Книга Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938-1945 - Вильгельм Кейтель

Мы оба были уверены, что конец Берлина может наступить в любой момент, хотя фельдмаршал Грайм и оценивал ход битвы за Берлин весьма благоприятно исходя из того, что он лично видел и слышал в Берлине вплоть до вечера 28-го числа. Глубоко взволнованный, я отправился обратно в Нойштадт, но, к несчастью, задержался в пути из-за нескольких сильных налетов британцев на населенные пункты вокруг военно-морского штаба на закате. Я ужасно переживал, что моя радиограмма нарисовала слишком мрачную картину, в результате чего были сделаны неверные выводы. Но в конце концов я решил, что было бы безответственно приукрашивать неприятную правду; моя искренняя радиограмма была единственным верным образом действий. Йодль высказал то же самое мнение, когда я заговорил с ним об этом после моего возвращения и сообщил ему все, что я услышал в штабе у Дёница.

Этой же ночью, с 1 на 2 мая, мне позвонил Дёниц и попросил меня приехать к нему в восемь часов утра; в соответствующее время я выехал из Нойштадта. Дёниц сразу же принял меня и наедине показал мне две новые радиограммы:

а) от Геббельса со списком членов нового кабинета министров, якобы составленным самим фюрером, в котором Геббельс значился «рейхсканцлером». Она начиналась со слов: «Фюрер скончался вчера в 15.30...»;

б) от Бормана, что данное событие действительно произошло и, таким образом, Дёниц становится преемником.

Так вот что это было! Формулировка Геббельса совершенно ясно говорила, что Гитлер сам покончил со своей собственной жизнью, в противном же случае непременно было бы написано: «пал на поле боя», а не «скончался». Завещание, которое должно было прилететь к нам с офицером, так и не прибыло.

Дёниц сразу же дал понять, что, как наследник фюрера – т. е. новый глава государства, – он не намерен иметь кабинет министров или список министров, навязанный ему кем бы то ни было; я искренне поддержал это мнение. Я сообщил ему, что, по-моему, здесь явная попытка Геббельса и Бормана поставить его перед fait accompli. В течение дня было составлено обращение к германскому народу и вооруженным силам. В подобной ситуации было просто невозможно еще раз привести к присяге все вооруженные силы: поэтому я предложил в качестве формулировки, что клятва верности, данная фюреру, автоматически переносит свою юридическую силу на Дёница, как нового главу государства, выбранного самим фюрером.

Утром снова появился Гиммлер и несколько раз наедине разговаривал с Дёницем. До меня уже дошло, что в списке министров Геббельса он не фигурировал. У меня создалось впечатление, что он сам, как будто это было совершенно естественно, считает себя членом нового кабинета министров Дёница. И поскольку он спросил у меня, какие чувства испытывают к нему вооруженные силы, я готов предположить, что он положил глаз на должность военного министра. Я уклонился от ответа, но посоветовал ему обсудить этот вопрос с Дёницем; я не мог действовать через голову Верховного главнокомандующего вооруженными силами. И добавил, что попрошу Дёница освободить меня от моих служебных обязанностей, как только он решит вопрос о командовании вооруженными силами, поскольку в данный момент необходимо выбрать новых главнокомандующих и для сухопутных сил, и для военно-морского флота.

Как только Дёниц узнал, что здесь находится Гиммлер, он еще раз вызвал меня для личного разговора, чтобы сказать мне, что Гиммлер предоставил себя в его полное распоряжение, по-видимому испытывая в предыдущие дни надежды самому стать преемником Гитлера. Он спросил меня, что я думаю о том, чтобы включить Гиммлера в кабинет министров; я смог ответить только, что я считаю Гиммлера просто невыносимым. Мы оба пообещали сохранить этот разговор исключительно между нами. Дёниц намеревался назначить графа Шверина фон Крозига, бывшего в ту пору министром финансов, своим личным советником и министром иностранных дел и хотел обсудить состав нового кабинета министров с ним.

После того как обращение было готово для передачи по радио, я покинул штаб Дёница и поехал обратно в Нойштадт с намерением вновь отчитаться перед Дёницем рано утром на следующий день, 3 мая. По прибытии я проанализировал новую ситуацию с Йодлем; у нас обоих была теперь только одна мысль – как можно быстрее завершить войну, пока еще было возможно эвакуировать Восточную Пруссию и предпринять действия для спасения наших войск на Восточном фронте. Мы решили рассмотреть эти вопросы на следующий день с Дёницем.

Длинная радиограмма от фельдмаршала Кессельринга, присланная нам этим же вечером, 2 мая, для передачи Дёницу, укрепила наше решение: Кессельринг докладывал, что его группа армий в Италии капитулировала, что уже было утверждено, и добавлял, что он был застигнут врасплох неполномочными переговорами генерал-полковника фон Фитингофа о капитуляции и принимает всю ответственность за это на себя и подписывается под действиями последнего. Теперь, когда итальянский фронт развалился, положение группы армий генерал-полковника Лера на Балканах стала угрожающе уязвимой, и не оставалось никакой надежды на ее спасение.

Вооруженный этими сведениями, я с самого утра 3 мая отправился в Плен к Дёницу; его собственная радиостанция уже приняла эту радиограмму от Кессельринга. Дёниц также решил прекратить войну настолько быстро, как это возможно, и поэтому попросил меня явиться к нему, как только я приехал. Я предложил, чтобы северная группа ОКБ тотчас же переехала в его штаб. Но так как в Плене для этого было недостаточно места, а полный контроль Верховного командования необходимо было установить безотлагательно, Дёниц распорядился, чтобы Верховное командование переехало во Фленсбург, причем незамедлительно. Я вызвал в Плен Йодля и наш личный состав, в то время как объединенная организация ОКВ/военное министерство выехала во Фленсбург. После прибытия Йодля мы оба долго совещались с Дёницем, который полностью подтвердил наше собственное мнение о ситуации.

Этим же вечером Дёниц выехал в Рендсбург, куда он вызвал адмирала фон Фридебурга, чтобы лично сообщить ему, что он назначается новым главнокомандующим германским военно-морским флотом. На ночь мы остались в старом штабе Дёница, а 3 мая последовали за ним во Фленсбург, выехав в 4.30 утра. Во Фленсбурге-на-Мюрвике для нас были подготовлены кабинеты и спальные комнаты в казармах флота; Йодль, я и наше ближайшее окружение переехали в то же самое здание, что и гросс-адмирал, наши кабинеты располагались рядом с его собственным.

Начальником штаба Йодля на театрах военных действий ОКБ был теперь полковник Мейер-Детеринг, в то время как начальник оперативного подразделения генерал Детлефзен руководил делами военного министерства. Я не хочу вдаваться в подробности военной обстановки: эти два офицера были в лучшем положении, чем я, чтобы оценить ту ситуацию, и, без сомнения, они оба в свое время еще напишут свои собственные воспоминания.

Будет достаточно сказать, что сразу же стали приниматься меры для завершения войны в соответствии с четкими инструкциями, данными гросс-адмиралом, в то же время обеспечивавшими спасение по возможности большему количеству беженцев и войск с Восточного фронта, пересылая их в Центральную Германию. Нам было понятно, что, когда придет время, от нас потребуют капитуляции немедленно и без дальнейших слов: так что еще оставался вопрос о быстром переводе тех более трех миллионов войск с Восточного фронта в зону оккупации американцев, чтобы они не попали в руки к русским. Это также было предметом переговоров, начавшихся рано утром 3 или 4 мая по инициативе гросс-адмирала, между адмиралом фон Фридебургом и британским главнокомандующим, фельдмаршалом Монтгомери.