Книга Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904-1940 - Август Кубичек

Через несколько дней пришла еще одна почтовая открытка от Адольфа, которая датируется 19 июля 1908 года, с изображением цеппелина. Текст гласил:

«Дорогой друг,

Прими мою самую горячую благодарность за твою доброту. Сейчас мне не нужно присылать масло и сыр. Но я от всей души благодарю тебя за доброе намерение. Сегодня вечером я иду смотреть «Лоэнгрина». Самый сердечный привет тебе и твоим достопочтенным родителям.

Адольф Гитлер».

Вдоль края открытки написано: «Фрау Цакрис благодарит тебя за деньги и шлет привет тебе и твоим родителям». Я рассказывал своей матери о том, как сильно нуждается мой друг, и о том, что иногда он ходит голодным. Этого было достаточно для моей доброй матери. Не говоря мне ни слова, в течение того лета 1908 года она послала Адольфу несколько посылок с продуктами. Причиной, по которой он просил больше не присылать продукты, была его приближающаяся поездка в Вальдфиртель. Но гораздо важнее этого был тот факт, что он мог посмотреть «Лоэнгрина». В этом я его понимал.

Я задавался вопросом, что он мог делать один в нашей комнате, и часто думал о нем. Может быть, он воспользовался тем фактом, что теперь комната в его распоряжении, чтобы снова взяться за свои большие строительные планы. Он давно уже решил перестроить Хофбург (дворцовый комплекс в Вене, резиденция Габсбургов со времени правления Альбрехта I до 1918 г. – Пер.). Во время наших прогулок по центру города он всегда возвращался к этому проекту, идеи которого уже были сформулированы, и оставалось только переложить их на бумагу. Его раздражало, что старый Хофбург и придворные конюшни были построены из кирпичей. Кирпичи, по его мнению, были недостаточно прочным материалом для монументальных сооружений. Поэтому эти постройки нужно снести и заново отстроить в камне в одном стиле. Вдобавок ко всему Адольф хотел в пару великолепному полукругу колонн нового Бурга возвести такое же сооружение на другой стороне и таким замечательным образом оградить площадь Героев. Дворцовые ворота (наружные ворота Хофбурга в Вене, построены в честь Битвы народов под Лейпцигом на месте прежних, разрушенных в 1809 г. французскими войсками. – Пер.) должны были остаться. Две величественные триумфальные арки через Рингштрассе – вопрос о том, какие «триумфы» они призваны увековечить, Адольф предусмотрительно оставлял без ответа – должны были объединять прекрасную площадь и Придворный музей в одно целое. Старые придворные конюшни должны были быть снесены и заменены монументальным зданием, равным Хофбургу, которое соединялось бы двумя триумфальными арками со всем комплексом. Таким образом, по мнению моего друга, площадь Героев в Вене станет достойной любой столицы.

В своей вере в него я ошибался. Адольф беспокоился не о Вене, а о Линце. Возможно, для него это был самый лучший способ утолить то чувство горечи, которое породила в нем потеря родительского дома и отъезд из родного города. Линц, где он получил такие жестокие удары судьбы, должен теперь узнать, как сильно он его любил.

Пришло письмо, редкость для Адольфа, так как, чтобы сэкономить на почтовых расходах, он имел обыкновение писать на почтовых открытках. И хотя у него нет ни малейшего представления о том, «что он может мне преподнести», он чувствует желание поболтать со мной о своей жизни отшельника. На письме стоит дата: 21 июля 1908 года. Вот оно:

«Дорогой друг,

Возможно, ты удивлялся, почему я так долго не писал. Ответ простой. Я не знал, что тебе «преподнести» и что тебе будет особенно интересно. Во-первых, я все еще в Вене и останусь здесь. Я один, потому что фрау Цакрис гостит у своего брата. Тем не менее в моей отшельнической жизни все хорошо. Мне не хватает только одного. До недавнего времени фрау Цакрис всегда стучала рано утром в мою дверь, и я вставал и принимался за работу, тогда как теперь я должен полагаться только на себя. Случилось ли что-нибудь новое в Линце? Больше ничего не слышно от Общества реконструкции театра. Когда закончат строить банк, пришли мне, пожалуйста, почтовую открытку с его изображением. А теперь я должен попросить тебя о двух одолжениях. Во-первых, не сможешь ли ты купить мне «Путеводитель по городу на Дунае Линцу», изданный Краковицером. На его обложке портрет девушки из Линца, на заднем плане панорама Линца от Дуная с мостом и замком. Он стоит шестьдесят геллеров, которые я прилагаю. Пожалуйста, пришли мне его немедленно либо с взысканным сбором, либо с наложенным платежом. Я возмещу тебе расходы. Но убедись, что в нем есть и расписание пароходной компании, и карта города. Мне нужны несколько цифр, которые я забыл и которые не могу найти в путеводителе Ворла. И во-вторых, я попросил бы тебя, когда ты снова поедешь на пароходе, достать мне экземпляр путеводителя этого года. Его стоимость, какая бы она ни была, я тебе верну. Ведь ты сделаешь это для меня, правда? Больше нет никаких новостей, кроме той, что сегодня утром я поймал целую армию клопов, которые вскоре плавали в моей крови, и теперь мои зубы стучат от «жара».

По-моему, очень редко летом бывали такие холодные дни, как в этот раз. У тебя ведь то же самое, верно? А теперь с наилучшими пожеланиями тебе и твоим достопочтенным родителям повторяю еще раз свои просьбы и остаюсь твоим другом

Адольф Гитлер».

Адольфа так сильно интересовали его новые планы перестройки Линца, что из своих скудных средств он выделил мне шестьдесят геллеров, чтобы я купил ему путеводитель по городу издания Краковицера. Банк, который он упоминает, – это здание банка Верхней Австрии и Зальцбурга. Адольф очень беспокоился, чтобы это здание не отвлекало внимание от общего вида главной площади Линца. Я мог понять, что он с нетерпением ждет конкретных вестей от Общества реконструкции театра, потому что театр вместе с мостом через Дунай были его любимыми строительными проектами.

То, каким щепетильным был Адольф, несмотря на свою отчаянную бедность, видно не только по тому, что он вложил деньги на покупку путеводителя, но и по тому замечанию, что он возместит мне и ту небольшую сумму, которую я мог потратить на покупку путеводителя, который можно было купить на борту парохода.

Да, и клопы! Это злая ирония судьбы. Я был к ним практически невосприимчив, тогда как Адольф очень страдал от них. Когда я ночью обычно спал, он устраивал на них охоту, и как часто на следующее утро показывал мне аккуратно нанизанных на булавку клопов, результат его ночной деятельности. Что ж, еще один их отряд заплатил по максимуму.

В течение какого-то времени от него не было вестей, но потом пришло очаровательное письмо, датированное 17 августа 1908 года. Вероятно, это было самое откровенное письмо из всех, которые он мне присылал. Вот оно:

«Добрый друг,

Сначала я должен попросить у тебя прощения за то, что не писал тебе так долго. У этого есть свои хорошие – или, скорее, плохие – причины: я не знал, что тебе рассказать. То, что я пишу тебе сейчас, только показывает, как долго мне пришлось искать, прежде чем я смог собрать немного новостей. Во-первых, наша квартирная хозяйка фрау Цакрис благодарит тебя за деньги. А во-вторых, я хочу сердечно поблагодарить тебя за твое письмо. Наверное, фрау Цакрис тяжело писать письма (ее немецкий так плох), но она попросила меня поблагодарить тебя и твоих достопочтенных родителей за деньги. Я только-только выкарабкался из острого приступа бронхита. Похоже, что твой Союз музыкантов переживает кризис. Кто на самом деле печатал ту газету, которую я посылал тебе в прошлый раз? Я уже давно заплатил деньги. Тебе что-нибудь об этом известно? У нас сейчас прекрасная погода: дождь льет и льет. А в этом году после палящего зноя это поистине благословение небес. Но я смогу насладиться им лишь недолго. Наверное, в субботу или в воскресенье мне придется уехать. Я дам тебе знать, когда именно. Последнее время я довольно много пишу, главным образом днем и по вечерам. Ты читал последнее решение городского совета в отношении нового театра? Мне кажется, они намерены еще раз починить на скорую руку эту старую развалину. Так больше не может продолжаться, потому что они не получат разрешение у властей. Во всяком случае, все эти трескучие фразы глубокоуважаемых и всемогущих людей, рассчитанные на дешевый эффект, показывают, что они понимают в строительстве театра точно так же, как бегемот – в игре на скрипке. Если бы мой учебник по архитектуре не выглядел таким потрепанным, я бы упаковал его и послал им на такой адрес: «Общественный-Комитет-по-Реконструкции-Театра-для-Осуществления-Проекта-по-Реконструкции-Театра»[8]. Местному, родовитому, самому строгому и архидостойному похвалы комитету для окончательного строительства и необходимой наружной и внутренней отделки!