Книга Музыка тишины - Андреа Бочелли

Ванесса тем временем стояла в глубине зала, прислонившись к стене. Амос не знал этого; невдомек ему было и то, что чувствовала девушка в тот момент, какие бури тревожили ее сердце. А она не знала, что стала музой и вдохновительницей для артиста, которому впервые пожала руку в этот вечер. Она слушала его выступление, улыбаясь самой жизни, своей юной жизни, в которую верила со всем пылом молодости. Она слушала пение Амоса и, будто в колыбели, качалась на волнах нежных мелодий, которые так часто напевал ей отец, а в конце короткого концерта растворилась в толпе и исчезла.

Амосу было весело. После стольких печалей, стольких злоключений этот вечер принес ему неожиданное облегчение. Он сел за столик в гостиной, отведенной специально для него и его друзей, и задумался об этом странном уходящем дне. Внезапно он вспомнил о Ванессе. Решительным жестом отодвинув от себя столовый прибор, он повернулся к Серджио и, склонившись к его уху, шепнул: «А куда делась та девушка из Анконы, с которой нас познакомил Лучано? Может, посмотришь, где она, и позовешь ее к нам?» Серджио понял все с лету и с улыбкой отправился на поиски Ванессы.

Найти ее оказалось делом непростым; вокруг царила суматоха, ходили взад-вперед люди с тарелками и бокалами, кто-то ухаживал за соседкой по столику, кто-то искал новоиспеченного политика, стремившегося охмурить очередного богатого промышленника. Но Серджио не отчаивался, и в конце концов его усилия были вознаграждены. Он увидел Ванессу, когда та выходила в соседний зал, и окликнул ее. Она удивленно остановилась. «Амос просил пригласить тебя за наш столик!» Амос? Какой Амос? Ванесса собралась было спросить, но вдруг вспомнила. Девушка улыбнулась: она чуть было не оконфузилась. «Просил? Меня? – переспросила она немного удивленно. – Ну хорошо, сейчас приду», – добавила она, не дожидаясь последующих объяснений. Ванесса спустилась на первый этаж и села рядом с Амосом, который немедленно постарался сделать все, чтобы она чувствовала себя непринужденно. Он самым естественным образом беседовал с ней на разные темы, как человек, давно привыкший к подобным ситуациям, но не мог отвлечь девушку от любопытных взглядов окружающих, которые, как он прекрасно понимал, вгоняли ее в краску.

В какой-то момент, поправляя салфетку на коленях, он случайно коснулся руки Ванессы и тут же взял ее в свою ладонь. Какой же прохладной, нежной, прекрасной и мягкой была эта рука!

Амос всегда питал особый интерес к рукам; и сколько же их довелось ему пожать за свою жизнь! Он не слишком верил в то, что в линиях ладони скрыто будущее человека, однако считал, что рука многое способна рассказать о своем владельце: рука – это зеркало души. Амос был глубоко убежден в этом и неизменно искал в протянутой руке закодированные послания. Внезапно его захлестнула волна страсти и нежности; ему захотелось оказаться с Ванессой наедине и сказать ей все то, что подсказывало ему сердце, но язык сердца так сложен, его не выразить словами, душа напрямую говорит с душой, и им не нужны посредники. И потом, здесь, в этом зале, они, увы, были не одни.

Тогда Амос отпустил руку Ванессы, попытался справиться с овладевшими им чувствами и как можно более естественно спросил:

– Ты сегодня должна вернуться домой?

– Нет, – ответила она, – я останусь здесь до завтра, а послезавтра у меня экзамен в университете.

– Ну, в таком случае можешь остановиться у меня, а завтра я провожу тебя на вокзал, – перебил он девушку.

Ванесса на секунду задумалась, а потом робко ответила:

– Если я не помешаю…

– Наоборот, составишь компанию на время обратной дороги, а то нам было так скучно, пока мы ехали сюда.

Амос и Ванесса разговаривали, то и дело прикасаясь друг к другу, словно хотели, чтобы их души слились воедино, а тем временем судьба, самый восхитительный, самый нелогичный, самый необъяснимый и божественный художник, писала для них невероятное полотно, содержание которого они и представить себе не могли. Ванесса приняла приглашение, так что следовало как можно быстрее уезжать, ведь причин оставаться здесь больше не было, наоборот, существовал определенный риск, что она вдруг передумает…

Амос быстро докончил ужин, попрощался со всеми и вышел. Снаружи все еще шел дождь. Он сел впереди, рядом с Серджио, который, как обычно, вел машину, а Карло с Ванессой устроились рядом на заднем сиденье.

Они отпустили несколько замечаний по поводу присутствовавших на вечеринке, а потом разговор постепенно перешел на литературу, точнее, на поэзию. Амос был поражен, как много успела прочитать Ванесса: может, она не так юна, как кажется?…

Наконец заговорили о музыке, и Амос со смехом нажал кнопку перед собой, спросив: «Узнаешь этот голос?» Он повернулся к Ванессе: «Это голос одного твоего земляка. Знаешь, он был моим учителем, и – кто знает – возможно, если бы я не услышал его голос еще в детстве, то сегодня не был бы певцом, и мы бы с тобой не встретились!» Она все поняла и, вспомнив об их самом первом разговоре, улыбнулась. На этот раз она ничего не перепутает.

Теперь все в машине слушали молча. Как и много лет назад, голос Франко Корелли заставлял сердце Амоса колотиться. С присущим ему великолепием Корелли исполнял «Внезапность» из «Андре Шенье»: «Вы в самое сердце меня поразили…»

Чудесный голос и мелодия во много раз усиливали чувства Амоса и, возможно, Ванессы – тоже. К его изумлению, она тихонько подпевала. Значит, она знала эту оперу? Вот уж действительно необычная девушка. Он задумался, а потом вдруг спросил: «Прости за любопытство, а сколько тебе лет?»

«Двадцать один», – просто ответила она.

«Двадцать один… – подумал Амос. – Двадцать один… Это так мало… Она младше меня больше чем вполовину… Еще совсем девочка, хоть и зрелая, как взрослая женщина. Наверное, я сделал глупость: вероятно, не стоило ее приглашать».

Но всякий задним умом крепок. Что сделано, то сделано – к тому времени они уже миновали Эмилию Романью. Автострада, непривычно свободная в такое время, петляла в направлении Тосканы через Апеннины; вдали, в низине, уже виднелась Флоренция, а Корелли все пел и пел: «Как прекрасный майский день, как поцелуй ветра и ласковое прикосновение луча…» Амос улыбнулся: наверное, судьба, в роли великого церемониймейстера, позаботилась и об этой детали. В самом деле, на дворе стоял месяц май: Шенье записал своей кровью на манжетах рубашки последние в его юной жизни стихотворные строки; Амос же, слушая эти восхитительные стихи, чувствовал, что проживает первый день своей новой жизни. Это было в самом деле недалеко от правды. В его душе, прошедшей через столько страданий, боль этих слов волшебным образом превращалась в счастье.

Они приехали домой, полные радости жизни, которая перечеркивает усталость, проблемы, печали и зажигает мечты, надежды и страсти, делает красноречивыми и в то же время жадными до слов, до этих мелких, ничего не значащих фраз, произносимых лишь для того, чтобы заполнить неловкую тишину. Когда они уснули, побежденные навалившейся усталостью, солнце уже высоко светило в небе, освещая великолепные Апуанские горы.