Книга Русский вираж - Алексей Свиридов

Если на открытом воздухе было просто очень жарко, то про внутренности транспортера можно было сказать, что там царит настоящее пекло. Гусеничная машина, изготовленная еще во времена Варшавского договора в некогда братской Польше, не была даже минимально приспособлена к действиям в жарком климате. Духота, разогретый металл, никакой вентиляции… Корсару в первую секунду показалось, что он не выдержит здесь и минуты, но он тут же подбодрил себя:

«Ничего, сколько надо, столько и просидишь… Ребята же могут?» И тотчас же ребята напомнили о себе могучим ударом кувалды — процесс ремонта продолжался.

Как скомандовал высокий, Корсар действительно лег на пол, хотя и не очень представлял себе, зачем это нужно — ведь вряд ли кто-то будет разглядывать через узкие бойницы, что творится в транспортере, а глянувший в люк увидит человека, хоть тот лежи, хоть тот сиди.

— Бам-м-м!!! Бам-м-м!!! — удары продолжались, и корпус транспортера вздрагивал им в такт. «Еще полчасика так — и меня можно будет выносить!» — обеспокоенно подумал Корсар. Он с испугом ощущал, как с каждым ударом все утоньшается и утоньшается стена, отделяющая его мозг от той боли, которая терзала его меньше суток назад.

К счастью, до этого не дошло. Через десять минут и несчетное число ударов снаружи донесся голос высокого:

— Хорош пока… — и Рустам ему ответил:

— Ай, Борис, давно уже харош!

«Борис, значит… — отметил Корсар. — Хорошее имя. Как же это его сюда-то занесло?»

Тем временем Борис с Рустамом запрыгнули на броню (ботинки звучно стукнули по крыше, хотя до сочности звука кувалды им было далеко), и Борис уселся, спустив ноги в верхний люк. Словно бы ни к кому не обращаясь, он проговорил негромко:

— Лады, земеля. Теперь рассказывай, только смотри: шлепну ногой вот так, — Борис легонько стукнул каблуком об каблук, — умолкай и нишкни. Мало ли кто припрется.

Корсар вытер рукавом пот со лба и перевернулся на спину. Теперь он имел возможность видеть узкую полоску пронзительно-синего неба, маленький кусочек стены и большую часть ног Бориса. По возможности коротко, без излишних подробностей пересказав свою историю, Корсар закончил ее так:

— Словом, мне тут не на кого надеяться. Только вот вас, ребята, встретил.

— Ну что ж, земеля… — после недолгого раздумья проговорил Борис. — Раз, говоришь, подставили тебя, грех не помочь. Только не прямо сейчас, сам понимаешь. До вечера-ночи просидишь тут, а потом сообразим что и как. Мы с Рустамом обещаем. Точно говорю?

— Ай, отстань, да? — недовольно пробурчал коренастый. — Что «точно говорю»? Ты меня сначала спросил? Все сам придумал, сам сказал, а теперь про «точно говорю» спрашиваешь!

— Брось бухтеть, узбек, — слово «узбек» высокий произнес как давно приклеившуюся кличку. — Я тебе потом все объясню. Ну?

Рустам хотел еще что-то сказать, но Борис коротко зыркнул на узбека, и тот сказал явно совсем не то, что собирался:

— Ладно… Ты сказал — я тоже сказал. Только зачем, не знаю!

— А сейчас топать надо… Ты, земеля, — обратился Борис к Казаку, — лежи тихо-тихо. Я специально люк открытым оставлю, чтобы никто не подумал, что тут прячется кто. А ты… под откидную скамейку забейся, что ли. Если специально искать не будут, а мельком глянут — все нормально будет: там светло, здесь тень, да еще и очки у всех темные. Только не высовывайся ни хрена! А то и сам гикнешься, и нас подведешь. Уразумел, братан?

Корсар тихонько буркнул «да», и Борис с Рустамом соскочили на землю. Послышались удаляющиеся шаги, и он остался один.

Лежать тихо-тихо оказалось очень трудно. Корсар чувствовал себя, как котлета в духовке, и вся разница была в том, что котлету вынули бы через полчаса, а вот когда удастся выбраться ему…

Не меньше жары и духоты его мучила и неизвестность. Первый порыв, заставивший Корсара подойти к ребятам, обронившим пару слов по-русски, уже угас, и его место заняли сомнения. Особенно беспокоила реакция второго парня, как его там — Рустам? Он с самого начала отнесся к беглецу враждебно, да и потом тоже особой радости не высказал. Хорошо, если просто ради сытного куска хлеба здесь парится, а ну как окажется идейным фанатиком? Хоть в этой парочке верховодит, конечно, Борис, но если дело дойдет до религиозных принципов, тут никакое верховодство не поможет! Да и кроме идейных соображений — поймавшему «гангстера» наверняка полагаются какие-нибудь пряники, а после голодного Узбекистана или Таджикистана у парня еще долго будет рефлекс: хватай, что можно!

Единственным источником информации о происходящем во внешнем мире были звуки, и Корсар внимательно вслушивался в то, что доносилось до него через открытый верхний люк.

Голоса… Команды… Натужный рев автомобильного двигателя, словно в этот дворик загнали тяжелый грузовик. Снова голоса — теперь можно даже различить слова. Кто-то на плохом английском орет, не иначе перед строем, о том, что «неверный пес» где-то скрывается, и скорее всего ему помогают некие предатели. Этим предателям будет то же самое, что и искомому «псу», только в двойном размере… Уже более спокойные голоса, видимо, после инструктажа и накачки бойцам разрешили разойтись… Густой басок покровительственно сочувствует некоему Альфонсу, что тому придется сидеть до ночи, а Альфонс мелодичным и красивым голосом отвечает, что ему как раз повезло, потому что есть кондиционер…

Летчик завистливо поцокал порядком пересохшим языком: чего бы он сейчас не отдал за кондиционер! «Хотя, сказать по чести, и отдавать-то особо нечего», — трезво оценил свои мысли Корсар. — «Ценного имущества при мне сейчас — разве что моя жизнь, да и ту ребята в арафатках намерены отобрать бесплатно. Боюсь, этот Альфонс, кем бы он ни был, не согласится на сделку!»

С этими мыслями Корсар снова принялся прислушиваться к происходящему во дворе, пытаясь не думать о том, что в этой железной коробке можно элементарно сомлеть от жары и быть взятым хоть голыми руками.

Снова двигатель — грузовик, или что там приехало, развернулся и облегченно замолчал… Пару раз проехала машина поменьше… Накатил и откатил шум пролетевшего вертолета… Корсар лежал, глядя в низкий потолок десантного отделения, и напряженно старался определить, что же на самом деле происходит сейчас в лагере. А заодно — сколько еще времени осталось до спасительной ночи.

«Не знаю, как от врагов, а от жары ночь меня спасет точно! — повторял он про себя уже в который раз, как заклинание. — И все будет хорошо… Все получится…»

Но пытка неизвестностью была еще мучительней, чем пытка жарой, и через час или полтора она стала невыносимой. Каждый новый звук, каждый новый выкрик снаружи казался Корсару знаком того, что его убежище обнаружено и в следующую секунду какая-нибудь спецкоманда кинется выковыривать его из металлической скорлупы. А он, обалделый от духоты, будет до последнего мгновения прятаться под дурацкой лавкой?

Ну уж нет! Коли уж заявятся гости, встретить их надо будет лицом к лицу.

«Реального проку, конечно, никакого. Надо будет — возьмут как миленького, хоть трепыхайся, хоть нет…» — попытался заставить себя рассуждать здраво Корсар. Но в то же время вопреки здравым рассуждениям все его существо восставало против мысли сдаться просто так, без сопротивления.