Книга Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший

Аббат выключил аппарат.

– Где правда? – спросил он тихо. – Во что верить? Да и какая разница? Когда на массовые убийства отвечают массовыми убийствами, на изнасилования – изнасилованиями, на ненависть – ненавистью, нет смысла спрашивать, на чьем топоре больше крови. Зло на зле поверх еще большего зла. Была ли необходимость в «полицейской операции» в космосе? Разумеется, тому, что сделали они, оправданий нет… или все-таки есть? Мы знаем только то, что говорит эта штука, а она действует по приказу. Азиатское радио должно говорить то, что меньше всего раздражает правительство его страны; наше – то, что меньше всего раздражает наш прекрасный патриотический упрямый сброд. О Боже, если на Тексаркану сбросили настоящую бомбу, наверное, там погибло полмиллиона людей. Мне хочется произносить слова, которые я никогда даже не слышал. Жабье дерьмо. Ведьмин гной. Гангрена души. Вечная гниль мозга. Ты понимаешь меня, брат? А ведь Иисус дышал тем же тухлым воздухом, что и мы! О смиренное величие всемогущего Господа! Какое бесконечное чувство юмора – Он, Царь Вселенной, стал одним из нас! – чтобы такие, как мы, распяли его на кресте, словно иудея-неудачника. Говорят, Люцифера изгнали за то, что не поклонялся Воплощенному Слову; должно быть, у нечистого совсем нет чувства юмора! Бог Иакова, даже Бог Каина! Зачем они снова это делают?.. Прости, меня понесло, – добавил аббат, обращаясь даже не к Джошуа, а к деревянной статуе святого Лейбовица, стоявшей в углу кабинета. Статуя была очень, очень старой. Какой-то из предыдущих правителей аббатства отправил ее в подвал, в пыль и мрак; сухая гниль поела все весенние волокна, оставив летние, и теперь казалось, будто лицо святого покрыто глубокими морщинами. Однако на лице святого по-прежнему сохранилась саркастическая улыбка. Именно из-за нее Зерки спас статую от забвения.

– Видел вчера в трапезной того старого бродягу? – спросил он невпопад, все еще с любопытством глядя на статую.

– Я его не заметил, господин аббат. А что?

– Не важно. Наверное, это все мое воображение. – Он коснулся горы хвороста, на которой стоял великомученик. «Именно на ней все мы стоим сейчас, – подумал он. – На огромной груде хвороста прошлых грехов. И часть из них – мои. Мои, Адама, Ирода, Иуды, Ханнегана, мои. Грехи всех и каждого. Грехи облачают колосс государства в мантию божества, – а потом его поражает кара небесная. Почему? Мы же достаточно громко кричали: Богу должны подчиняться не только люди, но и народы. Цезарь должен быть полицейским Бога, а не его полномочным преемником и не его наследником. Во все века, всем народам… “Если кто выделяет расу, государство или его специфическую форму либо иное средоточие власти… если кто возвышает их над уровнем обычной ценности и делает их объектом поклонения, то он искажает и извращает мир, замышленный и сотворённый Богом”… Откуда это? Пий XI, – подумал он без особой уверенности, – восемнадцать веков назад. Но когда Цезарь получил средства уничтожить мир, разве его уже не обожествили? Только с согласия народа – той же черни, которая кричала: “Non habemus regem nisi caesarem”[104], которая высмеивала и плевала на Него, Воплощение Бога. Та же самая чернь, которая замучила Лейбовица…»

– Снова обожествляются кесари…

– Господин аббат?

– Не обращай внимания… Братья уже собрались во дворе?

– Когда я проходил мимо, пришли примерно половина. Сходить проверить?

– Да. А затем возвращайся. Прежде чем присоединиться к ним, я хочу тебе кое-что сказать.

Пока Джошуа не было, аббат достал из стенного сейфа бумаги по проекту «Quo peregrinator».

– Вот, ознакомься вкратце, – приказал он монаху. – Посмотри штатное расписание, прочитай план действий. Все это ты тщательно изучишь, но позже.

Джошуа еще читал, когда громко загудел коммуникатор.

– Преподобного отца Джетру Зерки, аббата, пожалуйста, – монотонно произнес голос робота-оператора.

– Слушаю.

– Срочная телеграмма от сэра Эрика, кардинала Хоффстраффа из Нового Рима. В данный момент курьерская служба недоступна. Прочитать телеграмму?

– Да, прочитай. Позднее я пришлю кого-нибудь за копией.

– Текст следующего содержания: «Grex peregrinus erit. Quam primum est factum suscipiendum vobis, jussu Sactae Sedis. Suscipite ergo operis partem ordini vestro propriam…»[105]

– Можешь прочитать это в переводе на юго-западный? – спросил аббат.

Оператор выполнил приказание, но и в этом варианте сообщение не содержало в себе ничего неожиданного, лишь подтверждало намеченный план и приказывало действовать с максимальной скоростью.

– Сообщение принято, – сказал аббат наконец.

– Будет ли ответ?

– Ответ следующий: «Eminentissimo Domino Eric Cardinali Hoffstraff obsequitur Jethra Zerchius, A.O.L., Abbas. Ad has res disputandas iam coegi discessuros fratres ut hodie parati dimitti Roman prima aerisnave possint»[106]. Конец текста.

– Повторяю: Eminentissimo…

– Да, это все. Конец связи.

Джошуа закрыл папку и медленно поднял взгляд.

– Ты готов к распятию? – спросил Зерки.

– Я… я не понимаю. – Монах побледнел.

– Вчера я задал тебе три вопроса. Ответы мне нужны сейчас.

– Я готов отправиться в путь.

– Осталось еще два.

– Господин аббат, я сомневаюсь в призвании.

– Ты должен принять решение. У тебя меньше опыта работы на кораблях, чем у других. Никто, кроме тебя, не посвящен в духовный сан. Кому-то нужно уменьшить нагрузку, чтобы он мог выполнять обязанности пастора и администратора. Я сказал, что тебе не придется покидать орден; твоя группа станет независимым отделением ордена, под автономным управлением. Наместника выберут тайным голосованием те, кто дал монашеский обет, и ты – наиболее очевидная кандидатура. Так есть у тебя призвание священника или нет? Вопрос стоит остро, и отвечать нужно сейчас.

– Преподобный отец, я еще не изучил…

– Не важно. Кроме двадцати семи человек экипажа (все они – наши люди) с тобой отправятся и другие: шесть сестер и двадцать детей из школы святого Иосифа, двое ученых и три епископа. Они вправе рукополагать даже епископов, ведь один из них – делегат Святого отца. Когда они решат, что ты готов, они могут посвятить тебя в сан. Ты ведь проведешь в космосе много лет… Но мы должны понять, есть ли у тебя призвание.