Книга Траектория чуда - Аркадий Гендер

— А, Глеб, — узнав меня, радостно воскликнул дядя Коля. — Как хорошо, то ты приехал навестить, проведать Романа. Конечно, ведь вы всегда были друзьями, верно?

"Что это он бормочет? Почему — навестить, проведать? Как тяжело больного", — подумал я, а дядя Коля, повернувшись в глубину квартиры, уже звал слабым старческим голосом:

— Рома, Рома, Жанночка, идите сюда, посмотрите, кто к нам пришел!

Раздались такие знакомые мне легкие шаги, и из проема боковой комнаты, в которой еще не было двери, выпорхнула Жанна, в косынке на голове, в черном трико, жутко соблазнительно обтягивающем ее великолепную фигуру, и с рулоном пестреньких обоев в руках. Увидела меня, рулон из ее рук с веселым звуком: "Пум-м-м!" упал на устланный газетами пол, и она так и осталась стоять, поднеся одну руку ко рту, и глядя на меня страшно распахнутыми глазами. "Женева — это такая деревня, тут недалеко", — хотел пошутить я, но не стал, потому что, как за донной Анной шаги Каменного Гостя, вслед за Жанной тоже раздались странные стуки, и из комнаты появился Роман. Именно «появился», потому что «вышел» о процессе его передвижения сказать было нельзя. Он был на костыле, и с видимым трудом опирался на левую ногу, к загипсованной ступне которой бинтом был примотан клетчатый тапочек. Правая нога у него вообще была в гипсе до колена, и он держал ее на весу. Во второй руке он сжимал набалдашник палки-трости, и издававшей тот самый стук. На лицо Роман был небритый, осунувшийся, и даже не бледный, а серый какой-то, как грязный гипс на его ноге.

— Рад тебя видеть, Глеб Аркадьевич, — сказал он без каких-либо признаков обычно свойственной его манере разговаривать злой иронии. — Это кто ж рассказал-то тебе про мои полеты во сне и наяву?

— Люсю Зайцеву случайно встретил в магазине, — совершенно автоматически сообразил соврать я и поразился, как складно у меня это получилось.

— А, Люся все знает, — съязвил Роман, — ведь Люся лучшая подруга Жанны, так ведь, Жаннуль?

У Жанны упала рука ото рта, и она кивнула головой.

— Да ты проходи, Глеб Аркадьевич, — загостеприимничал Роман. — Пап, ну что ты стоишь? Приглашай гостя.

— Да, да, сейчас чай, кофе, все есть! — сразу засуетился дядя Коля, и потащил меня за руку на кухню, где, видимо, было поотремонтированнее.

— А она рассказала, каким макаром я с крыши-то спланировал? — двигаясь на кухню рядом со мной со скоростью водоплавающей черепахи на суше, почему-то радостно спросил Роман. — Нет? Представляешь, аккурат в минувшую среду вечером залез я на даче на крышу устанавливать спутниковую антенну. Решил, дурень, сэкономить на монтаже. Вот и сэкономил! Оскольчатые переломы, теперь пару месяцев на костыликах, да в колясочке, представляешь? Скажешь, дурак? Я сам знаю — дурак!

На кухне на самом деле ждала его инвалидная коляска, в которую Роман и уселся, ловко отставив костыль с палочкой. Сидя в коляске, как птица в гнезде, Роман оживленно болтал, подтрунивая над своим теперешним состоянием, рассказывал, что когда операцию делали — собирали кость, под наркозом больно не было, зато потом, как заморозка стала отходить, он сутки от боли "жил на потолке". Говорил, что вот, дескать, хотел, чтобы отец отвез его на дачу, уже почти погрузили его, как багаж, в машину, но нет, больно еще, да в дороге тряска, решили вернуться, помочь Жанне клеить обои. Я сочувствовал, улыбался и кивал ему в ответ, а думал о том, что это не Роман позавчера убил Лорика и похитил Галину с Юлькой. И не он звонил мне после, и говорил страшные вещи. И не Роман писал им приказы, что делать, и не он подсыпал им наркоту в питье. Не Роман это, слава Богу, не он. Какая-то огромная тяжесть свалилась с моей души, потому что пусть давно, но с Романом мы были очень близки. И одно дело, что он обманул меня с моими деньгами, и другое похищать, разорять, убивать, лишать. Я был рад, очень рад, что это — не он. Но кто же тогда?! Дядя Коля уже наливал чай, Жанна ходила за ним следом, как сомнамбула, и только изредка бросала на меня беспомощные взгляды. Меня тоже эта ситуация, всю идиотичность которой осознавал один лишь я, начинала невыносимо тяготить, и тут спасительно зазвонил мой мобильник. Звонил Гоха.

— Глеб, брателло, ну не сердись, — извинительно забасил мне в ухо он. Все, я починился, и в полном твоем распоряжении. Где встречаемся?

— Я тебе перезвоню через минуту, — примирительным тоном ответил я. Пока продвигайся на Ленинградку, в район Водного, о'кей?

— Замазано! — радостно отрапортовал Гоха. — Еду.

— Торопишься? — сразу погрустнев, спросил Роман.

Я кивнул. Потом как мог серьезно посмотрел в его глаза, и сказал:

— Вообще-то я совершенно случайно сейчас у тебя, Ром, и совершенно по другому вопросу. Но считаю — очень хорошо, что так получилось. Я очень тебе сочувствую, но кости, слава Богу, срастаются, еще будешь лазать по крышам, как Маугли. И я хочу, чтоб ты знал, что я зла на тебя не держу, и ты, если думаешь, что есть за что, тоже не держи, ладно?

Дядя Коля перестал греметь посудой и чайником, и затих в углу кухни, Жанна, не дыша, сидела на табуретке рядом с мужем. Роман ответил мне долгим взглядом своих карих глаз, потом просто протянул руку, и я крепко пожал ее.

— Одна просьба, очень простая, но очень большая, — сказал я, вставая. Никому, ни одной живой душе не говорите до вторника, что видели меня. Ни-ко-му, ладно?

— Могила, — ответил Роман, а Жанна закивала часто-часто.

Я встал, и пошел.

— А как же чай? — закричал мне вслед дядя Коля, но мне было не до чая.

* * *

Мы встретились с Гохой в тошненькой с виду забегаловке на Адмирала Макарова, в которой, однако же, всегда подавали приличный шашлык. Настроение у меня снова было ни к черту. Потому, что теперь, когда выяснилось, что это — не Роман, с точки зрения безопасности Галины и Юльки мое подпольное пребывание в Москве, как ни крути, было ничем иным, как авантюрой. Долго ли смогу я сохранять свое инкогнито, буде Голос более или менее серьезно проверит, где я есть на самом деле? А плана действий, то есть нахождения и нейтрализации Голоса и освобождения семьи, как не было, так и нет. Да еще и телефон тетки Эльмиры, которой я наконец-то нашел время позвонить, упорно молчал. В общем, опять все было плохо. Если честно, вся надежда у меня теперь была на бывшего эфэсбэшника Гоху.

Поскольку последний раз я хоть что-то клал на зуб еще в самолете, да и Гоха тоже с самого утра торчал в сервисе, решили вдарить по шашлыку. Я, то ли чтоб не пересыхало горло от длинных речей, то ли уже по привычке всех последних дней, взял себе пива. Рассказ на самом деле получился долгий, и халдей приносил пиво трижды.

Я рассказал Гохе обо всем, кроме Таши и всего, что с ней было связано. Получилось, что я сдуру оставляю Галину и Юльку под присмотром Лорика; Лорик звонит мне в Женеву и говорит, что на самом деле это — похищение и требует три миллиона, которые я, растерявшись, перевожу; кто-то нападает на квартиру, убивает Лорика и перепохищает мою семью, выставив мне предъяву еще на трешник. Гоха молча жевал жестковатое мясо, только изредка хмыкая и вставляя что-нибудь типа: "Во, блин!" или: "Ну, ё…!", причем одна и то же такое восклицание по ходу повествования могла выражать то восхищение, то негодование его по поводу услышанного. Но, наконец, я закончил, и Гоха, ковыряя в зубах за отсутствием в заведении зубочисток ногтем, подытожил: