Книга Иным путем - Александр Харников

– Провокаторы будут, – вздохнул Варнашев, – куда ж от них денешься. Ты их в дверь – они в окно лезут. Начнут с ходу агитировать за вооруженное восстание и свержение самодержавия.

– Надо будет предупредить людей, – сказал Коба, обращаясь к Кузину, – что в этот раз провокаторы могут быть вооружены. И не только железными прутьями, но и револьверами. Так что пусть все будут бдительны, и в случае чего поднимают тревогу, если кто-то начнет бузу. А теперь давайте определимся с маршрутами движения колонн. Я ваш город знаю плохо, а потому буду просто слушать – что и как.

– Двигаться будем несколькими колоннами, – сказал Карелин. – Первая – это рабочие с Ижорского завода, выйдут из Колпина. По Шлиссельбургскому тракту они дойдут до Лавры, а потом пойдут по Невскому до Дворцовой площади. По дороге к ним присоединятся те рабочие, место сбора которых будет на Ново-Прогонном переулке.

Еще одна колонна соберется на Петергофском шоссе. От Нарвской заставы колонна двинется по Нарвскому проспекту в сторону моста через Обводный канал, и по Старо-Петергофскому проспекту к Большому Калинкину мосту. Оттуда по Екатерининской набережной до Невского. Ну, а далее – на Дворцовую площадь.

На Выборгской стороне люди будут собираться в Геслеровском переулке. Оттуда колонна пройдет по Каменноостровскому проспекту к Троицкому мосту. Перейдя через него, они пойдут по Миллионной к Зимнему.

На Васильевском острове сбор назначим на Четвертой линии. Оттуда через Николаевский мост все переправятся через Неву, и по набережной – к Зимнему дворцу.

– Вот вроде бы и всё, товарищи, – сказал Карелин, подводя итог несколько затянувшемуся собранию. – На бумаге у нас все получилось гладко. Посмотрим, как все будет в жизни…

12 мая (29 апреля) 1904 года, 10:05.

Санкт-Петербург, Зимний дворец, Готическая библиотека

Министр внутренних дел Плеве и петербургский градоначальник Фуллон были вызваны к императору Михаилу II к десяти часам утра. Эти высшие чиновники Российской империи, носящие немецкие фамилии, несмотря на это, были мало похожи друг на друга. Иван Александрович Фуллон, по происхождению из остзейских немцев, православный, в настоящее время петербургский градоначальник, был по характеру тих, миролюбив, незлобив и занимал во всем примирительную позицию. Вячеслав Константинович Плеве, обрусевший немец, сын учительницы и калужского дворянина, министр внутренних дел, был строг, пунктуален, любил во всем порядок и строго его добивался от своих подчиненных.

– Доброе утро, господа, – поприветствовал их император. – Присаживайтесь. Иван Александрович, вы принесли с собой то, о чем я вас просил?

– Да, ваше императорское величество, принес, – петербургский градоначальник раскрыл кожаный бювар, достал из него лист бумаги.

– Очень хорошо, Иван Александрович, – ответил император, бегло просмотрев переданный ему документ.

Какое-то время Михаил сидел молча. Молчали и вызванные им Плеве с Фуллоном, ожидая, что им скажет самодержец.

– Господа, – наконец заговорил император, – я позвал вас для того, чтобы объявить вам свое решение о Собрании русских фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга. Для начала я должен вам сообщить то, что вчера руководство этим Собранием перешло от священника Георгия Гапона к человеку, которому я полностью доверяю. А посему вам необходимо предпринять определенные действия.

Оба сановника насторожились. Император не так давно на своей необычной, как это теперь стало модным говорить – «пресс-конференции», уже обозначил основные направления внутренней политики империи. Теперь, похоже, он решил поставить задачи перед теми, кому по должности было положено претворять в жизнь волю монарха. Из всего сказанного Плеве, в свое время стоявший у истоков Зубатовского общества, насторожил тот факт, что у молодого императора откуда-то появился свой человек в этом Собрании. Неужели государь ведет какую-то свою игру, и он снова вызвал из небытия Зубатова – креатуру ненавистного Плеве премьера Витте.

А добрейшего Ивана Александровича Фуллона волновало другое.

– Помилуйте, ваше императорское величество, – сказал он, – а как же отец Георгий Аполлонович Гапон? Надеюсь, с ним ничего не случилось?

– А отец Гапон, – сардонически усмехнулся император, – неожиданно почувствовал страстное желание начать миссионерскую деятельность и с нашего разрешения отправился в Маньчжурию, дабы приобщать там к православию тамошних язычников. Мы не стали переубеждать пастыря и пожелали ему успехов в этом богоугодном деле.

Плеве и Фуллон переглянулись. Они не ожидали такого хитроумного решения императора. Но возразить или усомниться в нем никто из них не решился. Проповедь христианских ценностей среди язычников – святое дело, и его можно только приветствовать.

А Михаил, продолжая улыбаться, продолжил:

– Уважаемый Иван Александрович, нам с вами надо лишь молить Господа нашего, Иисуса Христа, чтобы отец Георгий с достоинством нес крест, который он взвалил на свои рамена, – тут император перекрестился, и оба стоящих перед ним сановника тоже осенили себя крестным знамением.

– Мы надеемся, – сказал Михаил, – что успехи на ниве миссионерства дадут отцу Гапону возможность заполучить ту известность и общественное признание, которого он так жаждал. А если его лукавый снова возбудит в нем смертный грех гордыни, то наместник Алексеев, человек весьма суровый, сумеет обуздать обуревающие отца Гапона страсти. Да и остров Сахалин с его знаменитой каторгой там совсем рядом.

– Кстати, Иван Александрович, – Михаил обратился к градоначальнику Фуллону, – в самое ближайшее время в Санкт-Петербург прибудут соотечественники моей супруги, императрицы Марии Владимировны. Я хочу поручить вам найти подходящее место где-нибудь неподалеку от Зимнего дворца, для организации там японского ресторана. Помимо приема экзотической для русского человека пищи, в нем можно будет послушать игру на японских струнных инструментах, посмотреть на представления театра кабуки и но, полюбоваться на знаменитую «чайную церемонию». Как вы знаете, Православие, являющееся основой русской культуры, в Японии было недавно уравнено в правах с коренной религией японцев Синто. Теперь, с нашей стороны, необходима ответная любезность, хотя бы в области их культуры. Это политический момент, поскольку на Востоке такие вещи понимают тонко.

– Ваше величество, – ответил градоначальник Фуллон, – я подберу несколько мест в центре Петербурга, а вы с вашей царственной супругой сможете выбрать из них самое подходящее.

– Пусть будет так, – сказал император, доставая из кармана подаренную адмиралом Ларионовым многоцветную шариковую ручку и снова придвигая к себе устав Собрания. – Теперь, господа, давайте вернемся к главному делу, ради которого я вас к себе вызвал. Сейчас мы внесем в устав этого Собрания соответствующие поправки.

Первое: название Собрания теперь будет звучать так: «Всероссийское Собрание фабрично-заводских рабочих и технических служащих». Соответственно, из устава надо вычеркнуть упоминание о непременном русском происхождении членов Собрания и их обязательном христианском вероисповедании. Все подданные Российской империи равны, несмотря на их происхождение и вероисповедание. Ведь одних только народностей у нас проживает около двухсот, и исповедуют они все четыре мировые религии, плюс множество различных вариантов язычества. При этом пункты о «разумном и трезвом времяпровождении» и «просвещении на началах русского национального самосознания» остаются неизменными.