Книга Раскаленная броня. Танкисты 1941 года - Максим Кисляков

– Давай, жги, командир!

Мчались танки, ветер подымая,

Наступала грозная броня,

И летели наземь самураи

Под напором стали и огня.

– Самураи? – недоуменно произнес Баир. – Это которые в Японии и с мечами?

– Они самые. На тебя немножко похожие, – вставил, улыбаясь Семен.

– Это еще почему? – произнес Баир, в голосе прозвучали нотки обиды.

Семен повернулся к нему полностью, отодвинул назад танковый шлем и пальцами растянул веки, на Баира уставились два глаза-щелочки. Петро и Михалыч тут же прыснули со смеху. Засмеялся и Баир.

– Ну, Семен, шутник, даже в бою готов кривляться.

– Так в бой с улыбкой идти веселее, товарищ командир.

– Ты лучше веселее на курок пулемета нажимай! Вон немчуры высыпало, в переулке, правее по курсу!

– Та я ж это запросто! – с одесским акцентом произнес Семен. Он приложился к пулемету, пальцы нащупали курок и с силой вдавили, пулемет вздрогнул, раскаленные гильзы брызнули в стороны, зазвенели на полу. – За Семой Горобцом дело не встанет!

И добили, песня в том порука,

Всех врагов в атаке огневой

Три танкиста, три весёлых друга,

Экипаж машины боевой.

Внезапно на них вырулил немецкий бронетранспортер, внутри лениво покачивается серая сталь касок, стрелок у пулемета лениво потягивает сигареты. Вдруг он едва не вывалился, сигарета вылетела изо рта, – водитель бронетранспортера при виде надвигающейся махины вывернул руль до упора и ударил по тормозам. Баир навел орудие на бронеавтомобиль и повторил за Игорем:

Три танкиста, три весёлых друга,

Экипаж машины боевой!

Баир нажал на ножной спуск.

В скопление машин, людей и бронетехники летел снаряд за снарядом. Непрерывно строчили пулеметы. Огненные ручейки бензина потекли в разные стороны. Пламя охватило не только машины, но и соседние дома. Дым окутывает все вокруг. Даже в парке вспыхнули деревья. Немцы гибнут один за одним, не успевая понять, откуда стреляют. Вся колонна оказалась разгромлена.

– Дальше не проедем! Разворачиваемся! – прокричал Петро.

Не ожидая, когда враг опомнится, Баир дал команду развернуться. Танк вновь вырулил на Советскую улицу и взял вправо. Переехали через мост. В парке заметили новое скопление противника. Под кронами деревьев стояли два десятка автомашин, несколько танков и самоходок. Возле них толпились немцы. Они тревожно задирают вверх головы, ожидая налета советских самолетов. Со стороны Пролетарской улицы все еще доносились взрывы рвущихся боеприпасов, и потому немцы думали, что их бомбят.

Семен вытер пот со лба ладонью и добавил:

– А мне еще в училище нравилась вот эта.

Броня крепка, и танки наши быстры,

И наши люди мужества полны:

В строю стоят советские танкисты —

Своей великой Родины сыны.

– Да, я тоже ее помню хорошо!

– Ну, так подпевай! С песней бить врага веселее!

Михалыч, отправляя очередную раскаленную дымящуюся гильзу в отверстие люка, весело подхватил:

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет!

Орудие танка отправляет в немцев снаряд за снарядом. Огненные вспышки одна за одной вырывались из ствола, непрекращающимся огнем стреляли пулеметы.

Снова рванули автоцистерны и боеприпасы, старый парк наполнился гарью и дымом.

– Осталось шесть, шесть снарядов осталось! – прокричал Баир.

Игорь крикнул:

– Прекратить огонь! Уходим на восток!

Круглый склон, подъем, поравнялись с Долгобродской, слева Комаровка, деревянные домики, рынок, развилка дорог – всего два километра до городской окраины. Будет улица Пушкина, а там и Московское шоссе.

Вдруг с другой стороны у чугунной ограды громыхнуло противотанковое орудие. Игорь похолодел – в смотровую щель он отчетливо увидел вспышку выстрела.

– Пушка, командир!

Послышался разрыв, комья земли, щебень, куски асфальта и битого кирпича дождем осыпали машину.

Очередной снаряд ударил в башню, но срикошетил. Игорь выжимал из машины все, что можно. Т-28 отчаянно маневрировал.

– Главное проскочить кладбище, а там дома, – прокричал Петро. – Пушка уже бить не сможет!

«Еще метров сто и сверну за дома!» – крутилось в голове у Игоря.

В это мгновение танк сотряс невероятной силы удар. Машина мгновенно наполнилась дымом и гарью. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался. Игорь понял – попали в МТО. Пробило броню и вызвало пожар.

Танк, объятый пламенем, продолжал двигаться, пока новый удар не заставил его остановиться окончательно. Перед глазами Игоря поползли разноцветные круги, уши заложило до звона, по лицу пошла кровь – осколок рассек кожу чуть выше виска.

Игорь, не теряя ни секунды, открыл люк механика-водителя и вывалился на раскаленный асфальт. Рядом громыхнул люк малой пулеметной башни – Семен, чертыхаясь, буквально выпорхнул из башни и практически с ходу открыл огонь из пистолета-пулемета. Со всех сторон к горящему танку бросились немцы. Его МП-40 дрожит в руках, ручка затвора дергается как ошалелая, брызгая в стороны раскаленные гильзы.

Баир с трудом вылез из башни, одной рукой выстреливая в немцев, другой вытягивая наружу раненого Петро. Михалыч остался в танке – снаряд ударил в броню и отколовшийся край бронелиста буквально смял его, острые рваные края вонзились в тело. Сейчас Михалыч напоминал переломанную куклу в луже крови.

– Уходим, командир! – выкрикнул Семен, перезаряжая пистолет-пулемет, по его руке обильно стекала кровь.

В ушах страшно гудит. Игорь поднялся на ноги и, пошатываясь, бросился прочь. Он споткнулся о какое-то тело, услышал немецкие голоса и из последних сил выхватил пистолет и выстрелил на звук голоса. Кто-то вскрикнул. Игорь застонал – голова раскалывается, огромные молоты сотрясают болью. Дальше оставалось лишь ползти. Он перелез через какой-то забор, почувствовал, как ползет по земле. Силы покидают его с каждым движением, горло сдавливает болью.

«Суки! Всех перебью! За Родину-у-у!»

Последнее слово растянулось, будто мягкий резиновый жгут и постепенно заглохло в потускневшем разуме Игоря Протасова.

Очумелая тряска вырвала Готлиба из сладкой дремы. Его будто рвали из теплого источника, онемевшие члены совершенно не слушались, от дикой тряски дурнота подступила к горлу. Еще мгновение, и желудок извергнет скудный в последнее время сухпаек вермахта. Готлиб застонал и, не открывая глаз, простонал: