Книга Купленная революция. Тайное дело Парвуса - Элизабет Хереш

«…1.4.1916 года вернулся из-за границы, 19–26 июля 1916 года в Финляндии (…)

С середины мая этого года у Козловского жил незнакомый мужчина, который ни слова не говорил по-русски. Предложение домоуправления заполнить на этого мужчину справку Козловский отклонил и обругал дворника, что тот принадлежит к «старой системе» (…) По сообщениям Бурштейна о заграничном шпионаже вице-министру внутренних дел Белецкому, он мог убедиться в том, что российский гражданин A.Л. Гельфанд получает большие суммы от германского правительства для организации беспорядков в России. Его доверенное лицо в России — Мичислав Юльевич Козловский.

Для маскировки своих политических целей Гельфанд по методу германских агентов открыл несколько торговых контор по экспорту товаров в Россию, во главе которых он поставил Якова Фюрстенберга, в свое время приговоренного в Варшаве военным судом. Он ушел от наказания — защищал его, между прочим, Козловский (…)

8 июля Козловский получил по чеку от Азово-Донского банка крупную сумму и отнес ее сразу в Сибирский банк, где он открыл текущий счет с вкладом в 9500 рублей… [24]»

Обвинительная записка против Козловского обширна, как и протокол его допроса. Во всяком случае, шеф тайной полиции Борис Никитин распорядился о тайном наблюдении за ним уже за несколько дней до восстания; установили только, что он регулярно, каждое утро, посещал несколько банков и вносил деньги в один из них. Несомненно, он умеет ловко «объяснять» подозрительные моменты и как адвокат, и благодаря наличию торгово-политической организации. К тому же связи Ганецкий—Парвус и Парвус—Берлин уже известны, и Козловский пытается не только скрыть, что он уполномоченный Парвуса в Петрограде, но и действительный объем своей связи с Ганецким. Суть его показаний можно сформулировать из официального заявления Совету рабочих и солдатских депутатов, членом Исполнительного комитета которого он является. В нем Козловский пытается опровергнуть все обвинения против своей личности:

«В газете «Живое слово» от 5 июля под заголовком «Ленин, Ганецкий & К° — шпионы» утверждается, что среди «доверенных лиц германского Генерального штаба» в Петрограде (…) есть М.Ю. Козловский, что и он является основным получателем германских денег, которые поступали из Берлина через дисконтное общество в Стокгольме и «Ниа Банкен», а оттуда переводились в Сибирский банк в Петрограде. Далее, что на этом счету в то время находились 2 миллиона рублей. И что отношения между немецкими агентами и большевистскими руководителями подтверждаются благодаря перехваченным военной цензурой телеграммам политического и финансового характера.

Не переходя к политической оценке этой неслыханной клеветы, мне, как члену Совета, кажется необходимым сделать следующее заявление:

1. Я не поддерживал никаких отношений с агентом германского Генерального штаба.

2. На текущем счету в Сибирском банке у меня никогда не было таких больших сумм. Имеющаяся в настоящее время сумма составляет максимум несколько тысяч рублей.

3. Я никогда не был получателем немецких денег из Берлина через Стокгольм или другим путем.

4. Я не обменивался телеграммами политического или финансового характера с немецкими агентами.

(…) выражаю свою полную готовность давать в любое время Центральному комитету Совета (…) соответствующие исчерпывающие справки, как только будет выражено такое пожелание».

Козловский пытается освободиться под залог, но следователь это отклоняет. Одной из причин является высказывание бухгалтера Козловского Евгении Суменсон. Она была арестована через несколько дней после Козловского. В противовес намеренно распространявшимся слухам, что ее вынудили дать показания, утобы использовать их, шеф тайной полиции Борис Никитин в своих личных заметках позднее описывает это совсем по-другому. Он приставил к ней агента, который должен был ее соблазнить, что привело к более быстрому успеху, чем можно было ожидать, зная о ее слабости к противоположному полу. При задержании она с готовностью рассказала все, что знала или могла знать. С учетом известных размеров этой политической операции — это, скорее, безобидный выход.

«Евгения М. Суменсон, 37 лет, лютеранского вероисповедания, российская гражданка, не судима, проживаю в Павловске… Родилась в Варшаве (…) После гимназии давала уроки, в 1905 году вышла замуж за Суменсона, представителя фирмы «Леопольд Ландау» в Лодзи, прожила с ним 4 года, он умер от туберкулеза. (…) Начала коммерческую деятельность, (…), пришла на фирму Фабиана Клингсланда, который среди прочего представлял большую швейцарскую фирму «Нестле Вевье». Сначала я была корреспондентом. (…) Познакомилась с Генрихом Фюрстенбергом, который был критически настроен к правительству, (…) но вдруг выбросил за борт свои социалистические идеалы и посвятил себя больше коммерческой деятельности. Он предложил мне работать на фирме «Клингсланд» в России. Чтобы ввести меня в курс дела и познакомить с медикаментами, он пригласил меня в Копенгаген, где жил его брат Яков Фюрстенберг. С последним я вела переговоры. Так я познакомилась в ноябре 1915 года с Яковом Фюрстенбергом. (…) Согласно контракту, я была не его представителем по продаже медикаментов, а представителем Генриха Фюрстенберга, а он был партнером своего брата по фирме «Клингсланд», я — уполномоченным фирмы в России, также по продаже медикаментов. (…)

Когда я вернулась в Россию, то познакомилась со шведкой Гертрудой Юнгбек, которая представляла одну шведскую фирму в России. Когда она переехала в Петроград, работая на одну английскую фирму, я познакомилась с ней ближе; она работала на Красный Крест, и я пользовалась ее поддержкой в своей деятельности с медикаментами (…)»

После того как она пожаловалась на договорную практику Фюрстенберга, Суменсон продолжает: «…Он посылал мне следующие товары: аптечные принадлежности, термометры, шприцы (…) Я не могу себе представить, что он занимался какой-то другой деятельностью, как говорят, он был очень предан делу (…)

Первая партия оценена в 288 429 рублей, следующую я продала за 440 850 рублей, четвертую — за 314 720, пятую — за 449 400, итого 2 030 044 рубля (…)

Полученные деньги я размещала в Русско-Азиатском и Сибирском банках для перевода в «Ниа Банкен» и Ревизионсбанк Якову Фюрстенбергу; первый банк находится в Стокгольме, второй — в Копенгагене.

Кроме того, я еще переводила деньги на имя Якова Фюрстенберга в Московский коммерческий банк и в Частный коммерческий банк для дальнейшего перевода ему 58 200 рублей, 44 000, 100 000 (…) Кроме того, у меня хранятся еще деньги для Якова Фюрстенберга на мое имя в «Сибирском банке» (…), в банке «Азов-Дон» (…) Кроме того, Яков Фюрстенберг сказал мне, что я в любое время должна давать деньги Мичиславу Козловскому, когда бы он их ни потребовал, и не должна была брать с него за это расписку. В последующие дни я выдала ему следующие суммы (…) Однажды пришел Козловский и заявил, что американский вице-консул в Стокгольме, Рейли, который как раз в это время был в Петрограде, возьмет деньги для Фюрстенберга, и я должна ему заплатить 50 000 рублей. Я это сделала.