Книга Жизнь в Древнем Египте - Адольф Эрман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В следующем отрывке этого текста упоминается «великий бог, который создал себя самого, создал свое имя, повелитель круга богов, которому никто из богов не равен». Это слишком обобщенные определения, чтобы понять, о каком боге думал поэт. Но в любом случае он думал об одном боге, а не имел в виду, как настаивают комментаторы, трех разных богов. Ученые эпохи Нового царства объясняли эту фразу так:
«Я – великий бог, который создал себя.
Объясни это так: великий бог, который создал себя самого, – это вода, то есть небесный океан, отец богов.
Другой говорит: это Ра.
Кто создал свое имя, повелитель круга богов.
Объясни это так: это Ра, который сам дал имена частям своего тела и создал тех богов, которые сопровождают его.
Кому не равен никто из богов.
Объясни это так: это Атум в своем солнечном диске. Другой говорит: это Ра, который поднимается на восточном горизонте небес».
Те варианты, которые мы процитировали, позволяют нам увидеть, что некоторым ученым нравилось толковать этот отрывок как относящийся к одному богу Ра, но сторонники официальной точки зрения были уверены, что здесь шла речь о трех богах, упомянутых в первом отрывке, – о Нуне, Ра и Атуме. Толкование следующей фразы: «Я был вчера, и я знаю завтра» – было еще более запутанным. Когда умерший восхвалял себя этими словами, он имел в виду лишь то, что он, как и все остальные боги, находится за пределами времени, и потому для него будущее и прошлое одинаковы. Но комментаторы времен Среднего царства были склонны видеть здесь указание на одного определенного бога: по их мнению, бог, который был вчера и знает завтра, – это Осирис. Это, несомненно, было ошибкой, но такое предположение являлось более обоснованным, чем точка зрения более поздних ученых, которые заявляли, что вчера в этом месте – имя Осириса, а завтра – имя Ра.
Рамсес II сидит перед священным деревом, на котором боги пишут его имя (согласно L. D., iii. 169)
Мы видим, что чем проще была фраза и чем меньше сомнений могло быть в ее смысле, тем больше эти толкователи старались выжать из нее что-нибудь чудесное. Они искали скрытый смысл во всем: разве в священной книге не должна содержаться самая глубокая и тайная мудрость? Из фразы: «Я – бог Мин, когда он выходит, и его два пера я укрепил на своей голове» – любой ребенок сделал бы вывод, что речь идет о боге Мине, которого всегда изображали с двумя длинными перьями на голове. Но это было слишком банально и прямолинейно, и потому текст не мог иметь такое значение. Явно в нем подразумевалось что-то совсем другое, и под Мином мы должны понимать не хорошо известного бога из Коптоса, а Гора. Правда, Гор не всегда носил перья на голове, но и для этого толкователи нашли объяснение. Либо под двумя перьями подразумевались его два глаза, либо эти слова были каким-то образом связаны с двумя змеями, которых носил на голове не он, а бог Атум. Оба эти толкования перьев, особенно второе, были слишком надуманными, и потому было охотно принято открытие одного изобретательного ученого, жившего при XIX династии, который сумел доказать, что в мифологии на голове у Гора было что-то похожее на перья: «Относительно двух перьев: однажды Исида с Нефтидой прилетели к нему в образе двух птиц и сели ему на голову – и смотрите, что осталось у него на голове».
Я не буду больше утомлять читателя примерами этой странной науки: во всех них видно одно и то же глупое старание вставить в текст то, о чем его составитель даже и не думал.
В этом отношении египетские ученые всего лишь шли по тому же пути, который проделали авторы средневековых мистических сочинений, обнаружившие, что и Библия, и стихотворения Вергилия были аллегориями; то же проделали раввины в Талмуде и многие толкователи Корана. Излишнее почтение к древним сочинениям всегда приносит одинаковые плоды. Египетские вероучители, должно быть, как все, кто решает такие тонкие вопросы, не только ощущали невинное удовольствие от своего труда, но и чувствовали характерное для таких людей раздражение против тех своих собратьев, которые настаивали на ином решении любой из этих интересных задач. Кто знает: может быть, различные толкования с рассуждениями о том, как должно было называться озеро Натрон возле Хененсутена, были предметом ожесточенного спора между главами различных школ? Одни называли его «Вечность», другие «Направляющее Вечность», третьи «Рождающее Вечность». Похоже, что эта удивительная мудрость была доступна не для всех ученых, поскольку великий и мудрый Аменхотеп, сын Хапу (придворный Аменхотепа III), специально говорит в рассказе о себе, что, достигнув такого-то звания, он «вошел к божественной книге и увидел великолепные дела Тота». Если этот отрывок переведен верно, это значит, что Аменхотеп понял значение трудных мест текста и что люди стали просить у него совета в этих вопросах[308].
Если вклад египтян в науку был так мал в области, которая казалась им такой важной, естественно предположить, что в более широких областях знания они тоже не оказали больших услуг науке. Чем лучше мы узнаем египетские памятники, тем больше нам хочется высказать свое мнение по вызвавшему много споров вопросу о том, была ли у египтян полная письменная история их народа. Многие цари оставили нам короткие рассказы о своих достижениях, и возможно, эти рассказы были взяты из официальных летописей[309]; у нас также есть список царей на обратной стороне Туринского папируса[310], и его, конечно, можно назвать сочинением по истории. Но это все: остальные дошедшие до нас описания исторических событий в большей или меньшей степени являются легендами. Учитывая точку зрения египтян на описание событий, вряд ли у них было что-то большее, чем летописи отдельных царей и храмов, поскольку единственной целью историков было передать потомству имя фараона и рассказать о его великих делах. Считалось, что и боги пишут исторические труды такого рода. В большом зале Гелиополя стояло очень древнее священное дерево. Бог Тот и богиня Сефхет, «госпожа писания, правительница книг», писали на его листьях имя монарха, и, как показано на нашем рисунке, бог Атум следовал примеру этой богини и «собственными пальцами писал это имя на благородном дереве»[311].
Звездная карта северного полюса неба. Из гробницы Сети I (согласно L. D., iii. 137)
В безоблачном небе Египта звезды светят на удивление ярко, и жители долины Нила, должно быть, стали наблюдать за ними уже в очень древние времена. Хотя египтяне не считали звезды божествами, как жители Месопотамии, все же звезды были для них обителями благочестивых душ: например, Сириус, который они называли Софис, считался душой Исиды, а Орион – душой Гора. Другие звезды были духами, с которыми было связано солнце во время своего движения по небу.