Книга Тайна прикосновения - Александр Соколов

Марчуков разводил руками:

— Ну и удивили Вы меня, Степан Николаевич! Признаться, ни в сельских, ни в районных школах ничего подобного не видел! Спасибо Вам за экскурсию, буду рад помочь, чем смогу!

Марчуков двинулся дальше по своему маршруту, который он спланировал заранее. Пока он не был представлен народу, решил прогуляться по хозяйству, посмотреть всё своими глазами. Тем более площадка с машинотракторной техникой находилась как раз за школой. Здесь же располагались коровники и свинарники колхоза.

Он шёл и думал о директоре школы: где он достал столько дефицитного цемента для этих макетов? Да ведь для детей ничего не жалко! С такими наглядными пособиями им и книжки читать захочется!

Начал накрапывать мелкий осенний дождичек, Иван надвинул кепку на лоб, поплотнее закрыл грудь непромокаемым плащом. Здесь его никто не знал, но встречные здоровались, а женщины, по обычаю селян, оглядывались вслед незнакомому человеку.

Уборочная закончилась, но землю вряд ли успели перепахать под «пар»: часть техники всё ещё находилась в поле, а другая часть должна уже готовиться к новому сезону.

Он миновал коровник и отметил, что крыша в некоторых местах разрушилась. Несколько подвыпивших мужиков выносили вилами навоз в большую кучу, и под ногами у них было жидкое месиво из грязи, перемешанной с коровьим помётом, простирающееся до самых ворот, к которым подгонялся скот. Марчуков у себя в «Комсомольце» навоз вывозил прямо в поле, площадки перед коровником засыпал песком, перемешанным с сухой глиной.

Иван не тешил себя надеждами увидеть технику под крышей, но то, что предстало перед ним, повергло его в негодование. Новые трактора стояли на открытой площадке вперемешку с брошенным металлоломом, на площадке было по колено грязи, с заросшего бурьяном пустыря выглядывали остовы брошенных сеялок и комбайнов.

Здесь, под открытым небом, под дождём, два человека копались в двигателе трактора. Иван поначалу хотел подойти, поговорить с мужиками, но потом передумал — разговора может не получиться! Лучше завтра он объедет всё хозяйство, побеседует с руководящим звеном, после чего уже соберёт всех работников.

Вечером, когда Паша закончила рассовывать по ящикам комода вещи, уложила детей спать в маленькой спаленке, они уселись за столом в горнице пить чай.

— Ну, как тебе дом? — поинтересовался Иван мнением жены об их новом жилище.

— Дом как дом. двор хороший, огороженный, сарай добротный и отдельный сарайчик для кур. Даже плетень, есть на что кувшины надевать! А за двориком огород, растут даже несколько яблонек и вишен. Но самое главное ты видел? Печь русская, с лежанкой! Место, где деткам отогреться. Я сегодня визит соседке сделала. Надо же было познакомиться. Ты знаешь: единственная крохотная комнатка и печь — всё! Маленькие сенцы все травой завешаны, очень пахучие травы.

— А я думаю, что у тебя за чай пахучий?

— Жду, пока спросишь. Здесь и полевой чебрец, и мята. и зверобой, и полынь какая-то, но не горькая. Таня надавала всего понемногу, а я ей конфеты и печенье отнесла. Все углы иконами завешаны, из рук библию не выпускает. Живёт с сыном, семиклассником Юрой. Такой красивый парень, глаза чёрные, огромные, а взгляд какой-то дикий. Ни слова не сказал. В кого он такой? Она — как былинка высушенная. Муж на войне пропал, а она попала с сыном под бомбёжку под Воронежем, руку там и перебило осколком. Поехала в деревню, здесь, говорит, проще с продуктами. А сын — ты можешь себе представить? — картины маслом на холсте рисует. Сам до всего дошёл, никто не учил. Ваня, а как тебе школа?

— Школа, Пашенька, великолепная! Так что за Саньку я спокоен. Ведь школа начинается с директора, да такие, видать, и все люди у него. Интереснейший человек! Я от него целую лекцию выслушал о нашем крае и готов слушать ещё. Вот смотри, он мне дал брошюрку, где все названия сёл и речек переведены на русский. Я сейчас тебе зачитаю.

Иван достал брошюру из накладного кармана полувоенного френча, висящего на стуле. Паша залюбовалась его открытой шеей, выглядывающей из нижней белой рубахи без ворота. Было тепло от натопленной печи, одна стенка которой выходила в комнату, и лицо Ивана раскраснелось: её Ваня опять выглядел, как когда-то в Алешках, и взгляд Паши затуманился.

— Вот слушай! Как видно из словаря Василия Васильевича Радлова — это академик такой был, умер в восемнадцатом году, — Курлак в переводе на русский — ручей. Еманча значит плохая вода, Тойда — глинистая гора, Карачан, где ты родилась, моя светлая, — чёрная сторона, Чамлык — сосновый или еловый лес, Савала — чистое место, Коротояк — край чёрной горы. А как ты думаешь, что значит наша Чигла? Приток Битюга Чигла — название тюркское. «Чик-ла» в переводе означает влажная земля, сырое, глинистое место. Но есть ещё одно тюркское слово: «чигла», что означает — журчать. И это название дали хазары, первыми появившиеся в этих местах, а сохранили печенеги, половцы и татары, говорившие на мало чем отличающемся языке. Как тебе?

— Очень интересно! Но хочется спать. что-то я устала сегодня.

— А мы эту усталость сейчас снимем! — улыбнулся Иван, показывая свои ровные зубы.

Не зря Паше вспомнились Алешки: этой ночью, в тёплой, натопленной горнице, на двуспальной кровати, ей было так хорошо с Иваном, что она неожиданно для себя закричала; заглушая свой крик, она прижалась ртом к его плечу.

* * *

— Ах, Розенфильда, Розенфильда! — выговаривала своей подруге Амелия. — Мне кажется, ты говорила, что в своей прошлой жизни ты работала в историческом архиве, а не в доме терпимости, где можно подглядывать всякие интимные дела. Почему бы тебе вовремя деликатно не покинуть эту комнату?

— Потому что даже тебя, соню, этот крик разбудил на печке, а я беспокоилась за маленьких — вдруг напугаются? Меня этими телодвижениями не удивишь!

* * *

Так получилось, что в Курлаке Марчуковы прожили тоже три года. «Мы с тобой, Ваня, как та трава — перекати-поле. Объездили всю Воронежскую область!» — говорила Паша. За это время она сблизилась с Таней Орловской, и частенько, когда Иван был на работе, соседка заходила к Паше с библией в руках.

Своим тихим голосом Орловская вела беседы о Боге, о божеском и человеческом, читала ей слово божье, и многое до Паши не доходило. Церковнославянский язык был для неё как таинственный речитатив, из которого понятным оставалось только наставление к праведному житию. Некоторых слов она не знала, но общий смысл и само таинство обращения к библии действовали на Пашу успокаивающе — она с удовольствием слушала Таню. Когда та спросила её:

— Прасковья Ивановна, а ты детей-то крестила? — Паша ответила почему-то шёпотом:

— Да, а как же, Татьяна Ивановна! Правда, тайком от Вани, возила в церковь, в соседнюю деревню. Поэтому они и крестиков не носят. Он-то у меня — партийный!

— В церкви? Это ты напрасно, Прасковья Ивановна… Ведь всё одно — там попы, в золочёных-то ризах, — племя Каина! Все они возлюбили печать антихристову, на земле им тесно жить с сынами Авеля, разогнали они праведных свидетелей. Есть один старец-праведник, духоборец из полков Иисусовых — в чистой реченьке он окропит твоих деток, смоет с них печать поганую. Истинны те, кто служит богу духом; тело их — храм божий, душа — образ божий!