Книга 100 великих загадок истории флота - Станислав Зигуненко

Но насколько справедлив был суд? И кто еще должен был оказаться на скамье подсудимых? Давайте попробуем разобраться…

Итак, что же произошло? Согласно объяснительной записке Суворова, 24 июня 1983 года в 23 часа 27 минут местного (камчатского) времени при погружении подлодка легла на грунт на глубине 42 м с затопленным четвертым отсеком. Вода прошла через не закрывшиеся захлопки вдувной и вытяжной вентиляции.

Этому трагическому происшествию предшествовали следующие события. Экипаж уже готовился к отпуску, который был запланирован на июнь 1983 года. Однако за неделю до катастрофы командир дивизии Н. Н. Алкаев вызвал Суворова и поставил перед экипажем задачу, не входившую ни в какие планы. Подлодка должна была выйти в море на одни сутки для выполнения боевого упражнения с тем, чтобы закрыть план боевой подготовки экипажа и дивизии в целом.

Суворов крайне отрицательно отнесся к этой затее, но все попытки и его, и его заместителей закончились ничем. Командир дивизии не изменил своего решения.

Между тем он хорошо знал из доклада Суворова и иных источников, экипаж был разукомплектован, причем на лодке недоставало половины экипажа. Тем не менее Алкаев отдал приказ выйти в море, иначе, как сообщил Суворов на суде, «через 30 минут я буду исключен из рядов КПСС и отдан под суд Военного трибунала».

Но, быть может, такой приказ диктовался острейшей необходимостью? Отнюдь.

Вот что сообщил по этому поводу Герой Советского Союза, капитан 1-го ранга А. А. Гусев, который в 1983 году был начальником штаба:

«Я находился в госпитале, но был оттуда отозван для исполнения своих обязанностей. В это же время командир соседней дивизии готовился уехать в отпуск, но у него оказалась задолженность по боевой подготовке – не выполнил обязательную торпедную атаку по ПЛ в дуэльной ситуации. Для этого нужна была мнимая ПЛ противника. Штаб флотилии назначил и включил в план боевой подготовки АПЛ К-429. Эта лодка находилась под командованием капитана 2-го ранга Белоцерковского и проходила доковый ремонт, ее экипаж потерял линейность и выйти в море не мог. Командир дивизии Алкаев принял решение передать ПЛ экипажу Суворова Н. М.»

В общем, получается, для того, чтобы оказать дружескую услугу командиру соседней дивизии, Алкаев идет на нарушение всех правил. Вытаскивает из госпиталя больного, перекидывает экипаж с одной лодки на другую да еще в спешке пополняет экипаж недостающими людьми по принципу «с бору по сосенке».

Гусев далее пишет: «Я заявил о своем несогласии с выходом в море «К-429» с экипажем Н. М. Суворова. Однако вечером того же дня узнал, что план подписан, то есть утвержден начальником штаба флотилии контр-адмиралом О. Е. Ерофеевым.

Я прибыл к Ерофееву и попробовал его убедить отменить решение, но получил ответ: «Ты что же Герой струсил?»

После этого я написал официальный рапорт на имя начальника флотилии о неготовности ПЛ к выходу в море и поставил гриф «Секретно». Один экземпляр отправил в штаб флотилии, второй закрыл в сейфе в своем кабинете… Я оказался среди спасенных членов экипажа К-429, и когда после трехсуточной оксигенобаротерапии в барокамере спасательного судна я был доставлен в дивизию, встретил меня капитан 1-го ранга Алкаев. Первым делом я ворвался в свой кабинет и обнаружил взломанный сейф. Он был пуст».

Так принималось решение о выходе лодки в море. И так потом заметались следы должностного преступления. А вот документальные свидетельства того, как формировался экипаж К-429.

Из объяснительной записки Суворова: «На ПЛ при отходе от пирса я увидел молодого матроса, которого не знал лично, и спросил, откуда он. Тот ответил, что он дублер, прибыл из казармы за 15 минут до выхода в море. Я спросил старшего помощника Рычкова, как мог оказаться здесь этот матрос. Он ответил, что по приказанию капитана 2-го ранга Белоцерковского из казармы были приведены 12 молодых матросов для “учебы в море” незадолго до выхода.

На мой вопрос, почему мне не доложили, сказал, что доложил капитану 2-го ранга Белоцерковскому. Я подошел к капитану 2-го ранга Белоцерковскому и задал те же вопросы. На них он ответил: “Я не хочу попасть на парткомиссию. Если я оставлю людей в казарме, они могут что-нибудь натворить”. Я отдал приказание помощнику командира расписать личный состав дублеров».

В общем, в экипаж собирались прикомандированные специалисты, которых с большим нежеланием отпускали командиры других лодок, да и то не все. По свидетельству заместителя командира В. Т. Пузика, старшины команды трюмных так и не дождались. Нагрянули представители из штаба флотилии, все делалось в напряженной, нервной обстановке.

В итоге командование дивизии скомплектовало экипаж для выхода на торпедные стрельбы из личного состава аж пяти экипажей. Приказ врио командира дивизии Гусева об укомплектовании и прикомандировании недостающего личного состава был подписан всего за один час до выхода подводной лодки на стрельбы. Этим приказом были прикомандированы 58 специалистов, причем многие оказались на данной лодке впервые.

К моменту выхода ПЛ К-429 в море на борту оказались два командира экипажей, Суворов и Белоцерковский, два командира БЧ-5, старпом Рычков, не допущенный к самостоятельному управлению, и отсутствовал старшина команды трюмных.

В таких условиях Суворов не поставил своей подписи о готовности лодки и экипажа к выходу в море в журнале. Не было там и многих подписей флагманских специалистов, обязанных проверить подлодку перед выходом в море. И соответствующие подписи появились уже задним числом, после выхода из затонувшей лодки тех специалистов, кто уцелел. Лично Суворов поставил свою подпись после того, как капитан 1-го ранга Алкаев попросил его сделать это в разговоре с глазу на глаз. Какие он при этом начальник использовал доводы, остается только гадать.

Но почему тогда нельзя было задержать выход подлодки в море, чтобы подготовить все как следует? Да потому, что военные игры шли уже полным ходом, другие корабли уже вышли в заданный район моря для выполнения торпедных стрельб и Суворов со своей подлодкой всех задерживал.

В итоге общими усилиями подлодку со сборным экипажем выставили в море, понадеявшись на русское «авось». Глядишь, да все обойдется… Не обошлось.

Когда за 35 минут до расчетного времени прибытия в заданный район Суворов решил проверить подлодку на герметичность перед боевым погружением, она попросту утонула, поскольку имела серьезную неисправность – захлопки с двух бортов системы вентиляции 4-го отсека не закрывались герметично. И именно через эти захлопки и был затоплен 4-й отсек, погибли 14 подводников, а сама подлодка оказалась на дне. Случилось это в 23 часа 30 минут 24 июня 1983 года.

В таких случаях прежде всего необходимо выпустить аварийные буи, чтобы спасатели знали, в каком именно месте находится лодка и что на ней есть живые люди. Однако ни носовой, ни кормовой буи выпустить не удалось. Как впоследствии установила аварийная комиссия, крышки на обоих буях заржавели, а на носовом и вообще не было радиомаяка.

Стали думать, что делать дальше. А тем временем раздался взрыв; на средней палубе «хлопнула» аккумуляторная батарея. Весь отсек оказался задымлен, людям пришлось надеть средства индивидуальной защиты. Хорошо еще, что взрыв водорода в аккумуляторных батареях не привел к пожару.