Книга Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки - Владимир Каржавин

Ох и надоел же этот сарай! Сейчас здесь холодно, а днём жарища, и могут заползти змеи — вчера двоих убил. А в подвале сарая множество оружия и взрывчатки; там же секретные документы, рация. И всё заминировано. Так вот, уважаемый Ганс Дитрих Лоренц, вместо того чтобы на вершине карьеры разведчика пребывать в лучших отелях Парижа, Нью-Йорка или Стокгольма, приходится который год находиться в этой дикой стране, а теперь ещё и лежать на циновке в вонючем сарае, укрываться рваным одеялом и думать о своей горькой судьбе.

Лоренц вспомнил Швецию, Стокгольм. Как там было хорошо! И как жаль, что он не довёл до конца работу по вербовке русского разведчика. Интересно, где этот Балезин сейчас?

Лоренц не заметил, как за маленьким окошком сарая забрезжил рассвет. Он поднялся, погасил керосиновую лампу и попытался сделать нечто напоминавшее утреннюю гимнастику. Но вдруг замер и вздрогнул: где-то совсем рядом раздался выстрел, другой, а потом застучали автоматные очереди.

* * *

Командир британской спецгруппы Роберт Кларк по-русски не знал ни слова. Балезина он встретил приветливо, особенно после того как понял, что тот неплохо владеет английским. Сержа — так ему представился Балезин — он стал расспрашивать, как дела на русском фронте, восхищался победами под Сталинградом и Курском. И даже показал фотографию, на которой была молодая женщина с двумя мальчишками-близнецами. Все очень походили на Кларка: светловолосые, курносые, с веснушками на лице. Улыбнувшись, он пояснил, что это сестра и её дети, то есть его племянники. А сам он, Роберт Кларк, несмотря на свои сорок, всё ещё не женат. «Ну и нервы у этого парня, — подумал Алексей. — Скоро бой, возможно, будут жертвы, а он улыбается». И бой состоялся. Он длился более пяти часов и походил не сколько на кладбищенскую перестрелку, как предполагалось вначале, сколько на побоище. Хорошо вооружённые, отлично подготовленные диверсанты СС отчаянно сопротивлялись. Кларку пришлось даже вызвать подкрепление. Балезин вместе с Торговцем сидели в кабине английского грузовика, который был поставлен в укромном месте в стороне от дороги. Каждый имел при себе автомат — на всякий случай.

Наконец, всё вокруг смолкло: ни выстрелов, ни очередей, ни разрывов гранат.

Вскоре появился и Кларк. Он распахнул дверь кабины и тяжело дышал. Улыбки на его лице уже не было.

— Похоже, всё. Мы захватили Майера и ещё двоих; остальные восемь убиты. Бились, мерзавцы, отчаянно. Есть и у нас потери: четверо убитых, трое раненых.

— Да вы сами тоже ранены, — Балезин кивнул на ободранный, в крови, рукав левой руки Кларка.

— Пустяки, Серж, пустяки, — отозвался тот и сразу же перевёл разговор на главное: — Нами захвачен ещё один человек, в штатском. Он тяжело ранен, передвигаться не может, лежит в сарае. Не хотите взглянуть? Может, он вам знаком?

Алексей моментально вылез из кабины.

— Где этот сарай? — взволнованным голосом спросил он, не сомневаясь, о каком раненом идёт речь.

— Пойдёмте, покажу.

Распорядившись, чтобы Торговец ждал его в машине, Балезин проследовал за Кларком. С ними пошёл ещё помощник Кларка Шепард, здоровенный детина, который всюду следовал за своим начальником и которому от этого начальника частенько доставалось.

— Кто он, откуда… — пожимал плечами на ходу Кларк, — надо выяснить. На мои вопросы он не ответил: или у него действительно рана тяжёлая, или прикидывается. Кстати, Серж, оружия при нём не оказалось, но всё равно будьте осторожны.

… Свет от единственного небольшого окошка слабо проникал внутрь сарая. На пороге лежали два убитых немецких диверсанта. Один из них был в луже крови; пахло гарью.

— Здравствуйте, Лоренц.

Человек, лежащий на циновке на кровати из досок, вздрогнул и сделал попытку приподняться на локтях.

— Балезин? Вы?

— Как видите, я.

Кларк тотчас же вмешался в разговор:

— Так вы знакомы?

— Знакомы… и давно, — вздохнул Алексей. Лоренц молчал.

В это время в сарай вбежал человек из группы Кларка. Хриплым голосом он сообщил, что где-то совсем рядом обнаружены ещё двое диверсантов-эсэсовцев. В доказательство сказанного раздались автоматные очереди.

— Оставайтесь здесь, Серж, — крикнул на ходу Кларк. — Никуда не выходите! Пистолет оставить?

— Спасибо, есть, — вдогонку Кларку Балезин показал свой неизменный бельгийский браунинг, с которым ходил ещё на Кошелькова.

И вот они одни, смотрят друг на друга: русский офицер разведки, немецкий…

— Сколько же мы знакомы? — слабым голосом спросил Лоренц.

— Двадцать семь лет.

— Вы меня вычислили по ипподрому? Таксист?

— Да, таксист, один из тех двух, которых вы убили.

— Балезин, мы с вами на войне. Вам помог случай, мне тоже.

— Лоренц, я верю в случай, но здесь он ни при чём. Не будь ипподрома, я всё равно бы вас вычислил. У меня был козырь про запас.

— Какой?

Алексей молчал, а Лоренц тяжело дышал:

— Бросьте, Балезин, изображать хранителя тайн. Вы же видите, что я, как говорят у вас в России, уже не жилец.

Лоренц одной рукой пошарил где-то на груди за пазухой и, вынув руку, показал её Алексею. Рука была вся в липкой крови.

— Так что у вас за козырь?

Балезин решился:

— Какое событие будет через три дня? Правильно, ваш день рождения. Где вы его будете отмечать? Наверное, в немецком ресторане «Бавария» — вы же баварец… Продолжать?

Лоренц был поражён. Он сделал усилие, чтобы удержаться на локтях, но не получилось — рухнул на циновку.

— Гениально… Но как вы узнали про мой день рождения?

— Неужели не помните? Тогда в шестнадцатом на последнем допросе вы нам многое рассказали, а в конце попросили рюмку французского коньяка. Я спросил, в честь чего?..

— … а я сказал, что у меня круглая дата — тридцать лет.

— И это было двадцать восьмого октября одна тысяча девятьсот шестнадцатого года.

— Да, Балезин, так оно и было. Но как вы запомнили?

— Очень просто. Это и день рождения моей любимой тётушки. Я ещё тогда в ответ на вашу просьбу сострил: «Может быть, мне ещё домой вас пригласить и усадить за стол?»

— А вот этого не помню… — Лоренц опять приподнялся, опираясь на левую руку. — Двадцать восьмое октября… для меня святой день… Жаль, что свои пятьдесят восемь мне уже не встретить…

— Бросьте, Лоренц, скоро прибудет врач. Вас перевяжут, будете жить.