Книга Петр Великий. Ноша императора - Роберт К. Масси

Подводя итоги, можно сказать, что налоговая политика Петра оказалась успешной с точки зрения государства, но на плечи народа она легла тяжким бременем. Петр не оставил после себя ни копейки государственного долга. Он двадцать один год воевал[38], создал флот, воздвиг новую столицу, прорыл каналы и обустроил гавани, и при этом не только не брал никаких субсидий и займов за границей, но и сам помогал деньгами своим союзникам, особенно Августу II Польскому. Все это было оплачено непосильным трудом и несметными жертвами русских людей в период времени, охватывающий жизнь всего одного поколения. Петр не делал ставки на внутренние займы, что частично переложило бы тяжесть реформ на потомков и, в отличие от Герца, министра Карла XII, не выпустил в обращение бумажные деньги, что привело бы к обесцениванию рубля. Нелегкое бремя преобразований он всецело возложил на плечи россиян – своих современников. Его подданные выбивались из сил, противились, негодовали, порой проклинали царя – но всегда повиновались его воле.

Глава 17

«Приставник от Бога»

Во всем, что касалось религии, Петр был человеком XVIII, а не XVII века: он тяготел скорее к светскому рационализму, чем к истовой вере и религиозной одержимости. Его куда больше заботила торговля и благосостояние нации, нежели толкование догматов веры и Священного Писания. Ни одна из войн, которые он вел, не носила религиозного характера. Однако сам Петр искренне веровал в Бога. Он признавал всемогущество Господне и во всем видел Его промысл: в жизни и смерти, поражении и победе. В каждом письме он не забывал возблагодарить Всевышнего и всякий успех отмечал благодарственным молебном. Он верил в то, что, вручив монархам бразды правления, Творец тем самым не только возвысил их над подданными, но и возложил на них особую ответственность, однако он никогда не видел в монаршей власти воплощение такой отвлеченной философской идеи, как «божественное право королей». К религии Петр подходил с теми же критериями, с какими он подходил и к мирским делам: хорошо то, что разумно, полезно и пригодно для дела. И еще он полагал, что работа на благо и процветание отечества есть лучший способ служения Господу.

Петр любил ходить в церковь. Еще ребенком стараниями наставников он поднаторел в Священном Писании и богослужебном чине. Взойдя на трон, он старался ввести в употребление по всему царству верно, без искажений переписанные церковные книги. Православная церковь не допускает при богослужении иной музыки, кроме хорового пения, и Петр с детства любил петь в церковном хоре и сохранил эту привычку на всю жизнь. Нередко случалось, что, заслышав пение, царь проталкивался сквозь толпу прихожан к клиросу и присоединялся к хору. Православные ведут себя в храмах не так чинно, как христиане иных исповеданий: во время службы принято стоять, и люди зачастую приходят, уходят, подают друг другу знаки, обмениваются приветствиями и улыбками. Петр вел себя так же, но считал недопустимым открыто разговаривать во время службы и распорядился штрафовать нарушителей благочиния на один рубль. Впоследствии у одной из петербургских церквей был установлен позорный столб для наказания тех, кто разговаривал в храме.

Уважение к богослужению было для Петра важнее конкретной формы, в какой это богослужение осуществлялось. К большому неудовольствию многих соотечественников, и прежде всего церковной верхушки, он проявлял к другим христианским исповеданиям неслыханную дотоле терпимость. Святая Православная церковь раньше такого не допускала. Петр достаточно рано понял: чтобы привлечь на службу побольше иноземных умельцев, надобно позволить им молиться в соответствии с их обычаями. В этом мнении он укрепился в 1697 году, во время поездки в отличавшийся веротерпимостью Амстердам, где, как пояснил царю амстердамский бургомистр Витсен, «всякому позволено свободное отправление своего богослужения, если оно не мешается в собственные их [местных жителей] касающиеся до религии дела, и не нарушает спокойствие людей другого исповедания, ибо правительство не имеет нужды заботиться о том, чему верят иностранные жители, если только они не преступают законов той земли, в которой живут». Петр признал, что такая терпимость «немало способствует приращению торговли, стечению в Амстердам множества людей, а потому приращению доходов республики», и выразил намерение завести схожие порядки в своей земле.

Насколько мог, он последовательно проводил этот принцип в жизнь. Иностранцы в России во всех вопросах, имевших отношение к религии, пользовались самостоятельностью: на них не распространялось действие русских законов и установлений Русской православной церкви. Со временем Петр обнародовал указ, признававший имеющим силу протестантское и католическое крещение и разрешавший браки между православными и иноверцами, с тем, однако, чтобы рожденные в этих браках дети воспитывались в православии. В России в то время прижилось немало пленных шведов, которые были не прочь жениться на русских, и царский указ давал им такую возможность. Веротерпимость лежала в основе политики Петра и по отношению к народам, населявшим как христианские, так и нехристианские провинция в составе Российской империи. Петр пошел на то, чтобы на отвоеванных у Швеции балтийских землях государственной церковью осталась лютеранская, и это право было закреплено в одной из статей Ништадтского мирного договора. На обширной территории бывшего Казанского ханства и в ряде других провинций основную часть населения составляли мусульмане, и Петр не предпринимал никаких шагов для обращения их в христианство. Он понимал, что любая попытка такого рода, скорее всего, не только закончится провалом, но может спровоцировать беспорядки.

До определенной степени царь был терпим даже к старообрядцам, которых Православная церковь осуждала и преследовала с особенным рвением. Для Петра имело значение лишь одно: прибыток или урон государству может принести их вера – то, что они крестятся двумя, а не тремя перстами, не слишком его заботило. В свое время тысячи старообрядцев, скрываясь от преследований, основали поселения в глухих лесах на севере России. В 1702 году Петр с пятью батальонами выступил из Архангельска на юг. Путь лежал через земли староверов. Полагая, что царское войско двинулось расправиться с ними, староверы запирались в скитах и готовились к самосожжению, ибо предпочитали смерть отречению от своей веры. Но Петр вовсе не собирался их трогать и отправился дальше – воевать со шведами, оставив староверам возможность жить по своему обычаю. Впоследствии в окрестностях Олонца были обнаружены залежи железной руды, и немало старообрядцев стало работать на рудниках и у плавильных печей. Многие оказались хорошими мастерами, и Петра это не могло не радовать: веротерпимость приносила свои плоды. «Пусть веруют, как хотят, – говорил Петр, – коли уже нельзя их обратить от суеверия рассудком, то конечно, не пособит ни огонь, ни меч, а мучениками за глупость быть – они той чести не достойны, да и государство пользы иметь не будет».

И до поры старообрядцы вели тихую жизнь по глухим окраинам. Повиноваться церковным властям они отказывались, но подати платили исправно и отличались чистотой нравов. Однако шла война, России требовалось все больше рабочих рук, и со временем Петр рассудил, что, укрываясь в лесах, староверы выказывают не только приверженность древним обычаям, но и неприятие политики государства. В феврале 1716 года царь повелел провести перепись старообрядцев и обложить их двойным налогом. Желая выставить их на публичное осмеяние и, опозоренных, возвратить в лоно Православном церкви, царь предписал всем раскольникам носить на спине лоскут желтой материи. Эти меры, однако, привели лишь к тому, что староверы гордились своим отличительным знаком, число их множилось, а от поборов они бежали в такую глухомань, что правительственным чиновникам было до них не дотянуться. К концу царствования Петра терпимость его к раскольникам заметно поубавилась. В раздражении он приказал было ссылать старообрядцев в Сибирь, но затем отменил этот указ, решив, что там их уже и так предостаточно. В 1724 году всем староверам (кроме крестьян), желавшим сохранить бороду, было предписано носить особый медный медальон. На нем была изображена борода, и чтобы заплатить за него, требовались немалые деньги.