Книга Письмо императрицы - Ольга Свириденкова

– О боже! – закричала она, соскакивая с лошади и бросаясь к Павлу. В этот момент ей даже в голову не пришло, что следующая пуля может запросто угодить в нее саму. – Они убили его – сестра графа де Бомона и роялисты! Только вчера она угрожала нам, и вот…

По счастливой случайности собеседник Куракина оказался врачом. Он категоричным тоном потребовал, чтобы к раненому никто не подходил, пока он не осмотрит его. Наташе волей-неволей пришлось подчиниться. Что же касается офицеров, то они устремились в погоню за стрелявшим, и вокруг установилась зловещая, напряженная тишина.

– Ну, что с ним? – нетерпеливо спросила Наташа, не в силах выносить затянувшегося молчания. – Он убит или… всего лишь ранен?! – она с надеждой взглянула на врача, который, наконец, закончил осмотр.

– Успокойтесь, мадам, ваш приятель жив, – ответил тот, послав молодой женщине ободряющую улыбку. – И его рана не такая опасная, как могло показаться на первый взгляд. Но, разумеется, и с такой раной человеку недолго отправиться на тот свет, если за ним не будет должного присмотра.

– О, не волнуйтесь, присмотр мы ему обеспечим! – заверил Куракин.

Они перевязали Павла полосками разорванной рубашки, а затем перенесли его в раздобытую офицерами карету. Врач сел в экипаж вместе с раненым, Наташа и остальные двинулись следом на лошадях. Офицеры бурно обсуждали происшествие, но Наташа была так взволнована, что почти не слышала, о чем они говорят. Она поняла лишь то, что им не удалось схватить негодяя, стрелявшего в ее компаньона, и это безумно расстроило ее. Неужели они так и не узнают, кто хотел убить Павла? Подозрение падало на Анриэтту де Грансе, но здравый смысл подсказывал, что она могла быть здесь и ни при чем. Скорее, кто-то воспользовался ее неосмотрительностью, чтобы устранить человека, стоявшего поперек дороги. Роялисты? Скорее всего, это сделали именно они. Но ведь с таким же успехом в Павла мог стрелять и Стентон!.. Наташа чувствовала, что ото всех этих мыслей у нее начинает мутиться разум и она просто сойдет с ума, если хотя бы на время не отвлечется на что-то другое.

Когда они, наконец, добрались до посольской резиденции, Куракин не допускающим возражений тоном объявил, что поместит раненого в своих покоях.

– Поверьте, графиня, так будет гораздо надежнее, – ответил он на робкое возражение Наташи. – Во-первых, он будет находиться под моим постоянным присмотром, а во-вторых, вы все равно не сможете ухаживать за ним лучше врача. Да и вам нужно больше отдыхать: ведь ваши дела еще не закончены, и нужно сохранять силы и бодрость духа.

«Бодрость духа!» – с горькой иронией повторила про себя Наташа. Откуда ей взяться, когда неприятности сыплются на ее бедную голову, словно из рога изобилия, и конца затянувшейся эпопеи с письмом не видно?

– Поступайте, как считаете нужным, князь, – со вздохом сказала она, понуро направляясь к лестнице.

Глава 29

Остаток дня Наташа провела, расхаживая из угла в угол по гостиной. Только два раза она оторвалась от своего занятия. Первый – чтобы пообедать, а второй – чтобы принять ванну с розовым маслом, аромат которого, как она надеялась, хоть немного поднимет ей настроение. Ничего такого, правда, не произошло, но, по крайней мере, она почувствовала себя бодрее.

Высушив волосы, Наташа уложила их в свою любимую ракушку, а затем облачилась в легкое травянисто-зеленое платье с короткими рукавами и глубоким треугольным вырезом. Потом подошла к зеркалу, чтобы нанести на бледные щеки немного румян, и внезапно почувствовала, как ее сердце учащенно забилось. Это платье… Она надевала его только один раз за время путешествия – в тот памятный день, когда они с Павлом гуляли по Магдебургу. В тот самый день, когда она впервые поняла, что не равнодушна к Павлу, когда они первый раз поцеловались, и когда она впервые оттолкнула его от себя, наполнив его сердце горечью и унижением.

– Боже ты мой! – прошептала Наташа, стискивая руки. – Сколько времени мы могли наслаждаться счастьем разделенного чувства! А вместо этого мы только и делали, что враждовали и старались причинить друг другу боль. И кто в этом больше всех виноват, если ни я?

Не такой уж Павел и бессердечный злодей, если разобраться. Конечно, он тоже не всегда вел себя должным образом, но в большинстве случаев это ведь она провоцировала его на недостойное поведение. В конце концов, он же первый открылся ей в своих чувствах, сдался, что называется, «на милость победителя». И ему, наверное, было очень нелегко это сделать. А как повела себя она в тот момент? Не просто отвергла его, а еще и жестоко посмеялась над ним, унизила его так, что больше уже некуда. И после этого она еще удивляется, что он больше не испытывает к ней добрых чувств!

Горько рассмеявшись, Наташа отвернулась от зеркала и снова заходила по комнате. Она поняла, что больше не держит на Павла обиды за то, как он поступил с ней два дня назад. Он имел полное право устроить ей эту месть: ведь она столько мучила его и издевалась над его чувствами! Как она однажды выразилась, она получила по заслугам, не более того. И если сейчас она жестоко страдает, то винить ей некого, кроме самой себя.

Самое ужасное, что теперь ничего нельзя поправить. Наверное, это было бы возможно, если бы она не побывала в постели Стентона. Причем, Павел прекрасно понял, что Стентон не принуждал ее к близости, а все произошло с ее согласия. И то, что она надеялась таким способом заполучить письмо, не служит ей оправданием в его глазах. Он скорее согласился бы провалить их миссию и впасть в немилость у императрицы, чем отдать любимую женщину другому. Да и какой нормальный мужчина мог рассуждать иначе?!

Последний шанс спасти их отношения был у нее, когда Павел, уличив ее в обмане, спросил, почему она солгала ему. Если бы она тогда все объяснила, может, он бы и сумел ее простить. Но она лишь подлила масла в огонь, вызывающе заявив, что ни о чем не сожалеет и ни в чем не раскаивается. И тогда любовь, которая еще теплилась в сердце Павла, сменилась глубоким презрением…

Деликатный стук в дверь прервал тягостные размышления Наташи. Она рассеянно откликнулась, и в комнату вошла горничная.

– Желает ли госпожа графиня ужинать? – спросила девушка, приседая в реверансе.

Наташа взглянула на часы, и ее брови взлетели от удивления. Оказывается, был уже одиннадцатый час вечера, да и в комнате стало почти совсем темно. Попросив горничную зажечь люстру, Наташа немного подумала и сказала, что ужинать она сегодня не будет.

– Принеси-ка ты мне лучше чашечку кофе и рюмочку коньяка, – попросила она служанку. – И еще… – из ее груди вырвался глубокий, протяжный вздох, – пожалуйста, загляни к его сиятельству господину Куракину и спроси, как чувствует себя господин Ковров.

Горничная кивнула и выскользнула за дверь. Минут через десять она вернулась, поставила на столик поднос и сообщила, что господин Ковров чувствует себя вполне сносно и что в данный момент он не спит.

– Он не просил, чтобы я навестила его? – спросила Наташа.

– Прошу прощения, мадам, но я не разговаривала с самим господином Ковровым, – ответила девушка. – Я лишь спросила о нем камердинера князя Куракина.