Книга Геополитика постмодерна - Александр Дугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А. Дугин: Не всегда. Распался Советский Союз — на его месте появились периферийные национальные государства, которые еще хоть как-то пытаются освоиться в мире, цепляются за историческое бытие, и осталась черная дыра на месте России, где не появилось ничего. Точно так же, когда будет распадаться Россия, я допускаю возможность появления энергетических ядер на ее периферии, скажем, в национальных республиках, у которых есть потенциал для идеократии, связанный с этносом, с культурой, с религией. Но после распада России в ее центре опять ничего не возникнет, и будет такая же ситуация, как с Советским Союзом. То есть где-то на периферии возникнет что-то новое, но центр опять будет парализован. Ужас в том, что в процессе коррупции политическим классом России, всем в целом, совокупно, без единого исключения, перейдены все рамки, все границы, все ограничительные моменты. Каждый осуществил такое количество преступлений, произвел такое количество лжи, соучаствовал в таком количестве насилия, что возврата из этого нет. Повязанность дерьмом еще более эффективна, чем повязанность кровью. Из-под этого мрака может выбраться только маленькая группа фанатиков-идеократов, но я пока даже близко не вижу их формирования. Общество очень быстро, хотя подчас незаметно, гниет, оно уничтожается, распускается. Это самоликвидация России, и в экономике эти процессы совершенно очевидны. И ничего другого при этой конъюнктуре цен на нефть не может быть. Нас погубили цены на нефть. Если бы нефть была 8-10 долларов за баррель, то, я думаю, в России началась бы реальная модернизация экономики, была бы выработана национальная идея, политический класс быстро бы поменялся и пришли бы совершено другие люди. 60 долларов за баррель — это смерть, это наркотик, это нас погубит. От этого спасения нет, рано или поздно это погубит и Иран, и других поставщиков нефти и газа, которые, к счастью для них, оказались на более архаичном, более энергетически высоком уровне религиозного фанатизма. Если что-то еще и удерживает других экспортеров сырья от разложения — это идеократия, религиозный фанатизм. В России прямо противоположная ситуация, соответственно, мы обречены. 60 долларов — это приговор. Это вердикт разложения, это отсутствие экономики и открытая возможность для любой трагедии — экономической, национальной, религиозной. При 60 долларов за баррель российская нефтегазовая элита, у которой есть реальная власть, пойдет на все, она сделает все что угодно. Она поставит любой спектакль и подберет любых актеров. И бездна покажется обезумевшим телезрителям цветущим садом, а гибель — веселой вечеринкой.
Интервью А. Дугина информационно-аналитическому порталу «OPEC.RU». 16.09.2004
— Александр Гельевич, в пятницу на встрече с послами 25 государств—членов ЕС Михаил Фрадков опроверг появившуюся в ряде СМИ информацию о негативном отношении Москвы к ратификации Киотского протокола. Он отметил, что консультации продолжаются и сейчас завершается работа на уровне экспертов. Однако «Время новостей» пишет, что в проекте доклада премьер-министра президенту Киотский протокол называется «несправедливым» и «научно не обоснованным». То есть понятно, что ратификация Киотского протокола — чисто политическая проблема. А с Вашей точки зрения, какие существуют «за» и «против» для ратификации Киотского протокола? И какую позицию занимаете лично Вы?
А. Дугин: Я полагаю, что проблема Киотского протокола и подписание этого протокола по экологии и ограничению определенных видов промышленных выбросов — проблема символическая и политическая. Инициаторы подписания Киотского протокола — страны Евросоюза. Идея заботы об окружающей среде является одним из идеологических элементов европейской социальной политики, наряду с правами человека, социальной обеспеченностью и т. д. Если говорить об общем стиле европейского сообщества, то гуманитарные, экологические, социальные заботы, заботы об окружающей среде — это неотъемлемая часть политического имиджа Европы. Европы, которая, по словам американского политолога Кэплана, все больше тяготеет к кантианской модели, в отличие от Америки, которая тяготеет к модели гоббсианской. Вот этой открытой, гуманной, демократической и гражданской Европе присуще заботиться об окружающей среде. Не столько на деле, сколько на словах, но это роли не играет, поскольку речь идет о политическом выражении европейской идентичности. Европу поддерживают и Япония, которая стала жертвой ядерной агрессии со стороны США, и многие страны третьего мира, у которых экологическое состояние совсем катастрофическое, поскольку туда в современном мире перенесена основная тяжесть индустриального производства, и больше всего страдает от этого разделения труда в глобальном масштабе тихоокеанский регион. Итак, Европа является политическим инициатором подписания Киотского протокола.
Позицию США в этом вопросе мы знаем. Она очень показательна, особенно республиканская позиция. Она совершенно безразлична к гуманитарной европейской идентичности. США (особенно при республиканцах) вызывающим образом отказываются подписывать что бы то ни было в этом роде, ограничивать как бы то ни было свое индустриальное производство. Хотя пункты Киотского протокола затрагивают американскую промышленность в весьма незначительной степени. Но Америка не хочет считаться с Европой, и это американский эгоистический ковбойский стиль в политике.
Теперь позиция России по отношению к этому символическому действию. Большого вреда российской промышленности подписание Киотского протокола не принесет, в общем и целом, хотя какие-то ограничения, конечно, потребуются. Вопрос лишь в том, стоит ли двигаться в этом направлении — в сторону европейского мира — или поступить, как США, проигнорировав его. Это принципиальный вопрос, который идет гораздо дальше, чем подписание самого Киотского протокола. Это выбор Россией одного из двух полюсов нынешнего Запада — либо атлантическая Америка с Англией, либо континентальная Европа. Киотский протокол — это политический акт, детище — может быть, наивное, смешное и даже неискреннее — именно континентальной Европы. Это «кантианская» затея, в терминах Кэплана, но никак не «гоббсианская». И за теми, кто выступает за подписание Киотского протокола в России, стоят не столько экологи, значение которых у нас равно нулю, сколько европеисты. У нас есть маленькое, хиленькое лобби европеистов, хотя сам президент у нас в значительной степени европеист. Подписать Киотский договор — это их проект.
Но у нас вокруг президента, во властных элитах, существует огромное, мощное, непоколебимое атлантическое лобби, гораздо более консолидированное, чем европеистское, играющее активно собственную партию, взращенное на американских (в первую очередь, консервативных и республиканских) фондах (Херитидж, Рэнд-корпорейшн и т. д.), внедренное к нам во власть в начале 90-х годов, если не раньше. Это проамериканское лобби постоянно контактирует с президентом, и ему настойчиво внушается, что «нужно подражать Америке», «следовать за Америкой», «слушаться Америку». А раз Америка плюет на Киотский протокол, чтобы, не дай Бог, не повысить политический вес Европы, то Россия тоже должна на него плевать. Это атлантистское лобби действует сейчас активно, часто грубо, бессмысленно и вопреки всякой элементарной логике (не говоря уже о соблюдении национальных интересов). Но как бы то ни было, это лобби у нас сильно, и оно приводит свои аргументы, почему у Кремля нет совершенно никаких экономических или экологических резонов подписывать Киотский протокол. Отчасти это правильно, потому что это только наложение на Россию определенных обязательств без каких-то позитивных последствий. Но это ведь только политическая программа, и поддержка ее зависит от характера и содержания нашей европейской политики.
