Книга Филип Дик. Я жив, это вы умерли - Эмманюэль Каррер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дик полагал, что наплыв информации, захлестнувший его с февраля 1974 года, имел божественное происхождение. Бог, которого он стыдливо называл ВАЛИС, говорил с ним, как Он говорил с Моисеем, Магометом и некоторыми другими избранными. На этот раз Он обратился к писателю, чтобы с его помощью записать Свои слова в современном виде, который, по Его мнению, лучше всего подходил для этой цели: в виде научной фантастики. Эта вера в его профессиональные качества приводила Дика в замешательство. Он изо всех сил хотел записать, но что именно? На какой канонический свод текстов будет опираться его Экзегеза?
Существовало множество книг, которые Дик видел во сне и из которых он запомнил отдельные слова, конкретную информацию, как в случае болезни сына. Были еще его собственные книги и то, что он обнаруживал, перечитывая их. Также существовали внезапные озарения, ослеплявшие Дика, вспомним, например, его уверенность в том, что он живет в 70 годах I века и что он прогнал Антихриста из Белого дома. Однако были и другие, ослеплявшие его не меньше, но при этом плохо согласующиеся с предыдущими, и соединить их вместе было так же трудно, как в свое время сочинить один роман из двух уже написанных рассказов. С тех пор как Томас исчез, все смешалось. После того как Дик лишился поддержки этого призрака, своего сверхъестественного alter ego[27], сотканное им полотно начало распускаться. Кусочки головоломки уже не подходили друг к другу так же хорошо, как раньше. Предоставленный самому себе, Дик плохо понимал, почему после его озарения и падения Никсона мир, восстановленный, согласно божественному замыслу, явно больше не меняется. Возможно, успокаивал себя Дик, его Экзегеза призвана приручить это изменение, как радикальное, так и незаметное. Возможно, его новая сущность хотела, чтобы он продвигался вперед в неизвестности, озаряемой вспышками, и полностью отдавшись работе во славу Господа, верил в то, что он сбит с толку, что он недостойный своей миссии, бесполезный слуга. Дух в нужный момент сделает свой выбор, продиктует трактат, собственно, настоящее откровение, которое обратит в истинную веру все человечество. Ему только и нужно было, ожидая, записывать все свои сомнения и предположения, считая каноном все, что он пережил и переживает теперь, все, что видел во сне, все, что проносилось в его голове, всю эту информацию, полученную и обработанную программой, именуемой Филип К. Дик.
Обо всем, что с ним случилось, Дик говорил с величайшей осторожностью, поверяя свои мысли только Тессе и еще некоей корреспондентке, которую он никогда не видел, но которая писала о нем диссертацию. Для других — лишь неясные намеки и шутки, которые можно было по-разному истолковать.
Осенью 1974 года поклонник его творчества Пол Уильямс, молодой, но уже известный журналист, пишущий о рок-музыке, предложил журналу «Роллинг Стоунз» написать о Филипе Дике как об одном из маяков контркультуры. Идея редакции понравилась. Пол Уильямс отправился на несколько дней в Фуллертон, чтобы взять у фантаста интервью, целью которого, по его словам, было прославить Дика. Тот, в свою очередь, осознавая всю важность этой затеи, был непрочь «выйти из шкафа», если использовать распространенное тогда в обществе гомосексуалистов выражение, означающее публичное признание какой-либо особенности. Но при этом Фил догадывался, что его мистические речи оттолкнут от него публику, к которой он наконец имел возможность обратиться. Как бы плохо Дик ни был приспособлен для жизни в обществе, он прекрасно понимал, чего от него ждут собеседники. В данном случае он должен был предстать в роли эксцентричного бунтовщика, но никак ни в роли верующего ясновидца, и он постарался не обмануть ожидания читателей. Со своей стороны Пол Уильямс, как хороший журналист, понял, что поучительная статья о книгах Дика совершенно никого не заинтересует, гораздо лучше было бы дать почувствовать свойственную писателю необычную манеру мыслить. Неважно, о чем; например, возьмем ограбление, случившееся еще в 1971 году. Будучи жертвой ограбления, Дик вызовет у читателей желание ринуться приобретать его книги. Так и получилось. Подгоняемый Уильямсом, Дик импровизировал на протяжении четырех дней; он произнес потрясающий диалог, вспомнив знаменитый волшебный куб, который только что изобрел венгерский архитектор Ернё Рубик, чтобы раздражать миллионы маньяков. Десятки различных конфигураций, от мало правдоподобных до совершенно безумных, были испробованы, отвергнуты, приняты вновь, соединены с другими. Зная, что средний читатель «Роллинг Стоунз» охотно верит в истории никсоновских «водопроводчиков», Дик с готовностью развил эту теорию, а затем, подобно безумному адвокату, переметнувшемуся в другой лагерь, после того как он почувствовал, что жюри присяжных дрогнуло, Фил нашел аргументы, которые ее опровергали. Он обвинял, оправдывал, заново подозревал нацистскую группировку, «Черных пантер», секту фанатиков, возмущавшихся епископом Пайком, соседей, наркоманов, полицию, инопланетян, не забывая о самом себе… В течение почти трех лет он беспрестанно обсуждал эти вопросы, но вот уже полгода как его волновали другие проблемы, все еще очень важные для него. Вероятно, Дик неплохо позабавился, перенося методы исследования, используемые им для своей Экзегезы, на предмет, по сравнению с ней, просто смехотворный. Уильямс уехал из Фуллертона в прекрасном настроении, убежденный, что у него в руках настоящая бомба. По счастливому стечению обстоятельств она вышла в том же номере, что и сенсация десятилетия, исповедь Патти Хирст, так что вся Америка купила этот журнал. Перевернув страницу, читатели натыкались на интервью с фантастом, превратившим свой ограбленный дом в эпицентр всех мировых загадок. На следующий день Дик проснулся если не знаменитостью, то весьма популярным человеком — «ну как же, это тот… совершенно безумный тип, о котором появилась статья в „Роллинг Стоунз“».
Вернувшись в Сан-Франциско, Уильямс решил закончить репортаж, проведя свое собственное расследование. Он отправился в полицейский участок в Сан-Рафаэле, изучил документы, поговорил с полицейскими, соседями и выяснил то, что и должен был выяснить: ничего особенного и сверхъестественного. Судя по всему, Дик стал жертвой самого банального ограбления, каких в округе Мэрин совершается до двадцати пяти ежедневно.
Это заключение успокоило Уильямса, который не сомневался в бурном воображении писателя и был бы скорее смущен, если бы вдруг выяснилось, что Дик говорил правду. Тот, со своей стороны, никак не хотел успокаиваться. Не исключая версию обычного ограбления, Дик подчеркивал, что в противном случае, если удар был нанесен водопроводчиками, нацистами или инопланетянами, они, конечно же, постарались бы создать именно такое впечатление. Рассуждая таким образом, Дик, воспользовавшись Законом о свободе предоставления информации, ознакомился со своим досье в ФБР. Он надеялся, что папка буквально распухла от отчетов агентов о его жизни за последние двадцать лет, но при этом не слишком удивился, найдя внутри лишь один-единственный документ — письмо начала пятидесятых (он написал его еще до знакомства с Джорджем Смитом и Джорджем Скраггзом), адресованное советскому физику Александру Топчиеву, от которого Дик надеялся получить дополнительные сведения о физической теории ограниченной относительности. То, что досье состояло из этого единственного и совершенно не компрометирующего его документа, по мнению писателя, доказывало только одно: ФБР подчистило досье, прежде чем предъявить их публике. А стало быть, закон, который должен был положить конец никсоновской слежке, на самом деле являлся обманом.