Книга Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский

Однако по уставу Интерпола советников приглашает генеральный директор, а не президент. И каждое назначение полагается утвердить на Генеральной ассамблее. Директор был американцем, о поисках Ковчега знать ничего не знал, и посвящать его, а тем более всю ассамблею в свои интриги Жюстина не собиралась…

…зато собиралась как можно скорее связаться с кандидатом, которого ей назвали коллеги. Под предлогом назначения на должность советника она планировала раздразнить интерес учёного к древней тайне и вовлечь в диалог, а полученную информацию использовать в игре с Вейнтраубом.

В Лионе на вокзале Жюстину ждала служебная машина. Велик был соблазн тут же отправиться в штаб-квартиру, чтобы начать сбор сведений об учёном. Однако она велела отвезти себя домой: время позднее, и выпитый мускат давал о себе знать, а серьёзным делом лучше заниматься на свежую голову.

В любом случае с учёным повезло даже больше, чем можно было надеяться. Он жил не в Европе, а в России, в Петербурге – самом эпицентре происходящих событий. И фамилию носил говорящую – Knijnik, ей перевели смысл.

– Книжник, – вполголоса повторила Жюстина, ловя на кончике дрожащего языка твёрдое русское «ж». – Лев Книжник.

46. Древняя история

Подъём в бункере сыграли в шесть утра.

Именно сыграли: будильником стали нарастающие звуки музыки из динамиков трансляции. Гудок тревоги не годился, и Салтаханов некоторое время ломал голову над выбором мелодии. Потом вспомнил свой недавний поход с весьма интересной барышней на Вагнера в Мариинку – и велел охране включить «Полёт Валькирий».

«Ничего так денёк начинается», – подумал Одинцов с первыми звуками труб. К этому времени он уже сделал энергичную зарядку, принял душ и побрился: чуткий сон нарушила возня в коридоре часом раньше, когда охрана доставляла к дверям камер умывальные принадлежности и одежду. При обыске академики забрали у пленников ключи от квартир и за ночь успели съездить туда-обратно.

Еву поразило, насколько аккуратно сложен её чемодан: даже она сама не сделала бы лучше. Чувствовалась рука женщины, которая понимала толк и в хороших вещах, и в косметике – собирая самое необходимое на первое время, сотрудница из академиков не забыла ни одной мелочи.

Профессор получил саквояж со сменным искристым пиджаком, комплектом ярких рубашек и парой мягких домашних кофт – в его хозяйстве было, из чего выбирать. Там же лежали брюки, носки, дорожный несессер и остальное.

Проще всего обстояло дело с вещами Одинцова и Мунина. Выезжая из дома после тревожного звонка Вараксы, Одинцов не предполагал скоро вернуться и собрал всё, что нужно, в большую спортивную сумку. Он бросил её на заднее сиденье «лендровера» – академикам осталось лишь перенести вещи в бункер.

Лёгкий завтрак каждому тоже подали в камеру – или в номер, как настаивал Салтаханов. Впрочем, еда действительно напоминала об утре в обычной европейской гостинице: пара яиц, хлеб из тостера, сыр, джем… Одинцов услышал от молчаливого разносчика единственную фразу: «Чай или кофе?» – и отметил нескольких вооружённых бойцов, которые его страховали. Лица знакомые, их он уже видел вчера…

Одинцов мотал на ус любую мелочь. Он дал слово генералу – зазря не дёргаться, но и оставаться в бункере навечно не собирался. Если охотник не может поймать обезьяну – виновата обезьяна. Если обезьяна всё-таки попалась – это тоже её вина. Глупо надеяться, что охотник захочет её освободить. Но даже если так, лучше позаботиться о собственной свободе самостоятельно.

Вдобавок Одинцов был настроен на серьёзную работу. Раз уж он имел отношение к тайне Вараксы – а сомнений в этом не осталось, – тайну предстояло разгадать, чтобы спасти себя и Мунина. Сейчас интересы Одинцова совпадали с интересами Псурцева. К тому же грех не воспользоваться условиями, которые создал генерал, и не выжать максимум информации из компании, которую тот собрал в бункере.

После завтрака четверых пленников привели в уже знакомую комнату для инструктажа. Там перед столами, на которых были разложены большие блокноты и карандаши, ждал Салтаханов.

– Доброе утро! Как спалось? – спросил он и, не дожидаясь внятных ответов, продолжил:

– Понимаю, что есть какие-то неудобства и шероховатости. Иначе не бывает. В перерыве я запишу все ваши претензии и пожелания, а сейчас давайте трудиться. Профессор, мы договаривались, что начнём день с лекции. Вам слово. Буду очень признателен, если вы поможете организовать, как говорится, рабочий процесс в целом… Прошу!

Салтаханов уступил Арцишеву место инструктора, а сам сел за первый стол как слушатель. Профессор потеребил спинку инструкторского стула – и остался по привычке стоять у доски.

– У меня сложная задача, – начал он, косо глянув на вчерашний рисунок Салтаханова. – Я представляю себе уровень, на котором можно общаться с Евой, но что касается остальных коллег…

– Ни в зуб ногой, – подтвердил его сомнения Одинцов. – Я свой букварь скурил ещё в первом классе. И в шарашке никогда не работал. Мне всё разжёвывать надо.

– Что такое шарашка? – поинтересовалась Ева.

– Господин… э-э… Одинцов, да? – переспросил Арцишев. – Господин Одинцов имеет в виду, что нам предстоит работать по старому доброму советскому принципу, который в народе называется шарашкой.

– Ну доброго-то в нём было немного, – хмыкнул Мунин.

Профессор прищурился на него поверх очков:

– Да, вы же историк… Хорошо, тезис о доброте можно снять. Видите ли, Ева, в нашей стране было время, когда товарищи из органов… гм… НКВД, КГБ – это же вы знаете?.. Когда надо было решить важную задачу, они сажали учёных в тюрьму. Обстановка ужасная, а кто не хочет работать, тот может оказаться в камере с уголовниками или долбить землю в тридцатиградусный мороз. Учёные всеми силами старались выжить, поэтому с головой уходили в работу и сосредоточивались на поставленной задаче. Скажем, успехи советского атомного проекта или первые победы в космосе – это самые известные результаты работы заключённых в таких вот шарашках.

– Это правда? – в растерянности обернулась Ева.

– Догоним и перегоним Америку, – кивнул Мунин.

– На свободу с чистой совестью, – добавил Одинцов.

Салтаханов спохватился.

– Профессор! Давайте обойдёмся без неудачных аналогий и не будем уходить от темы. Я говорил и повторяю ещё раз: вы – не заключённые, а сюда помещены ненадолго и только для вашей же безопасности. Мы стараемся создать все условия…

– И правда, профессор, – поддержал Одинцов, – давайте лучше про Ковчег Завета. Время-то идёт.

– Я просто пытался ответить на вопрос нашей коллеги, – развёл руками Арцишев. – Что касается Ковчега, для начала тоже понадобится небольшой исторический экскурс.

– Вы меня простите, молодой человек, – он снова взглянул на Мунина, – я никоим образом не пытаюсь отбивать у вас хлеб. Просто есть некоторые нюансы, которые я специально изучал дольше, чем вы живёте на свете.