Книга Большевики. 1917 - Антон Антонов-Овсеенко

Но, может, саквояж с деньгами из Берлина поступил в Петроград непосредственно перед подписанием договора? Многие современники, движимые порой даже искренним интересом, утверждают подобное, основываясь на различных, кажущихся достоверными источниках. Целый ряд подобных будто бы убедительных «доказательств» мы уже ранее здесь опровергли, однако появляются новые подтверждения «шпионажа». Но как и с предыдущими, достоверность новых «доказательств» также оказывается мнимой. Например, у П. В. Макаренко в работе «Большевики и Брестский мир» прямо об этом говорится: «14 (27) ноября 1917 г. германское верховное командование согласилось на перемирие и последующие переговоры о мире. Падение власти большевиков казалось в то время неизбежным, и в интересах германских правящих кругов было помочь большевикам удержаться у власти до момента подписания сепаратного соглашения о мире. Оказанная большевикам поддержка подтверждается материалами архива германского Министерства иностранных дел о выделении 15 млн. марок „на политическую пропаганду в России“. При этом официального подтверждения, что эти деньги были направлены именно советскому правительству, испытывавшему в то время большие финансовые затруднения, не обнаружено. Ряд историков (А. Г. Латышев, Д. А. Волкогонов, В. И. Кузнецов и др.) склонны считать, что компрометирующие материалы уничтожены большевиками. Волкогонов ссылался при этом на обнаруженный в ленинском фонде документ об „изъятии“ сотрудниками НКИД Ф. Залкиндом и Е. Поливановым 16 ноября 1917 г. такого компромата на большевиков. Источниковедческий анализ этого документа показал, что он является копией одного из „документов Э. Сиссона“, признанных ныне грубой подделкой»[143](выделено мной. — А. А.-О.).

Таким образом, и в 1917 г., и впоследствии сторонникам теории подкупа большевиков более всего хотелось бы, чтобы так было, однако подкрепить этот миф чем-либо убедительным они не в состоянии.

В феврале 1918 г. германская армия, используя как повод затягивание переговоров с советской стороны, перешла в наступление на восточном фронте, а «Правда» опубликовала подготовленный Лениным декрет «Социалистическое отечество в опасности!», содержавший в том числе прямое указание «всем Советам и революционным организациям… защищать каждую позицию до последней капли крови»[144]. Наконец, 3 марта 1918 г. большевики подписали договор на выдвинутых германской стороной условиях, кабальность которых только для Ленина, кажется, не имела значения в виду надвигавшейся революции в самой Германии.

Тем не менее остающаяся по сей день на плаву теория германского следа в политической истории большевиков лишает их возможности считаться самостоятельными на пути к завоеванию власти.

То, как большевикам удалось захватить власть, мы здесь в подробностях показали. Но Ленин ещё и доходчиво объяснял, почему именно в октябре 1917 г. большевики могут не только взять, но и сохранить власть: «Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать её. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет»[145].

И ведь именно так всё и произошло: товарищи Ленина по партии, как известно, вняли его объяснениям, поступая и в октябре 1917 г., и сразу по совершении переворота в точном соответствии с тем, как он говорил. И никакие германские средства здесь были ни при чём. Не внешние воздействия, а целенаправленная пропагандистская работа, умелое использование слабостей политических противников и в не меньшей степени большевистский популизм, апеллировавший к чаяниям беднейших слоёв населения, обеспечили им успешное продвижение к Октябрю. К тому же и популизм большевиков всегда полагался на очевидные исторические реалии: этого всегда требовал от своих товарищей Ленин.

В этой ситуации уже не имело тогда и не имеет сейчас никакого значения — наличествовал ли у большевиков германский денежный капитал: газета «Правда» была закрыта царским правительством за ведение антивоенной пропаганды ещё до начала Первой мировой войны (Парвус появился в Берлине с предложением финансовой подпитки пацифистского движения в России гораздо позднее — в 1915 г.); в основе ленинской политики с самого начала ХХ в. находился тезис о необходимости превращения будущей войны империалистической, между различными государствами, в войну гражданскую, ведомую народами против собственных правительств. И тезис этот представлялся чрезвычайно выгодным для целей германского империализма в Первой мировой войне, поскольку выход России из войны обеспечивал очевидные преимущества для Германии: ленинцы знали это и умело использовали в собственных политических целях.

К тому же большевики очень тщательно, загодя готовились к тому, чтобы, однажды взяв власть, уже не упустить её. И делали они это практически на глазах у всего мира и тем более — собственного царского правительства, которое хотя и понимало, чем грозит самодержавию хорошо организованная, дисциплинированная группа воодушевлённых идеей пролетарского братства революционеров, но в силу дряхлости самой монархии и неповоротливости государственной машины оказалось не в состоянии им противостоять.

Непосредственно после Октябрьского переворота большевики, учитывая опыт развала старой, царской империи, немедленно приступили к построению и защите империи новой, советской — сначала разгромив под Петроградом части атамана Краснова, затем устранив угрозу, исходившую от войск Каледина, и далее последовательно, одну за другой, — все угрозы, исходившие от поддерживаемых Антантой вождей Белого движения. Сделать это им также удалось без всякого влияния извне, лишь основываясь на естественной популярности советской идеи[146]. Причём популярность этой идеи, как и популярность олицетворявшего её правительства, неуклонно росла в ходе всех боестолкновений разгоревшейся гражданской войны.

Понимание того, как это удалось большевикам в прошлом, необходимо для уяснения происходящего в России сегодня.

Настоящая историческая «вина» большевиков, если угодно, заключается не в их мифической связи с кайзером и германским генеральным штабом (даже если бы таковая была), а в прямой узурпации власти. В написанной через год после Октябрьского переворота брошюре «Пролетарская революция и ренегат Каутский», полемизируя с бывшим товарищем по партии, Ленин в запальчивости оговаривается: «Большевики должны были, по мнению Каутского, не брать власти и довольствоваться учредилкой»[147]. Действительно, Учредительное собрание было решением, глубоко выстраданным и улицами Петрограда, и стенами Таврического дворца. Ленинцы получили в нём свою квоту мест, но, конечно, не большинство, в отличие от Советов: из общего количества в 707 избранных на местах депутатов около 400 достались эсерам и лишь около 180 — большевикам; относительного успеха добились также кадеты и другие партии. И хотя выборы впервые в истории России были организованы и прошли в самой демократичной форме — путём всеобщего, равного и тайного голосования, такие результаты большевиков, разумеется, не устраивали. Альтернативой в таких случаях всегда бывала именно узурпация власти теми политическими силами, у которых хватало на это «совести». У большевиков в 1917 г. хватило, хотя Ленина, кажется, это обстоятельство совершенно не удручало: цель, а ею было торжество диктатуры пролетариата, в его глазах вполне оправдывала средства, порой самые негодные. Ведь ни Рябушинских, ни более мелких предпринимателей, ни даже зажиточных крестьян Ленин, как известно, к народу не причислял — только городской пролетариат, которому нечего терять, кроме своих цепей, и беднейшее (!) крестьянство. Но в этом и ошибка: количественное меньшинство — такой же народ, причём зачастую его лучшая, передовая часть.