Книга Лишь пять дней - Джули Лоусон Тиммер

Мара осмотрела кровать — простыни в беспорядке, ее подушка куда-то запропастилась. Казалось, муж не притворяется. Но, с другой стороны, с закрытыми глазами можно думать о чем угодно.

Мара быстро отвернулась и аккуратно проскользнула через темную гостиную в комнату Лакс. Девочка сбросила одеяло, оно валялось на полу. Мара укрыла ее и потянулась за кроликом, лежащим в ногах. С этим белым плюшевым зверьком Лакс спала с тех пор, как ей исполнилось два года. Наверное, он сполз вместе с покрывалами. Мара поднесла игрушку к лицу, прижала и глубоко вдохнула. Запах утреннего тела дочки.

Зажав кролика под мышкой, Мара на цыпочках обошла комнату, проводя пальцами по всему, до чего дотягивалась, — мягкой древесине стула, холодной керамической свинке-копилке, стоящей на книжной полке, фотографии в серебряной рамке с Лакс-младенцем на коленях гордого Пори. Она словно пыталась впитать в себя все, что было в комнате дочери.

Горло сдавил спазм, когда она увидела музыкальную шкатулку, которую Том принес через неделю после их возвращения из Хайдарабада. «У меня теперь есть маленькая девочка, — сообщил он тогда, — а у каждой девочки должна быть музыкальная шкатулка».

Мара хотела взять шкатулку в руки, почувствовать ее тяжесть, но она не доверяла себе — могла случайно упустить и разбить. Женщина провела ладонью по гладкой поверхности, ощущая мелодию кожей. Прекрасные мечты.

Мара сняла бейсболку, которая висела у входа в гардеробную. Коснулась пальцами вышитой «Р». Вещь была сувениром, полученным на игре команды «Рейнджерс», куда Пори и Нейра водили внучку в один из выходных.

Улыбаясь, Мара подумала о Детройте и 2мальчика, об их постоянных спорах о «Тиграх» и «Янки». Интересно, что они думали о «Рейнджерс»? Завтра спросит их, если не забудет.

Мара поднесла бейсболку к лицу и вдохнула, повесила на место и открыла дверь в гардеробную. Оглянулась по сторонам, словно грабитель, проверяющий, не заметили ли соседи, зашла внутрь, закрыла за собой дверь и, нащупав выключатель, зажгла свет.

Кавардак на полу заставил ее остановиться и беззвучно рассмеяться. Она, будучи очень организованным человеком, даже здесь разработала систему пластиковых коробок и приучала дочь держать игрушки в порядке. Каждая коробка предназначалась для определенной категории игрушек: мебель для кукольного домика, пазлы, Барби, наряды для кукол, пластиковые кухонные принадлежности.

Но Мара давно уже не контролировала гардеробную, и винегрет из игрушек в каждой коробке не позволял понять, для какой категории она предназначена. Барби валялись вместе с кухонными принадлежностями. Крошечная колыбель была полна кусочков пазлов. В маленькой розовой сумке лежала коллекция кукол карманного размера.

В старой кукольной коляске была свалена всякая всячина, даже домашние задания Лакс. Мара покачала головой, увидев беспорядок. Рабочие тетради, информационный бюллетень класса, несколько школьных поделок, от которых отвалились куски.

Мару привлекла цветная папка. Женщина вытащила ее и прочитала: «Стихотворения. Лакшми Николс. Детский сад».

Лакс рассказывала родителям о кружке поэзии и показывала им едва читаемые и совершенно бессмысленные стихи. Том считал, что весьма амбициозно учить детей поэзии, когда они еще толком не умеют читать или писать.

Мара пробежала несколько первых страниц, прописанных так тщательно и с таким нажимом, что в некоторых местах текст отчетливо проступал на другие страницы.

Она представила, как Лакс старается, выводя каждое слово как можно более тщательно, и почувствовала укол тоски.

Мара не хотела, чтобы ее дочь оставалась такой впечатлительной. Может, стоит попросить Гарри время от времени общаться с ребенком? От этой мысли запершило в горле.

— Мара?

От неожиданности сердце упало. Открылась дверь, и показался сонный Том в одних трусах. Склонив голову на плечо, он прошептал:

— Дорогая, что ты здесь делаешь? — Том часто моргал от резкого света.

— Я… ммм… привет! — прошептала Мара, лихорадочно пытаясь подыскать объяснение, что она делает в гардеробной дочери посреди ночи. — Я… ммм… не могла заснуть. И подумала, может, убрать здесь? Думала начать в воскресенье, когда она будет у родителей. Нужно избавиться от многого без ее криков протеста. И я тут подумала прийти посмотреть заранее.

— В три утра? — Том зашел в шкаф. — Ты… Ты плачешь?

Мара провела пальцами по щекам:

— Ой, да это ничего…

Том указал на папку в ее руках:

— Что это?

Она протянула ему.

— Ой, я помню это, — улыбнулся он, извлек первую страницу и протянул ей.

Хокку от Лакшми Николс.

Никто так не ошибается,

Моя мама никогда не сдастся,

Я гордая дочь.

Он кивнул, будто соглашаясь с сентиментальной поэзией.

— Красивый портрет, — прошептал он, указывая пальцем на фото, приклеенное возле стихов: Лакс и Мара держатся за руки, Мара одета в костюм моряка Папая, с огромными мускулами. — Хорошое хокку, мне оно всегда нравилось, — добавил Том.

— Ты его читал раньше? Я нашла это среди хлама.

Том пожал плечами.

— Я помогал его сочинять, хотя в основном я считал гласные и исправлял ошибки. «Дочь» поначалу была «дош», пока я не убедил ее, что мой вариант все-таки правильный. Но идея принадлежала ей. Ты была… не помню, где ты была тем вечером. Наверное, с «Теми Леди». Ей нужно было сочинить хокку, характеризуя человека и его качества, например честность, преданность. Она решила выбрать силу, и я спросил, что ей приходит на ум, когда она слышит это слово. И она, не задумываясь, сказала: «Мама».

Мара шмыгнула носом и провела рукой по лицу:

— Она подумала обо мне, когда ты произнес слово «сила»?

Том свел брови.

— А о чем еще она должна была подумать?

— Не знаю… о тебе? О мужчине-марафонце, который пробегает пятнадцать километров до завтрака и после этого способен погоняться за ней в саду?

— Да нет! Не такая сила! Ничего, что я делаю, не идет в сравнение с той силой. Знаешь, — он кивнул головой в сторону кровати, — твоя «гордая дочь» достаточно умна, чтобы понимать это.

— Она больше не гордится мною, после того фиаско в школе.

— Она переживет это. Помнишь, как ты стеснялась акцента своих родителей? «Жуть», так ты его называла, насколько я помню. И сколько это продлилось? Меньше года. А потом решила, что «другой акцент» не означает ничего, кроме «другой».

— Тот инцидент немного серьезнее, чем легкий индийский акцент.

— Нет, не серьезнее! Тебе было стыдно за родителей. Акцент для тебя, пьянство для меня. Гентингтон для Лакс. Все это одно и то же. Мы это переживем и обязательно справимся! — Он взял ее за руку. — Пойдем-ка спать.