Книга Шопоголик и брачные узы - Софи Кинселла

— Бекки, я ненадолго наведаюсь в квартиру Эми, а сама она хочет побыть здесь, пока я не вернусь. Правильно, Эми?

Я заглядываю через плечо Лорел в примерочную. Эми сидит в углу в одном белье минус изумрудная подвеска, и вид у нее совершенно оглушенный. Она молча кивает.

Лорел выходит размашистым шагом, а Кристина сверлит меня недоверчивым взглядом.

— Бекки…

— Итак! — Я быстро разворачиваюсь к Эми, как и подобает образцовой сотруднице магазина «Бер-низ». — Пока мы ждем, не хотите ли вы примерить другие платья?

Сорок минут спустя Лорел возвращается, и лицо ее лучится.

— Нашли остальное? — с нетерпением спрашиваю я.

— Все у меня.

Кристина косится на нас с другого конца отдела и отворачивается. Она уже сказала, что единственный способ не уволить меня за случившееся — это ничего не знать.

Вот мы и договорились, что она ничего не знает.

— Держи! — Лорел швыряет ключи Эми. — Можешь проваливать. Привет Биллу. Он тебя заслуживает.

Не говоря ни слова, Эми, уже полностью одетая, вскакивает на ноги.

— Подожди, — останавливает ее Лорел. — А ты поблагодарила Бекки?

— Я… — Эми нервно оглядывается на Лорел. — Спасибо, Бекки.

— Не за что, — неловко бормочу я.

Эми чуть ли не бегом мчится к эскалатору, а Лорел обнимает меня и тепло произносит:

— Бекки, вы ангел. Полностью мне вас никогда не отблагодарить. Но все, что захотите, будет ваше.

— Не говорите глупостей. Я просто хотела помочь.

— Я серьезно!

— Лорел…

— Я настаиваю. Назовите — и к свадьбе это у вас будет.

Свадьба…

Словно кто-то распахнул окно и в комнату ворвался холод.

За всеми волнениями и суматохой я ухитрилась полностью забыть об этой напасти. Но проблема никуда не делась.

Две мои свадьбы. Два моих фиаско.

Будто два поезда мчатся на меня. Все быстрее и быстрее, стремительно надвигаются — даже когда я не смотрю на них. Роковой момент все ближе. Увернусь от одного и — попаду под колеса другого.

Я смотрю на открытое, доброе лицо Лорел, мне хочется прижаться к ней с криком: «Разберитесь за меня в моей жизни!»

— Все, что хотите, — повторяет Лорел и сжимает мои плечи.

Я медленно возвращаюсь в примерочную. Адреналина как не бывало. Я вся во власти знакомой, изматывающей тревоги. Прошел еще один день, а я ни на шаг не приблизилась к гениальному решению. И время на исходе.

Может, дело в том, что в одиночку мне не выпутаться, думаю я, тяжело осев на стул. Может, на помощь позвать? Пожарников или спецназ.

Или Люка.

15

Знаете, мне даже немного легче. Я перепробовала все — и всюду тупик. Не остается ничего другого, как признаться Люку. Он будет потрясен. И рассержен. Но по крайней мере он будет знать.

По дороге я завернула в бар, пропустила пару рюмок и старательно прикинула, как ему это выложить. Ведь главное — это как событие преподнести. Когда президент собирается поднять налоги, он же не заявляет: «Я собираюсь поднять налоги». Он говорит: «Каждому гражданину Америки известна цена образования». Поэтому я написала речь, немного смахивающую на обращение к нации, и вызубрила ее от буквы до буквы — с пробелами для реплик Люка (или аплодисментов. Хотя это вряд ли). Если буду придерживаться текста и никто не влезет с вопросом о политике Уганды — все в порядке.

Я поднимаюсь по лестнице к нашей квартире, и ноги у меня слегка дрожат — несмотря на то, что Люк еще не вернулся и у меня есть время, чтобы подготовиться. Но за дверью меня ждет удар — Люк сидит за столом, над стопкой бумаг.

Хорошо, Бекки, вперед. Глубокоуважаемые леди и джентльмены! И так далее и тому подобное. Дверь за мной захлопывается. Я извлекаю из кармана свои записи и набираю в грудь побольше воздуха.

— Люк, — начинаю я почти торжественно, — мне необходимо сказать тебе кое-что насчет свадьбы. Это очень серьезная проблема, и выход из нее найти непросто. Если решение и есть, то отыскать его я могу только с твоей помощью. Поэтому я и говорю тебе об этом сейчас — и прошу, чтобы ты выслушал меня с ясным умом.

Неплохо. Этим куском я даже горжусь. «Выслушал с ясным умом» — это наитие, потому что так он не сможет на меня наорать.

— Для того чтобы разъяснить мое дальнейшее неприятное сообщение, я должна вернуть тебя назад во времени. Назад к началу. Я имею в виду не сотворение мира. И даже не Большой взрыв. Я имею в виду чаепитие в «Кларидже».

Я держу паузу, но Люк все еще молчит — слушает. Может, обойдется?

— Именно там, в «Кларидже», и возникла неразрешимая проблема. Я была, если угодно, греческим богом, которому пришлось выбирать между тремя яблоками. Но только здесь их оказалось два, и они не были яблоками. — Я многозначительно умолкаю. — Это были свадьбы.

Наконец Люк поворачивается ко мне. Глаза у него воспаленные, лицо какое-то странное. Он смотрит на меня — и по спине моей бегут мурашки.

— Бекки, — выдавливает Люк точно через силу.

— Да?

— Думаешь, мать действительно любит меня?

— Что? — Я сбита с толку.

— Скажи мне честно. Ты думаешь, мать любит меня?

Погодите. Он хоть слово из моей прекрасной речи слышал?

— Конечно, любит! И ты очень кстати заговорил о матерях, потому что корни моей проблемы…

— Дураком я был. — Люк берет полупустую бутылку, наполняет свой стакан и пьет что-то, весьма напоминающее виски. — Она же меня просто использовала.

Сколько времени он уже здесь сидит? Я гляжу на его лицо, напряженное, уязвимое, и глотаю слова, что вертятся у меня на языке.

— Конечно, она тебя любит. — Я забываю про свою речь и подхожу к Люку. — Уверена. Это же видно по тому, как она… гм…

По чему видно-то? По тому, как она использует, твой персонал, ничем не отблагодарив за это? По тому, как, обведя тебя вокруг пальца, укатывает в Швейцарию?

— А почему ты?.. — бормочу я в замешательстве. — Что-нибудь случилось?

— Это так глупо. — Люк мотает головой. — Я нашел кое-что. Я заходил к ней на квартиру — надо было забрать бумаги для фонда. И, сам не знаю почему… может, после того, как посмотрел утром снимки Сьюзи и Эрни… Словом, я принялся искать старые фотографии. Мои детские снимки. Снимки, где мы вместе. Не знаю, что именно я искал. Наверное, хоть что-нибудь.

— Нашел?

Люк указывает на бумаги, лежащие на столе.

— Что это?

— Письма, От моего отца. Письма, которые он писал моей матери, когда они расстались, пятнадцать, двадцать лет тому назад. Умолял ее повидаться со мной. Умолял ее навестить меня. — Голос у Люка глухой и ровный. — Предлагал оплатить гостиницу. Писал, что сам привезет меня. Просил снова и снова… А я ничего не знал об этом. — Он тянется за исписанными листами и дает их мне: — Вот, прочти сама.