Книга Не забывать никогда - Мишель Бюсси

Фары включены на полную мощность. Два солнца пробивают лучами ночной мрак, вверху кружится синее электрическое небо.

На миг я задумался, каким образом жандармы так быстро нашли нас. Только на миг.

Какой кретин!

Наверняка, как только мы покинули гостевой дом, устроенный в бывшем домике начальника станции, родители тотчас позвонили в полицию и сообщили, что какой-то тип со стволом пробрался к ним в дом и ворвался в комнату, где спали дети.

Какой-то араб. Хромой. Возбужденный.

Возможно, ствол был заряжен.

От фургона отделились две тени; я узнал громоздкую фигуру Пироза и длинную сутулую фигуру его помощника.

В ночи раздался громкий голос капитана:

— Довольно играть, Салауи. Вылезайте из тачки и поднимите руки.

Пироз и его помощник держали пистолеты наготове. Они подошли ближе. Фары, светившие им в спину, до бесконечности увеличивали их тени. Отступая, Мона прижалась к капоту «фиата», словно боясь их непропорционально огромных рук, сжимавших пистолеты.

— Не двигайтесь, мадемуазель Салинас, — громко произнес Пироз.

Я впал в ступор: сидел в машине, не способный принять никакого решения. Только чувствовал, как «Кобра» оттягивает мне карман. Смешной пистолетик, стреляющий резиновыми пулями.

— Выходите, Салауи!

Я медленно открыл дверцу.

Я чувствовал то, что, наверное, чувствуют перед смертью: безропотную покорность, и одновременно крайнее возбуждение, подталкивающее к действию… Узнать, что там, за гранью. Понять великое таинство.

Кто я?

Извращенец с амнезией или затравленный козел отпущения?

— Идите вперед, Салауи!

Я окинул взглядом пустырь перед складом «Бенедиктин». Метрах в десяти от меня асфальт практически не виден, утонул во мраке ночи.

— Не делайте глупостей, — снова рявкнул Пироз, — не заставляйте меня пристрелить вас!

Чтобы затеряться в темноте, мне стоит лишь взять спринтерский старт. Всего лишь согнуть поясницу.

— Делай то, что тебе говорят, — умоляюще произнесла Мона.

Воспользовавшись тенью от кузова, я прижался левой рукой к дверце. Я чувствовал, как от Моны, находившейся меньше чем в метре от меня, исходит лихорадочный жар, слышал ее учащенное дыхание. В секунду я принял решение.

Самое плохое, какое только можно.

Испытать судьбу. До конца.

Инстинкт воробья, срабатывающий у любого мальчишки из предместья при виде полицейского мундира.

Взлететь!

Я медленно поднял правую руку, в то время как левая, прижатая к дверце, переместилась в карман толстовки.

Все произошло очень быстро.

Схватив кольт, я резко поднял левую руку, направив ствол в сторону звездного неба, чтобы изумить Пироза двумя противоречивыми знаками.

Одновременно.

Я вооружен. Я готов сдаться.

Я рассчитывал воспользоваться его кратковременным замешательством, прыгнуть во тьму, промчаться по пустырю, а потом бежать несколько километров по ровному полю. Сотни часов тренировок должны спасти мою шкуру.

Выстрел грянул без предупреждения.

Пироз выстрелил в меня. Почти в упор.

Никакой боли.

Внезапно Пироз и его помощник, словно испугавшись, опустили пистолеты.

Плавно, как в замедленной съемке, Мона рухнула на меня.

Кольт бешено плясал в моей руке, на плече моем истекала кровью Мона. Кровь фонтаном била из ее груди, заливая болотного цвета свитер. Еще одна струйка вытекала изо рта.

Мое сердце колотилось так, словно вот-вот вырвется из груди.

Гнев. Страх. Ненависть.

Мона задыхалась. Из горла ее вылетали невидимые слова, немые и таинственные, понятные только ангелам. Глаза ее покрылись поволокой, словно обозревали неведомый пейзаж, видеть который не дано никому; потом, в один миг, взор ее остановился.

Навсегда.

Соскользнув по мне, тело Моны повалилось лицом на асфальт, бесшумно, изящно, словно умирающая на сцене маленькая ученица танцевальной школы при Опере.

Дрожащими руками я попытался направить свой ствол на фликов. В полумраке они не могли разглядеть, какое оружие я на них навожу. Я решил попытать удачу.

Прицелился прямо в рожу Пироза.

Потом медленно обошел «фиат» и сел на водительское место. Словно раздавленные тяжестью совершенной ими ошибки, никто из полицейских даже не шелохнулся.

Гадкая уверенность буравила мне сердце.

Полиция не оставила мне ни единого шанса! Флики стреляли в меня на поражение! У них на пути оказалась Мона, она умерла, потому что не поверила мне.

Я был прав с самого начала.

Полиция хотела загнать меня в ловушку. Любой ценой.

Бросив последний взгляд на распластавшуюся на асфальте землеройку, я со всей силой нажал на педаль акселератора.

В тишине раздался звон металла. На капоте «фиата» засверкала золотистая пыль.

Внутри у меня все перевернулось. Нога уперлась в пол.

Какое-то время звезда шерифа сохраняла равновесие, но вскоре свалилась с капота на асфальт. В кино героиня носит ее на сердце, и пуля рикошетом отскакивает от нее. Героиня не умирает…

В кино.

«Фиат» подпрыгнул. Я услышал, как правое переднее колесо проехало по жестяному значку, купленному матерью за пять франков. Это было в другой жизни. Той, о которой для меня мечтала мама, той, где я ловил злодеев.

Склады «Бенедиктин» казались бесконечными. Наконец я увидел проем в заборе и устремился к нему, чтобы выскочить на региональную дорогу. Темную и пустынную.

На дорогу, ведущую в ад. Где я больше не встречу Мону.

Только призрак Морганы Аврил…

34

В другой жизни?

Некоторое время я ехал по лесной дороге, потом притормозил. Повернув ключ зажигания, я подумал, что этим движением я обрываю все связи с цивилизованным миром; вместе с мотором я выключил мир вокруг себя. Погасли фары и светящиеся цифры на торпеде, а с ними и звезды и луна, исчезнувшие за кронами деревьев. Непроглядная ночь.

Я долго сидел в кромешной тьме.

Потом открыл дверцу и наклонился; меня стошнило на траву и покрышку автомобиля Моны. Я откинулся на сиденье, затылком и спиной прижался к спинке. Сидел, не шевелясь. По щекам текли слезы, но я не делал ни малейшей попытки вытереть их. Они стекали по губам, смешиваясь с застрявшей в горле горечью. В какой-то миг я подумал, что видения, порожденные бредом моего мозга, могут выйти из организма, как выходит желчь, как вытекают слезы, рожденные слезными железами. Выйти вместе с кровью. Последняя мысль едва не побудила меня вскрыть себе вены.