Книга Клей - Анна Веди

– Да, это называется конгруэнтность. Красивое слово, мне нравится, – говорит София, кивая головой. – Конгруэнтность, это когда слова, эмоции и действия, – поведение человека в целом, – совпадают, слитны. Это говорит о целостной личности. Правда, я об этом только читала, а вот применять не очень-то получается.

– Потому что это очень тяжело, вот так сразу, с размаху. Нужны годы подготовки, проработки и осознания своей личности и частей своей личности, – делится Оливер. – Я, вон, сколько лет просидел у психолога. Два точно. И всё равно что-то не проработал, раз приклеился. Хотя, возможно, люди склеиваются не из-за подавленных эмоций.

– Не льсти себе, не обманывайся, – ухмыляется рыжий. – Из-за чего же тогда они склеиваются? Нет, мне больше нравится именно эта идея.

– Потому что ты не хочешь искать другие причины из-за своей природной лени. А возможно, Оливер прав, и причина не только в подавленных эмоциях, – поддерживает Оливера София.

– Но это пока что не доказано, – деловито произносит Мария.

– Да, это не доказано, – пищит Сандра. – И лучше не тешить себя иллюзией, что проработав непрожитые эмоции и осознав себя, мы расклеимся.

– Как ни печально, но мы в такой ситуации, что приходится только этим и заниматься. Прорабатывать свои эмоции и проживать, – вздыхает София. – Этот монстр Макс, не выпустит нас отсюда. Но параллельно можно думать и о других возможных причинах.

– А ты уверена, что если мы осознаем и проработаем эмоции, выпустит? – Мария смотрит на Софию исподлобья.

– Да ладно, что вы устроили демагогию, – Мигель заводит левую руку за спину и трогает место, где склеен с Марией. – Давайте просто будем продолжать, и всё. Я рассказал свою историю, и мне стало легче, даже кажется, что область склеивания тянет меньше. Хотя, может, я и придумал себе это.

– Точно! Молодец, Мигель, – София подхватывает его идею закончить бессмысленный спор и, немного подумав, говорит, – кажется, и я готова поделиться с вами своей болью и вынести её наружу.

Все внимательно смотрят на неё. Лишь Мария почёсывает свою правую руку рядом с областью склеивания. От этого тишину пронзает скребущий звук, и все, безотчётно реагируя на него, поворачивают голову к Марии. А она самозабвенно чешется и не замечает, что все смотрят на неё. Наконец поднимает глаза и видит взгляды.

– Не могу больше терпеть эту склейку, – оправдывается Мария. – Это жесть какая-то. Меня трясёт так, что я готова разорвать зубами свою кожу, как мне кажется. Аж передёргивает всё внутри. Ещё день, и я за себя не ручаюсь.

Мигель в смущении чуть отворачивается в сторону. Видимо, непонятным путём на невербальном уровне Марии передались его желания и агрессия. И это невозможно постичь разумом и объяснить. Он буквально накануне не мог заснуть от чувства раздражения и желания придушить эту Марию. А она взяла и вот так просто высказала всё вслух, как будто оголила никому не известную тайну и правду Мигеля.

– Поэтому давайте сегодня активно поработаем, – с неизвестно откуда взявшимся энтузиазмом говорит Оливер.

София молчит ещё минуту, выжидая и настраиваясь.

– Ну, значит, так. Вообще, у меня семья с виду была очень пристойная и порядочная. Но это только с виду. Они и верующие были, и в церковь всегда ходили. Мама учитель, папа инженер. Всё довольно стандартно. Мама никогда меня не хвалила, по имени не называла, чуть что, ставила в упрёк, что я неумеха, и у меня руки не из того места растут. Постоянно ставила в пример двоюродную сестру. И вечно причитала о своей жизни, и что ей не повезло с мужем и ребёнком. Папа сносил это молча. А я постепенно замыкалась в себе. Вообще-то, мои родители очень хорошие. Они для других всегда готовы были пожертвовать последним. Такие добрые. Но когда мне что-то было нужно, и я просила их помочь, они призывали меня к самостоятельности и намекали на взрослость. Может, так воспитывать и правильно, но я стала чувствовать себя изгоем, никому ненужной и нелюбимой родителями. Они же такие хорошие, добрые, всем помогают. А если меня игнорируют, значит, это проблема во мне, и я урод какой-то, сама виновата. Конечно, проблема банальная и обыденная, но теперь я всегда ищу в мужчинах своего спасителя, пытаюсь отношениями заполнить внутреннюю пустоту, которая во мне от неприятия родителями, их непризнания меня как личности. Правда, обычно я притягиваю ущербных мальчиков, любителей выпить или ещё какой-нибудь гадости. Мне так хочется, чтобы они оценили меня, признали, полюбили, и я старательно окружаю их заботой. Я даже готова жертвовать собой ради этого несчастного, готова помочь ему. От него лишь требуется меня любить и ценить. Всего ничего. Но, как правило, они убегают от меня, и я не понимаю, почему так? Я же хорошая…

– Может, тебе попробовать стать плохой? Зачем быть всегда хорошей? – ухмыляется рыжий.

– Я не могу. Как это?

– Лично меня бесят такие, хорошие и воспитанные. Мне кажется, что за этим что-то кроется. Как говорится, в тихом омуте черти водятся.

– София, мне кажется, что… – Оливер осторожно пытается подобрать слова, – ты, заботясь и отдавая полностью всю себя другому человеку, забываешь о себе. А мир же это видит и чувствует, и автоматически зеркалит твоё отношение к себе. Не знаю, понятно ли я выразился.

– Да, я поняла, и я знаю, что должна любить себя, ценить и заботиться о себе. Но как это делать на практике, я не знаю.

– Только не обижайся, – рыжий смотрит на Соню сбоку, повернув к ней голову, насколько это возможно, – но я с первого дня заметил твои жирные волосы и перхоть, и это так неприятно. Ладно ещё прыщики – нарушен обмен веществ. Но хотя бы волосы можно мыть, ведь есть средства против перхоти. Я вот приклеен к тебе и с самого начала боялся, что ты меня заразишь своей перхотью или капнешь жиром. Ясно, что со временем смирился. Выхода же нет.

– Слушай, рыжий, ну ты даёшь! – негодует Сандра. – Зачем же так жёстко? Может, мама не моет голову или у них в семье не принято.

– В каком веке живём? В доисторическом? Мать её унижает и эмоционально насилует, а сама не может подать достойный пример? – защищается рыжий.

Соня начинает всхлипывать, опустив голову.

– Я действительно не люблю мыть голову. У меня там болячки на голове и прыщики, и я боюсь их содрать.

– Слушайте, если мы здесь выживем, поверьте, чистые или грязные волосы не будут иметь абсолютно никакого значения. Это мелочь. Я лично не замечаю этого. Грязные волосы, чистые. Да ещё пару дней, и мы все будем такие грязные и вонючие, – громко говорит Оливер.

– Вот вы и похожи! Ты обосрался, она тоже засранка, – смеётся рыжий.

– А у тебя что за плечами? Ну-ка, расскажи, ведь ты тоже приклеен к Софии. Так что между вами общего, что тебя так раздражают немытые волосы в перхоти? – кряхтит Мария.

На мгновение повисает тишина. В это время загораются экраны. Макс, похоронив свою мать, возвращается в дом. Он ещё не успел прийти в себя, и на его лице смятение и потерянность. Все, конечно, это замечают и молчат, удивлённо ожидая, что будет.