Книга Охота на охотника - Андрей Николаев

Виктория, стоя на коленях, хлопала Сандерса по щекам, пытаясь привести в чувство.

– Прекратите, – все еще в горячке боя, Полубой оттолкнул ее, – он вырубился на два-три часа.

– Но как же…

– Антигравом умеете пользоваться?

– Да.

Полубой, ворочая Сандерса, как мешок с песком, снял с него антиграв.

– Надевайте.

– Без него я не уйду, – сказала она решительно. – Вы что, хотите бросить его здесь?

– Не мелите ерунды! – взорвался Полубой и внезапно скривился. – А, черт… – Он откинул полу плаща, и Виктория увидела, что у него в боку торчит арбалетный болт.

– Вы ранены?

– Как видите. – Он отложил саблю и склонился, разглядывая рану. – Пустячок, а приятно, – пробормотал он.

– Хотя бы стрелу обломайте.

– Она металлическая.

Виктория закусила губу. Болт вонзился в очень неудачном месте, мичман едва мог двинуть рукой. Полубой несколько мгновений пялился на торчащий из его тела кончик болта с пластиковым оперением, а затем скрипнул зубами и, прижав к оперению ладонь, надавил на болт, вгоняя его в тело. На его скулах заиграли желваки, заскрипели стиснутые зубы. На спине, под майкой, напротив раны, вздулась шишка.

– Режьте, – сказал он сдавленным голосом.

Виктория, закусив губу, разрезала полосатую майку и вздувшуюся бугром кожу. Из раны хищно блеснуло острие. Полубой продолжал давить на оперение и скоро показался весь наконечник. Виктория, пачкая пальцы кровью, зацепила его и потянула. Медленно, дюйм за дюймом, болт пополз из тела. Наконец пластиковое оперение исчезло в ране. Полубой смотрел перед собой остановившимся взглядом.

– Быстрее. – Голос у него был хриплый, каркающий.

Одним рывком Виктория выдернула стрелу и отшвырнула ее в сторону. Из раны струйкой ударила кровь. Она зажала рану ладонью. Полубой резко выдохнул, убрал ее руку и опустил на рану майку.

– Вас надо перевязать.

– Потом. Надевайте антиграв.

Виктория послушно надела аппарат. Полубой подхватил бесчувственное тело Сандерса и подтащил к окну.

– Идите сюда, – скомандовал он, – кладите его руку себе на плечо, сами обхватите его под мышкой. Вот так. Полминуты удержите его?

– Я его удержу столько, сколько потребуется.

– Прекрасно. – Полубой обхватил Сандерса. – Теперь включаем антигравы и прыгаем. Управлять полетом буду я.

Они встали над пропастью. В дверь позади ударили чем-то тяжелым.

– Готовы?

– Да!

– Вперед!

Виктория прыгнула, одновременно включая антиграв. Они падали по наклонной, будто катились с огромной крутой горы. Свистел ветер, тело Сандерса норовило выскользнуть из объятий, и она сжала зубы и прижалась щекой к его лицу.

– Я не отпущу тебя… никогда не отпущу…

– Внимание! – крикнул Полубой.

Она увидела, как стремительно приближается земля. Кто-то бежал к ним, размахивая руками…

Удар. Она повалилась на землю, стараясь, чтобы Сандерс оказался сверху.

– Вот черт. Прямо цирк, – услышала она знакомый голос.

Людвиг оторвал ее руки от Сандерса, взвалил его себе на плечо. Полубой помог ей подняться.

Уже в глидере, придерживая за плечи привалившееся к ней бесчувственное тело Дика, она вдруг расплакалась. Людвиг оглянулся, подмигнул:

– Чего теперь плакать-то? Порядок. Выбрались!

Полубой, сидевший рядом с ним, промолчал.

Глава 16Последний привал

Уходить в Развалины решили под утро. Во-первых, даже ночные гуляки и уличная шпана к четырем-пяти часам утра расползаются по домам и ночлежкам, а во-вторых, каботажники возвращаются из Развалин в башни и боевики кланов уходят в подземные лаборатории и мастерские, поскольку делать до следующей ночи им больше нечего – товар передали и отправку обеспечили.

После бегства из башни ван Хорна Людвиг привез их в «свою лачугу» – большой пустой ангар с бетонными стенами и гофрированной крышей.

– Купил по случаю, когда еще деньги были, – похвастался он, – думал ремонтную мастерскую устроить, да куда там.

На бетонном полу кое-где стояли лужи – с дырявой крыши во время дождя натекало, в дальнем углу было оборудовано что-то вроде жилой комнаты: стол и несколько стульев, походная армейская кровать и холодильник, забитый консервами. Огромный металлический ящик, заменяющий хозяину шкаф, довершал картину домашнего уюта.

Людвиг загнал глидер прямо в ангар. Полубой вытащил Сандерса, на плече донес его до койки и положил на нее.

– Вас надо перевязать, – непререкаемым тоном заявила Виктория, – снимайте плащ и майку.

Полубой без возражений снял плащ, осторожно стянул майку – она присохла к ране. Людвиг цокнул языком.

– Чем это?

– Стрела.

– Чуть левее и ниже – и все, отпрыгался бы. Погоди, у меня аптечка есть.

Из-под кровати он вытянул плоский ящик, доверху набитый армейскими аптечками с надписью на новодойче.

– Со службы остались, – пояснил он.

– Так им сколько лет? – возмутилась Виктория.

– А чего им сделается? Упакованы герметично, хоть сто лет пролежат. – Старик рванул зубами клапан, воздух с хлопком проник внутрь аптечки. – Ну, что я говорил!

Полубой подал свою флягу, пояснив, что там спирт. Людвиг оживился было, заявив, что фирменную лучше всего настаивать на спирту, но мичман сказал, что это только для медицинских целей. Виктория чистой тряпкой обработала рану. Края были покрасневшие, но чистые.

– Зашить бы надо, – задумчиво сказала она.

– Не надо, – сказал Людвиг, вынимая из аптечки тюбик, – края у дырки сожми, а этой штукой заклей. Через сутки срастется, а от клея и следа не будет.

Виктория подсела на кровать к Сандерсу, нащупала пульс. Он был слабый, но ровный, и дыхание спокойное, без одышки. Видимо, заряд парализатора задел Дика по касательной.

– Почему вы не убили Алекса? – спросила Виктория, посмотрев на Полубоя, который устроился в продавленном кресле.

– Не успел, – мрачно ответил мичман.

– Не хотите говорить – не надо, но я видела, что стоило вам пошевелить рукой – и он был бы мертв. Что будем делать?

– Отдыхать, – отрезал мичман, – а утром пойдем в Развалины. Кстати, мы видели Разиню Якобса.

– Что он сказал?

– Чтобы вы забрали его и перенесли в Гной. Мол, там его кто-то вылечит. Впрочем, с ним Сандерс говорил, вот его и спросите.

Виктория устроилась на трех стульях. Людвиг принес ей надувную подушку и плед с электроподогревом. Подогрев не работал, но сам плед из шерсти таирского мериноса был очень теплым. Ее знобило, и следа не осталось от эйфории, охватившей ее в башне. Глаза слипались, и в конце концов она задремала под перестук инструментов, которыми Людвиг обследовал глидер.