Книга Город на Стиксе - Наталья Земскова

Я ужасно стеснялась Эдварда, который вполне убедительно делал вид, что ничего не замечает и ничто его не касается. В конце концов, так устала от этого, что уже в воскресенье утром запросилась в Город. По первому требованию Бернаро отвез меня домой, и, вспоминая дома этот «семейный уикенд», я сделала вывод, что он прошел на четыре с минусом. Мой маг все время что-то рассказывал, волга далеко не всегда впадала в каспийское море, но я четко понимала: близко к себе он меня не подпускает (и, видимо, не подпускает никого), он по-прежнему наглухо застегнут и весь сосредоточен на себе.

Но момент откровенности все же был. Неожиданно он упомянул про жену, которая «отказалась жить его жизнью» и уехала в Европу. Опять эта отъезжающая в Европу жена, как будто легко вот так взять и уехать на ПМЖ в Европу! После развода, объяснил он мне, был «период ассистенток», и вот теперь он одинок, как человек, который одолел гигантский путь к вершине…

Так и сказал: гигантский путь к вершине.

Нота кокетства в этих словах, конечно, сквозила… Я не успела додумать, Бернаро заговорил о другом, спеша уйти от скользкой темы, в которой нам было неловко. Во всяком случае, мне.

Мы обедали, гуляли в саду, я писала, еще раз перебирала снимки, смотрела его многочисленные выступления на видео, и всегда между нами держалась дистанция, и мы оба как-то странно, будто исподтишка, вглядывались друг в друга, пытаясь что-то додумать или угадать.

* * *

До концерта на двух «Стенвеях» оставались считанные дни. Я написала интервью с Арефьевым, интервью с Мацуевым и зарисовку с репетиции, фотограф сделал репортаж. Город только и говорил, что об этом концерте, Вадим Арефьев не сходил с телеэкранов, и я немного успокоилась. Город любил события огромного размера: готовиться и говорить о них, а после долго обсуждать.

И тут Фрониус потащила нас с Галиной в «Суфру» ужинать «по поводу». Повод был потрясающий: в этот день мы узрели парадно-выходную Жанку в той самой шубе из шиншиллы, познакомившей ее с Валерием. Он купил и подарил. Вчера.

Шуба в подарок тянула на «новость сезона». Мы, побросав все дела, помчались в «Суфру», где Фрониус нам описала все в картинках. Вчера они поехали на выставку, а после выставки отправились в кофейню. Но вдруг, не доезжая до кофейни, Валерий предложил заехать в магазин. Заехали в те самые «Меха». Там он попросил примерить шубу, и, когда она была надета, Жанетте объявили про подарок.

— Так можно, знаешь, инфаркт схватить, — забеспокоилась чувствительная Галка.

— Да в общем, я ничего, стерпела. Вы сшили куклу-мужчину? — вдруг спросила Фрониус.

— Какого мужчину? — не поняла Галина.

— Ну, я вам летом говорила: шейте куклу. Красивую, большую, со скелетом.

— Ты говорила: с членом и усами.

— Насчет усов не помню. Если хочешь. Но с членом — это непременно. Я — сшила. И поставила на стол.

— Когда?

— Ну, в августе, не помню. Нет, в июле. Неделю шила, между прочим. Вот, пуговицу не могу пришить, а куклу сшила, это правда.

Мы недоверчиво переглянулись и тут же получили приглашение поехать посмотреть.

И это, я вам доложу, был гвоздь программы. На столе, крепко зафиксированный на пьедестале, возвышаясь сантиметров на восемьдесят, в самом деле стоял такой матерчатый мужичок — эффектный, крупный, лысый, в костюме, бабочке. Копия Валерий…

—… А потом мы поехали на дачу. Довольно симпатичный домик, двухэтажный. И просидели там, в лесу, два дня.

Томина сшила куклу за одну ночь, но я ее категорически забраковала: во-первых, крошка — сантиметров тридцать, и выражение лица, как у охранника; а во-вторых, этот охранник на ногах не стоял, все время падал. Мне куклой заниматься было некогда, да и реальных «женихов» хватало. Виктор провожал меня с работы, а вечером я одной рукой нажимала на клавиши компьютера (рукопись книги шла как по маслу), другой — на кнопки телефона (писала ответы остроумцу греку).

А днем мне звонил Артур и уморительно комментировал мои статьи в газете. Если статей не было, он требовал, чтобы они появились, так как ему «нечего читать». Иногда он сбрасывал на мой е-мейл заинтересовавшие его материалы с пометкой «любопытно», один раз мы обедали в городе.

В очередной выходной я опять оказалась в замке. Ледяные скульптуры и в самом деле были необычайно красивы, но своим блеском и утонченностью форм они вызывали в воображении чертоги Снежной королевы, заманившей к себе бедного мальчика Кая. Было упоительно бродить среди этих хрустальных цветов и арок, фонтанов и диковинных зверей, пытаясь расшифровать загадочную сказку. Впрочем, конец сказки был близок: на днях Бернаро отправлялся на гастроли в Австрию.

Глава девятая. Дневник Агафьи Тихоновны

1

Арефьев мне так и не позвонил, да я и не ждала — я выбирала наряд, чтобы в соответствующем виде явиться на концерт сезона. Неожиданно выплыл «испанский вариант» — что-то вроде костюма Кармен, только черного: декольте, длинные рукава, длинная юбка с тремя рядами воланов внизу плюс меховая пелерина. Весь наряд стоил не таких уж больших денег, а смотрелся роскошно. К нему я подобрала туфли с пряжкой на низком каблуке, в волосы решила вставить красный цветок. И как только образ был завершен, начала пританцовывать и поводить плечами. Сочетание черного с красным тревожило, разжигало, пружинило. Артур был далеко, пауза работала, и я могла порадоваться жизни.

На концерт я отправилась с Виктором, и это выглядело как развитие отношений. На самом деле просто некуда было девать второй билет — Жанетту на Мацуева позвал Валерий, а Томина, которую позвала я, в последний момент заболела. Не представляю, где Виктор достал смокинг, но, учитывая мою пелерину, мы выглядели как инопланетяне из страны Голливуд. Даже у сидящего напротив циника Ду-няшина, по выражению Жанки, «глаза выпали на колени».

Начало задержали на сорок минут, и то, что было нормой для рок-концерта, для концерта классической музыки казалось нонсенсом. Я сидела как на иголках, и матрица Стикса жерновом крутилась в моей голове. Наконец, занавес открыли, и на драпированной красным светом сцене сверкнули два черных рояля. Из разных кулис вышли музыканты и без паузы начали. Я довольно часто бываю на фортепианных концертах, но такого не помню. Казалось, с первыми звуками зал вдохнул и с последними — выдохнул.

Я же не отрывала глаз от Арефьева, который совершенно преобразился на сцене. Это был совсем не тот человек, который давал интервью на пресс-конференции, а затем говорил со мной в зрительном зале. Все бытовое, повседневное исчезло, и то, в чем он сейчас принимал участие, было священнодействием. В отличие от Арефьева, Мацуев держался много свободнее, словно это выступление было самым обычным делом и не составляло для него никакого труда. Казалось, музыка рождалась сама по себе, а отточенные движения рук — лишь зримое этому дополнение. Но оба маэстро были единым целым, и то, что они сейчас творили, было чудом.