Книга Оружие Леса - Андрей Левицкий

– Э, брат, – проговорил Калуга. – Оно-то звучит, может, и логично, да только где его в Чуме искать? Главное – как искать, с какого конца ухватиться за дело?

Я предложил:

– Пошли назад, я пока подумаю. Вроде у меня брезжит что-то в голове…

В голове действительно «что-то брезжило», и когда мы снова очутились в подвальной каморке Рапалыча, я сказал:

– В общем, крыша у этой развалюхи деревянная, так?

– Не крыша, – возразил Калуга. – Крыши давно нет, а это навес, чтоб дождь не заливал. Сам же Рапалыч и сделал, он тогда говорил.

– Неважно. Главное, что она деревянная и вокруг нет других построек.

– И что? А! – он щелкнул пальцами. – Поджечь, чтоб приманить? Сомнительно, однако…

– Ну, давай прикинем… Устраиваем тут небольшой пожарчик. Здание близко к вершине, огонь будет видно далеко. Если не перестараться, чтоб оно совсем уж не запылало и весь город вместе с полицаями не сбежался, то…

– …То единственный, кто по-настоящему должен всполошиться, – это наша мудрость-старость, – заключил Калуга и задумался. – Думаешь, прибежит? Слишком много неизвестных факторов: далеко ли он отсюда, спит или нет и как все же другие местные отреагируют… Не, таки вряд ли особо всполошатся, эта развалюха стоит отдельно от других зданий, выхода газа вроде поблизости нет, а навес хилый, прогорит да погаснет. В серьезный городской пожар оно превратиться точно не может.

– Рапалыч где-то поблизости, – уверенно заявил я. – Не станет он уходить далеко от своего схрона. Старик сейчас пьянствует где-нибудь тут рядом. Здесь несколько кабаков, и все ближе к вершине, если заметили.

– Потому что они Чумака, – буркнул Лютик, и мы повернулись к нему.

Он жевал кусочек веточки – компенсировал отсутствие своей смолы – и был по-прежнему хмур как туча.

– Ты продолжай, продолжай, малой, – подбодрил Калуга.

– Я тебе не малой. Короче, в Чуме три кабака, ближайший – «Вершина», так называют. Все наверху и все чумаковские. А внизу нет их вообще, запрещено.

– То есть Чумак под себя все местные пивнухи подмял, а другие строить запрещает, – подвел я итог. – Ну, ясно, в таких местах, где один деспотичный хозяин, конкуренция не приветствуется.

– Цыгане у него конкуренты, – возразил Лютик. – У них в Норавейнике целый район, с притонами, гостинками и всяким. А других конкурентов – да, нету.

– А ты у нас, Лютик, стало быть, бывал в Чуме? – уточнил Калуга. – И не только когда с краевцами наскочил, но и раньше.

– Бывал, – наемник, измочалив зубами веточку, недовольно сплюнул ее и отвернулся.

– Ну, хорошо, брат, давай тогда попробуем раздуть мировой пожар, – заключил Калуга.

Не так-то легко оказалось разжечь этот пожар, но в конце концов с помощью продолжительной ругани и хвороста, которым старик завалил вход в подвал, нам кое-что удалось. Доски навеса горели нехотя, однако постепенно все же разгорелись. Когда стало ясно, что огонь уже не погаснет, пока они не догорят до конца, мы отошли в сторону и спрятались в канаве неподалеку.

И вовремя – появился патруль из трех полицаев, а следом почти сразу подошла вторая группа. Они встали у развалины, заговорили. Подвалило несколько зевак, кто-то предложил носить ведра с водой от ближайшего источника, но поддержки не нашел. Доски горели, трещали и сильно дымили. Полицаи, посовещавшись, ушли, зеваки тоже начали разбредаться. Не таким уж интересным зрелищем был этот пожар.

– Слабовато мы чего-то выступили, а, парни? – сказал Калуга. – Как-то без огонька, скромно. Надо было канистру с бензином раздобыть, мы ж при деньгах, чего экономить? Облить, веток еще, досок притащить…

– Ну да, и добиться того, чтобы сюда полгорода сбежалось и начало это дело тушить, – добавил я.

– Да хоть бы и так, а сейчас что толку? Смотри, уж полночь близится, а старичка все нет. И, кстати, догорает уже потихоньку. Надо что-то делать, что-то думать…

– Хромает, – перебил Лютик, вглядывающийся в темноту. – Это ваш клиент? Он хромой?

– А то!

– Да!

Это мы с Калугой сказали одновременно – и вытянули шеи, глядя в сторону, куда показал наемник.

Не узнать ковыляющую походку Рапалыча было невозможно, как и его драное пальто. Сквозь треск огня донеслось знакомое скрипучее бормотание, будто дверная петля жаловалась на то, что ее не смазывают. Всплескивая руками и всполошенно кудахча, Рапалыч засновал вокруг развалины. Я огляделся – больше вокруг никого не было, ушли и полицаи, и все зеваки, – выпрыгнул из канавы и побежал к старику. Он меня услышал, повернулся, задребезжал возмущенно:

– Снова ты! Это что творится, молодой? Откуда огонь?! Кто огонь зажег, закопай его аномалия?!!

– Спокойно, мудрость, – я взял его за локоть, а с другой стороны к старику подступил Калуга. – Пошли с нами.

– Куда? Куда? – еще сильнее забеспокоился он, мутно уставившись на подошедшего вслед за нами наемника. – А ну пустите, щенки блохастые! Старость, мудрость мою уважайте! Там схрон мой, схрон горит, и хабар в нем…

– Ничего там не горит, старый, – заверил Калуга. – Мы, прежде чем поджечь, накрыли вход на лестницу жестью даже плотнее, чем она там раньше лежала.

– Так это вы зажгли, диверсанты?! – вконец осерчал старик.

– Мы, мы, – успокоил я его. – Сейчас оно догорит – и все, никаких последствий. Завтра угли разгребешь и сможешь попасть в свой схрон. Рапалыч, у нас к тебе серьезный разговор. Пошли вон назад в канаву, там тихо.

Но старик уперся. Он дребезжал, скрипел, пыхтел, пытался вырвать у нас локти и бормотал про то, что всем нам крайне необходимо уважать старость и мудрость его. В конце концов, сообразив, в чем дело, Калуга прямо спросил, необходима ли старости с мудростью помимо уважения еще и выпивка, и старик заверил, что да – очень необходима, без нее дела не будет. И что «Вершина» здесь, рядом, всего в половине квартала отсюда. На этом мы и сошлись.

* * *

– Рапалыч, нам надо кое-кого найти, – я огляделся, перекатывая в руке стакан с какой-то вонючей ягодной брагой, которой старик заказал целый жбан и почти полный стакан которой он уже успел выпить. Она была нереально крепкой, а глаза от нее слезились, как от серной кислоты.

Наш столик, то есть квадратный кусок фанеры на вбитом в земляной пол бревнышке, стоял в углу просторного ангара, разделенного перегородкой. За ней была кухня, через дверь оттуда то и дело выбегали разносчицы, а по эту сторону – большой зал со стойкой, обтянутой брезентом.

Посреди стола стояла плошка с жиром, он горел синеватым пламенем, чадил, иногда потрескивал и вспыхивал искрами. Помимо плошки и жбана с брагой были еще две миски, с рыбой и хлебом, поджаренными на гриле.

Попадая в подобные места, я предпочитаю садиться так, чтобы видеть входную дверь и вообще большую часть помещения. И окна. Вот и здесь выбрал, во-первых, угловой столик, а во-вторых, сел в углу, спиной к стене. «Карбайн» держал на коленях, ну, просто на всякий случай, хотя вроде бы ничего опасного в «Вершине» не было. Молодые разносчицы сновали между столами, не особенно пытаясь увернуться от шлепков и щипков, которыми их награждали разгоряченные выпивкой клиенты; у стойки толпились люди, в зале было шумно и накурено. Рапалыча мы усадили напротив меня, Калуга устроился слева, Лютик справа. Кстати, тоже так, чтобы видеть входную дверь и основную часть зала, причем, насколько я понял, наемник сделал это не задумываясь, машинально… Правильная привычка, способствующая выживанию.