Книга Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Ишков

Взлетаем друг за другом почти без перерыва и на круге собираемся в строй. Минут через десять мы вновь будем «пристреливаться» к уже знакомому нам «кораблику», а пока наша тройка, почти идеально выдерживая требуемые интервал и дистанцию, проносится над заснеженными соснами.

После того как звено набрало высоту, Победкин дал команду выполнить правый поворот. «Ну что же, вправо так вправо». Спокойными заученными движениями я убрал газ и, введя самолет в крен, потянул штурвал на себя. В этот раз все получилось как никогда хорошо и мой самолет совершенно не изменил своего положения относительно ведущего, словно составлял с ним единое целое.

И вдруг краем глаза замечаю непонятную черную тень, довольно быстро приближающуюся ко мне с левой стороны. От брошенного на нее взгляда кровь моментально застыла внутри – это Шарыгин, слишком сильно перетянувший штурвал, «идет на таран», совершенно не видя меня…

В этот момент я уже считал себя погибшим и скорее из отчаяния, чем повинуясь инстинкту самосохранения, с силой потянул на себя свою «баранку». Моя машина тут же перешла в набор высоты, уступая дорогу потерявшему осмотрительность товарищу. «Давай, родная, выручай!» – мысленно подгонял я ее.

А Шарыгин, не видя смертельной опасности, продолжал идти прежним курсом. Казалось, столкновение неизбежно… Все зависело от того, успеет ли мой «Бостон» набрать несколько спасительных метров высоты, разминувшись со смертью… Судьбу двух экипажей решали доли секунды…

Раньше мне доводилось читать о том, что в те самые мгновения, когда человек балансирует на грани жизни и смерти, он вспоминает родных и близких, сожалеет о том, что сделал или не сделал, и даже порой переосмысливает всю свою жизнь… Честно сказать, ничего подобного я не испытал. Мое внимание было полностью сфокусировано на происходившем. Все остальное словно перестало существовать…

Вскоре стало ясно: Шарыгин все-таки проскочит спереди-снизу моего самолета. «Неужели вновь повезет…» – я просто не в силах поверить своему счастью… Правда, выйти абсолютно сухим из воды все-таки не удалось – слишком уж близко к моему левому мотору оказалась верхушка его киля… Так что «рубанул» я по ней слегка своим винтом… А в следующее мгновение шарыгинский «Бостон» исчез из поля зрения, скрывшись под моим носом… Внутри у меня все похолодело… Еще бы, своими руками убить друга… Ничего худшего нельзя даже вообразить…

В это самое мгновение мой самолет, изрядно потерявший скорость, начал слегка подрагивать, неуклюже переваливаясь из стороны в сторону. «Я же так и не прибавил газ!» – От этого открытия мне стало не по себе. Еще немного – и машина, утратив управляемость, сухим осенним листом безвольно рухнет на землю… Резким движением бросаю вперед оба сектора газа, одновременно толкнув штурвал от себя. Самолет, прилично «просев», нехотя набирает скорость… Повернув голову направо, вижу два темных удаляющихся силуэта «Бостонов». Слава богу, все живы. Теперь можно и пот со лба вытереть…

Так, не успев даже начаться, завершились сегодняшние полеты. Зато разбор с пристрастием Победкин нам устроил суровый, как никогда. Материл перед всей эскадрильей нещадно и меня, и Шарыгина. Его – за неосмотрительность, меня – за запоздалую реакцию. Стоим, опустив глаза в пол… Неприятно, конечно, но что делать… Заслужили.

Но долго ругаться командир не мог и закончил свою гневную тираду примирительным:

– Летчиками надо быть, а не черт знает чем… Встать в строй!

В это мгновение мы с Шарыгиным случайно встретились взглядами…

«Виноват, прости, Миша», – прочитал я в его глазах…

«Ничего, сам тоже хорош, чуть хвост тебе не отпилил», – безмолвно отвечаю другу…

Несколько дней спустя, 5 февраля, небо вновь показало нам, чем может окончиться «панибратское» к нему отношение. С утра, как обычно в то время, планировались учебные полеты.

– Экипажи Шарыгина, Шишкова и Соловьева – по самолетам. Ждать моей команды на взлет, – отдал приказ Победкин. – А я пока слетаю, погодку посмотрю. – И, улыбнувшись, направился к своей машине…

Если бы кто-нибудь сказал нам, что мы видим своего командира в последний раз, эти слова были бы восприняты как глупая неуместная шутка…

А Николай уже почти закончил первый круг и на высоте около двухсот метров начал четвертый разворот, намереваясь провести машину точно над взлетно-посадочной полосой. Я, развернувшись в кресле своей кабины, поднял голову, чтобы понаблюдать за ним. И вдруг самолет Победкина резко перевернулся через левое крыло, оказавшись «вверх ногами»… «Перетянул…» – молнией пронеслась догадка… Николай стал быстро терять высоту…

Тем не менее наш командир ни на мгновение не смутился и тут же начал выводить свой «Бостон» в нужное положение. Успеет… Не успеет… Земля ведь все ближе и ближе… Ужасное чувство охватывает тебя, когда видишь, как отчаянно борется за жизнь старший товарищ, а ты ничем не можешь ему помочь. Лишь впившись глазами в маленький самолетик, хорошо заметный на ослепительно-белом небе, беззвучно шевелишь губами: «Давай! Выводи!» И буквально у самой земли, словно вняв нашим мольбам, Победкин перевернул машину… Но не хватило высоты… Самолет плашмя ударился о полосу недалеко от капониров и, прилично пропахав ее, замер… Пожара не было – Николай, почувствовав неизбежность падения, вовремя выключил моторы.

Все это произошло настолько неожиданно, что первые мгновения я так и оставался сидеть в кабине… Затем, судорожно освободившись от привязных ремней, выскочил из самолета и что было сил побежал к разбитой командирской машине. «Может, он еще жив…» – теплилась робкая надежда… Но, к сожалению, помочь Николаю было уже невозможно – сильным ударом его выбросило из кабины. Пренебрегая требованиями безопасности, Победкин перед вылетом не пристегнулся к креслу… Вместе с ним погиб и весь его экипаж…

В тот день мы были в подавленном настроении. Так нелепо и страшно разбился опытнейший боевой пилот, столь многое повидавший на своем веку, – верить в подобное совершенно не хотелось. Летчики и штурманы большей частью разбрелись по углам казармы. Никаких особых разговоров не велось, все молчали. Лишь отдельные реплики, общий смысл которых сводился к одному: «Как же так… Каких-то ста метров высоты не хватило!» И если незастегнутые ремни еще можно было хоть как-то объяснить, то загадочный переворот самолета в абсолютно простой ситуации никак не укладывался в наших головах.

Но вскоре благодаря всезнающему солдатскому телеграфу стало известно: вчера вечером наш командир и несколько его ближайших товарищей допоздна гуляли со своими подругами. Было на этой вечеринке и спиртное… Тем не менее в то роковое утро никто не заметил в поведении Победкина ничего необычного. Но все знали, что даже небольшая доза алкоголя снижает скорость реакции и ухудшает координацию движений, поэтому после недолгих дискуссий был сделан однозначный вывод – именно вчерашняя вечеринка и погубила Николая Победкина…

…То, что садиться за штурвал самолета даже при легком недомогании совершенно недопустимо, известно даже абсолютно далекому от авиации человеку. Тем не менее мы, фронтовые летчики, зачастую пренебрегали этим правилом. Конечно, если ты, почувствовав себя нехорошо, обратишься к врачу, он освободит тебя от полета, но… война не делает скидок на болезни и прочие сантименты. Любой из нас прекрасно понимал это и прибегал к помощи медицины лишь в самом крайнем случае, ведь прослыть трусом не хотелось никому – утратить уважение боевых друзей было гораздо хуже смерти.