Книга Как продать душу. Краткое руководство для светской львицы - Кэтлин О'Рейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кимберс вцепилась в ручку двери.
— Я не хочу в тюрьму! Это несправедливо! Я же так и не срубила бабок!
— Кимберс, жизнь вообще несправедливо устроена. Хороший человек тоже может получить коленом под зад. Это случается сплошь и рядом. Уж не знаю почему.
— Премного вам благодарна, доктор Фил. Но пойду-ка я все же послушаю, что скажет Паоло.
— Ким, я знаю, ты мне не веришь, потому что я и совру — недорого возьму. Но сейчас я говорю серьезно. Уходи. Не вздумай вернуться. Забудь сюда дорогу. Вообще забудь, что мы знакомы.
— Ви, да у тебя самой не все дома. Ты же всегда была такая душевная! До сих пор не пойму, почему Марв променял тебя на меня. Со мной же с тоски можно умереть!
Ради бога, скажите, что в Нью-Йорке хоть у одной женщины есть чувство собственного достоинства или, на худой конец, видимость такового. Впрочем, можете не говорить — все равно не поверю. Все тут одним миром мазаны. Вот поэтому-то Люси и любит Нью-Йорк. Ей тут есть где развернуться.
— Ким, это твой последний шанс. Уходи подобру-поздорову. А лучше убегай.
Кимберли смотрит то за окно, то на Паоло. Знаю ли я, какое решение она примет?
Еще бы мне не знать! Два года назад я сама приняла такое же решение.
Твою мать!
Мы с Люси встречаемся за коктейлем в «Сохо-Хаус» (у Люси клубная карта заведения, но, по-моему, оно приходит в упадок). Настроение у Люси дьявольски приподнятое, у меня — дьявольски паршивое.
— Откуда этот мрачный вид? Да ты прыгать должна от радости. Так провернуть дело с Кимберс! Теперь ты на девятом уровне. Здорово, да?
— Куда уж здоровей. Я даже знаю, кому обязана повышением, — бурчу я себе под нос, постепенно набираясь «розовыми леди» (понятно теперь, насколько мне скверно?).
— Не стоит так переживать, Ви. Жизнь коротка, не трать ее на грустные мысли. Знаешь ли ты, сколько женщин продали бы души за то, чтобы оказаться на твоем месте?
— Как минимум девять.
Люси смеется. Умеет она смехом отгородиться от окружающих, дать вам почувствовать, что вы с ней — закадычные подружки.
— В Манхэттене семьсот тысяч женщин, и каждая спит и видит, как бы влезть в твою шкуру.
— Я хуже раковой опухоли. Каждый, кто имеет со мной дело, теряет душу.
— Ви, ты неправильно смотришь на жизнь. Программа придумана не для того, чтобы выкачивать из человека энергию. Мы не вампиры. Я просто хочу дать людям побольше радости и счастья.
Это что-то новенькое. О счастье Люси раньше не заикалась.
— Если ты хочешь, чтобы все были счастливы, зачем меня-то мучаешь?
— Ви, я открою тебе секрет. Такого я никому не говорила. Мне нужны люди вроде тебя. Ты для меня — наглядный пример, подтверждение, что Программа работает. Я могу сказать: посмотрите на Ви, она получила все, чего хотела. На людей это производит впечатление.
— Но я ведь не собираюсь выходить из Программы. А ты мне только соль на рану сыплешь.
— Я просто хочу, чтобы ты смирилась с тем, с чем должна смириться. Я тоже в свое время переживала точь-в-точь как ты. Когда меня вышвырнули из рая, мне казалось, что на самом деле я хорошая, что Бог меня не понял. Я была падшим ангелом. Известно ли тебе, каково это, когда тебя вдруг навсегда лишают рая?
Голос Люси дрожит — она вспомнила золотую ангельскую юность. Я пытаюсь ее утешить, несу какую-то чушь. Люси продолжает:
— Постепенно я поняла: во мне нет ничего хорошего, я буду счастливой, если стану вести жизнь, которая была мне изначально уготована. У тебя, Ви, сейчас такой же кризис. Я через это прошла. Я тебя люблю, и мне больно видеть, как ты страдаешь.
— Правда? — Я изо всех сил стараюсь чего-нибудь не подумать. — Ты такая добрая!
Некоторое время мы сидим молча, и наконец я решаюсь задать вопрос, который мучает меня вот уже два года.
— Люси, а как там, в аду?
— Ах вот что тебя беспокоит!
— Я ночей не сплю.
— Ад — мой дом, Ви.
Это говорит женщина, у которой из камина доносятся вопли грешников. Звучит неутешительно.
Люси гладит мою ладонь.
— Только не думай, что там кругом пламя и черти с вилами. Я немало потрудилась над интерьером.
— Решила, значит, квартирный вопрос?
— Ви, я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь.
Когда-то Люси была моим кумиром. Сейчас я просто ей симпатизирую, черт бы меня побрал.
У Люси звонит телефон, она отвечает. Разговор продолжается довольно долго: Люси улаживает свои дела, Люси окучивает очередного лоха. Осторожней, Ви, быстренько избавься от мыслей. Я натягиваю улыбку и начинаю старательно завидовать усыпанной бриллиантами брошке на платье Люси. Брошка прямо-таки вопиет: «Порядочному человеку на меня не заработать!» Так-то лучше, Ви.
Наконец Люси берет свою черную сумочку от «Гермеса». Люси идет к выходу, я смотрю на нее, и все остальные тоже смотрят. Люси останавливается у барной стойки и, сказав пару слов бармену, вручает ему визитку. Мне хочется застыть, онеметь, но даже многочисленные «розовые леди» не в силах усыпить мою совесть.
Прежде чем уйти, я бочком подбираюсь к барной стойке. Улучив момент, когда бармен отворачивается, я хватаю кусочек бумаги, который обещает все и сразу, и прячу его в сумочку. На улице я рву визитку на мелкие кусочки и бросаю их в урну. Вроде бы пустяки, одной душой больше, одной меньше, но я знаю: в благородном деле борьбы с дьяволом мелочей не бывает.
Из огня да в мыльную пену: обвиняемая по делу, получившему название «Секс за акции», возбужденному Комиссией по ценным бумагам и биржам, вчера была оправдана. В зале еще не стихло эхо речи судьи, а продюсеры дневных шоу и телесериалов уже атаковали нашу Кимберли, предлагая ей роли одна другой заманчивее. В конце концов очаровательная ответчица согласилась на роль дочери магната, потерянной в младенчестве и теперь счастливо обретенной. Съемки начнутся через два месяца, но Кимберли уже купила квартиру в «Трамп спейс тайм континуум»[44]. Цены на квартиры в этом здании подскочили на семнадцать процентов — в ту самую минуту, когда информация о предстоящем приобретении Кимберли просочилась в прессу.
Теперь о грустном. Наша доблестная полиция закрыла тату-салон, предлагавший звездам «аутентичные японские рисунки»: стало известно, что рисунки были вовсе не из «древних трактатов по японскому изобразительному искусству». Каков же точный перевод иероглифов? Конечно, «made in Taiwan».
В полдень я в Сент-Реджис, осматриваю то, что Эми сделала из танцевального зала. Куда девались роскошные канделябры и прочие прибамбасы эпохи Наполеона? Всего за несколько дней Эми превратила половину зала в черную-черную комнату, где гнездятся ночные кошмары. Повсюду клубится бутафорский дым, на стенах пляшут тени — в общем, впечатление однозначное: это ад.