтобы ее дела продлились подольше... Она не могла покинуть дом тайком, как предатель, и решила, что прежде объяснится с Фаиной, затем соберет свои вещи и уйдет, а с девочками и Леничкой – потом, позже, когда-нибудь...

– Что ты тут все юлишь вокруг меня? Знаешь, что натворила, а теперь юлишь, – страшным шепотом сказала наконец Фаина. – Мне с тобой нужно поговорить, пока мы тут без посторонних ушей.

– Мне тоже необходимо поговорить, – несмело сказала Лиля. – Но вы первая.

Фаина уселась напротив Лили, подперев щеку рукой.

– Я как мать тебе скажу, Лилька, выходи замуж по-человечески, а то изгуляешься, – без обиняков начала Фаина.

– Я нигде не гуляю, – удивленно пролепетала Лиля.

– Гуляешь. Сосед зря на тебя говорить не станет, – отрезала Фаина. – Он ночью на машине приезжает и видит, как ты по улицам бегаешь. Я, конечно, ему сказала: мои девочки ночью спят дома. Но ты смотри – дурная слава вперед тебя пойдет, потом не отмоешься.

Лиля опустила голову – как это у Фаины удивительно получается, что она всегда не права, но права...

– Фаина Марковна, я как раз хотела... Я хотела попросить вашего разрешения: можно мне выйти замуж?.. Что же вы не спрашиваете, за кого? – трусливо сказала Лиля.

– За поэтов не разрешаю, – с наслаждением не разрешила Фаина. – Говори подробно, за кого, а уж я решу, можно или нет. Говори, не бойся. Или я тебе не как мать?

Лиля никогда не думала о ней как о маме, но... ведь другой мамы у нее никогда не было, и она, совершенно как Ася с Диной, не то чтобы боялась Фаину, но опасалась немного – то накричит, то обнимет, то даст кухонной тряпкой по спине, то поцелует... так что Фаина была ей ПОЧТИ ЧТО мама. Но ведь это все красивые слова: почти мама не бывает, и почти дочь не бывает, все «почти» когда-нибудь заканчивается. Сейчас Фаина скажет, что она кукушонок, змея, и выгонит ее из дома...

– Я выхожу замуж за Павла, – выпалила Лиля.

– Что же я не спрашиваю, за кого? – нараспев сказала Фаина. – А что же мне спрашивать, если у вас на троих один жених?.. Ах ты кукушонок, ах ты змея...

Фаина сидела недвижимо, подперев щеку, приклеившись к Лиле немигающим взглядом, а Лиля стояла перед ней навытяжку, как солдатик, плакала и твердила: «Я не виновата, пожалуйста, поверьте, я не хотела».

– Садись, – махнула рукой Фаина и медленно, со вкусом, принялась перечислять свои беды: дочь ее Ася – дура, упустила жениха, дочь ее Дина – дура и останется старой девой, она, Фаина, – дура, что взяла в дом кукушонка и змею неизвестно какого воспитания, которая вместо благодарности лицо кривила на все...

Лиля сидела напротив и курила из забытой Мироном Давидовичем пачки одну папиросу за другой, она пробовала курить давным-давно, ребенком воруя папиросы у Рара, и после того никогда не курила, но сейчас ей хотелось, чтобы кружилась голова и все было немного как в тумане...

– Все, пришел конец моему терпению, – прослезившись и промокнув глаза кухонным полотенцем, спокойно сказала в завершение Фаина и показала пальцем на дверь кухни: – Уходи из моего дома.

Лиля растерянно вскочила, потушила папиросу, и вдруг все это – дым, страх, волнение, горечь – образовало такую невыносимую тяжесть, что эта тяжесть вдруг выплеснулась из нее: ее стошнило так внезапно, что она даже не успела отвернуться.

Фаина прислугу не позвала, убрала за ней сама. Умыла Лилино лицо в раковине, вытерла не слишком свежим полотенцем, усадила на стул.

– Ты что, Лилька, правда думала, я тебя выгоняю? – обиженно спросила она. – Если ты так обо мне считала, то ты мне больше никто...

Лиля слабо улыбнулась и попросила прощения.

– Ну, так. Тет-а-тет продам, возьму мяса, мешочек пшеничной муки остался, кулебяку спечем, картошка есть... – деловито перечисляла Фаина. – А жениха твоего на свадебный ужин не позовем, пусть девочки пока привыкнут...

Оказалось, что от глаз Фаины ничего не укрылось – ни Асино горе, ни Динино счастье, вот только Динина связь с Павлом осталась тайной.

– Неужели ты думаешь, я не знаю, что у меня под носом происходит? – печально сказала Фаина. – Я как после Илюшиной смерти в себя пришла, так сразу все и заметила... Только я Богу молилась, чтобы ни одна из них за него не вышла.

– Но почему? Ведь Ася и Дина, они?..

– Ерунда, пройдет, – отмахнулась Фаина. – Женихов много, а семья дороже... Лучше пусть Дина останется старой девой, чем я позволю ей забыть, что у нее есть Ася. Ты выходи за него. Разрешение свое даю. А им нельзя одного любить, они сестры, понимаешь ты, сестры.