Книга Право на безумие - Аякко Стамм

– А что такое? Проблемы? – сочувственно поинтересовался оперативник.

– Да какие проблемы? – махнул рукой следователь. – У жены вчера день рожденья был,… ну собрались, посидели, выпили,… припозднились малость… А утром ни свет ни заря звонок – срочный вызов. Голова гудит… и во рту… бяково… Капитан, у тебя, я знаю, всегда в термосе кофеёк имеется… Не в службу, а в дружбу…

– Не вопрос, Петрович. Сейчас организуем…

Порфирий Петрович слыл старым, опытным следаком. Никаким выдающимся сыскным талантом, правда, не обладал, в распутывании хитросплетений улик и мотивов был не особо силён, часто путался и даже тонул в них. Но хватку имел железную, жёсткую, если уж вцепится в горло подозреваемому, то не отпустит, доведёт до скамьи, как бы тот ни изворачивался, как бы ни пел про свою невиновность. Поэтому раскрываемость имел высокую, не без основания числился в важняках, рос по карьерной лестнице стремительно и упёрто. Впрочем, мундир генерального прокурора ему всё одно не светил – мелковат слишком для генеральских погон. Только сам-то Порфирий Петрович так не считал и в тайном воображении не раз уж примерял на себя заветные регалии. Его страсть к законности, справедливости и правопорядку упрямо диктовала ему следующий постулат, который он не стеснялся высказывать вслух: «Каждый, попавший в поле зрения прокуратуры, должен быть осУжден, независимо от его прошлого, настоящего и невзирая на его будущее». Особенно это касалось адвокатов. «Вот уж сословие червяков навозных, которые суют свой нос, где не надо, копаются, роются в несущественных мелочах и лишь мешают следствию и правосудию. Извести всех под корень!». Любой адвокат был его личным врагом. Даже осУжденные вызывали у него некоторую симпатию и определённое сострадание: ведь они судьбами своими помогали ему продвигаться вверх по карьере, а эти «защитнички» только мешали.

Порфирий Петрович был невысокого роста, щупленький человечек с мутным, бесцветным взглядом и орлиным носом на маленькой, почти лишённой растительности голове. Всегда несколько великоватый, «на вырост» мундир, а особенно огромная фуражка «авианосец» делали его похожим… на большого человека государственного размаха, которого… в детстве просто плохо кормили.

– Твой кофе, Петрович, – подошёл опер с пластмассовой чашечкой дымящегося напитка. – Осторожно, горячий. И это,… бодрящий,… ну голова чтоб не гудела.

– Вот спасибо, капитан, выручил, – принял слегка трясущимися руками напиток следователь и шумно отглотнул из чашечки. – Ох ты… Благодать-то какая… А запах… Уважил!

Пока Петрович разговаривал с полицейским да лечился кофеем, эксперты-криминалисты ещё раз, более тщательно, осмотрели место происшествия, всё замерили, сфотографировали, отыскали, сложили в специальные пакетики улики и готовы были уже предоставить следователю отчёт с выводами. А тот в свою очередь, оправившись от недомогания, не заставил себя долго ждать.

– Ну, что там у тебя, капитан? Пойдём, посмотрим, – Петрович поправил фуражку, предав «взлётке» почти вертикальное положение, одёрнул китель и, приподняв широкие штанины, чтобы те не намокли в холодной утренней росе, направился к месту преступления.

– Бездыханный труп женщины… – начал докладывать полицейский. – Мы там особо не копались, чтобы не нарушить обстановку происшествия. Но похоже, что её сначала изнасиловали, потом здорово избили – одежда изорвана, лицо всё в кровоподтёках и видны следы борьбы. Орудие убийства нигде не обнаружено.

– Кто нашёл труп?

– Да собачник один. Он тут с утра пораньше свою суку выгуливал… Вот собака и нашла. Он и сообщил нам,… а мы уж вам. Я опросил мужика, всё запротоколировал… вот его показания. Если понадобятся дополнительные уточнения, так он тут ещё, я попросил его задержаться и дождаться вас.

– Молодец, капитан. Спасибо. Непременно отмечу твою работу в рапорте и доложу, кому следует.

– Да ладно, Петрович… Что ж мы, службы не знаем? Сколько уж лет вместе трудимся… – засмущался опер. – Но всё равно спасибо. Рад стараться.

Тут к следователю подошёл помощник и стал докладывать результаты осмотра.

– Значит так, что мы имеем: труп женщины, возраст установить пока трудно, но что-то около сорока лет,… может старше, экспертиза покажет точнее,… но вполне миловидная, стройная, интересная. Лицо обезображено кровоподтёками, но по разрезу глаз очевидно, что женщина восточной национальности – может таджичка, может узбечка, может татарка. Причина смерти – удушение, на шее отчётливо видны характерные следы. Смерть наступила около восьми часов назад, приблизительно около полуночи. Судя по разорванной одежде, по грубо сорванному нижнему белью, а также по следам борьбы на теле её сначала изнасиловали, потом избили, а уж после удушили. На запястье левой руки остался след как от браслета или часиков – ничего похожего найдено не было, наверняка убийца сорвал с жертвы браслет и забрал себе – должно быть, дорогой браслетик-то был. Судя по одежде, женщина была не из бедных. Шикарное вечернее платье, дорогие модные туфли – всё говорит о том, что незадолго до происшествия она посещала какое-то светское торжество – банкет или свадьбу, – во всяком случае, в таком наряде просто так по улицам не гуляют… и тем более не ходят в лес.

– Так… Понятно… – перебил Петрович помощника. – Получается, что жертва пришла сюда не одна… Или её приволокли силой…

– Исключено. Ни вблизи места преступления, ни в ближайших окрестностях нет ни следов автомобиля, ни следов борьбы. К тому же машина сюда проехать просто не может – территория зоны отдыха огорожена, а транспорт свой отдыхающие оставляют на парковке за оградой.

– А если её принесли бесчувственную?

– Зачем? Чтобы привести здесь в чувство, изнасиловать, а после убить? Не вяжется что-то. Определённо убитая пришла сюда сама, добровольно… и не одна.

– С кем? С любовником? Повеселились на банкете, разгорячились, захотелось уединиться… А что, место очень даже романтическое, как раз для любовных утех…

– А зачем тогда любовнику жестоко избивать и убивать свою любовницу? В пылу страсти? Нет, не склеивается что-то. Есть ещё одна деталь против версии о любовнике. Жертва была одета в шикарное вечернее платье и дорогие модельные туфли, а вот бельишко у неё совсем простое, дешёвенькое.

– Ну и что? Не сочла нужным надевать дорогое бельё. Она ведь не предполагала, что её сегодня будут насиловать, вот и не подготовилась заранее, – попытался сострить следователь. – У этих баб вообще ничего не поймёшь… никакой логики… И что? … О чём это, по-твоему, говорит?

– Это явно указывает на то, что фасад, так сказать, вполне соответствует обстановке, а вот тыл, не предназначенный для постороннего внимания, самый обычный, непрезентабельный.

– И что? – никак не мог вникнуть следователь в суть слов помощника.

– А вот что, она вовсе не собиралась демонстрировать то, что хотела скрыть. Когда женщина предполагает близость со своим любовником, о нижнем белье она заботится в первую очередь.

– Но ведь уединяться с любовником у излучины реки, под звёздами, но при этом не предполагать интимную связь – это же просто наивный идиотизм. Она что, дура?