Книга ТАСС не уполномочен заявить… - Александра Стрельникова

— А я бы пошел… Я мечтал с тобой гулять на моих любимых Чистых прудах и просто держать тебя за руку. Мечтал взять билеты на последний ряд кинотеатра, чтобы тебя целовать…

Она молча погладила его по руке.

— Впрочем, я понимаю: такие опереточные красавцы должны водить своих дам только в номера «люкс». У него, ведь, «люкс» был?

Ларисе показалось, что Аристарх посмотрел на нее не только пристально, но и достаточно строго.

Такого быстрого перехода по теме она никак не ожидала. Поэтому, возможно, и ответила не совсем «на высоте», но попыталась уйти от «люксовской» темы.

— Что ж ты всё время его опереточным красавцем называешь? Почему, хотя бы — не оперным? А он, между прочим, пианист, обладатель многих международных наград, — тихо сказала Лариса.

— Я тоже, между прочим, обладатель многих международных наград, только в несколько иной «опере», — обиженно сказал мужчина.

— Я знаю, — и она снова погладила его по руке.

(«Ага, заступаешься за своего болезного оперного, видите ли, красавчика, так я и думал. Заступаешься, прямо лежа со своим мужем на супружеском ложе, неосознанная моя. Как же я его ненавижу! И как же он опасен!»)

«Надо немедленно выруливать из этой темы», — подумала Лариса.

Она обняла Аристарха.

— Я все понимаю, милый, ты ревнуешь. Но не надо. Потому что между нами не было того, о чем ты подумал.

— Правда?

— Не веришь? Ну, посмотри мне в глаза, Арис. Мы должны доверять друг другу.

Из груди мужчины вырвался вздох облегчения, и он стал целовать свою жену. Но механизм ревности был уже запущен, и ревнивец не мог сразу успокоиться.

(«Значит, не было. И она так страдала? А что удивительного? Ты три года сох по ней, и тоже ничего не было. Нет, но чем же он ее всё-таки зацепил? Как же он опасен! А если он объявится однажды, и ей захочется сравнить… кто лучше?»)

И, словно, угадывая его беспокойные мысли, женщина сказала:

— Ты самый лучший, самый красивый, самый сильный. И ты — мой муж. Давай закроем эту тему.

Воцарилось молчание.

(«Но, ведь, скорее, случайность, что Этого не произошло. Я-то, понимаю, что она была с ним так же близко, как со мной сейчас. И в его номере, и этот опереточный красавец ее целовал и обнимал»!)

После продолжительной паузы, понимая, что его уже куда-то несет бурный ревнивый поток, но он не в силах остановиться, строгий муж сказал:

— Но это, скорее, случайность, что ничего между вами не произошло? Ты, ведь, Этого хотела?

«Ой, — пытка продолжается, — подумала Лариса. — По-моему, я вышла замуж за следователя с Петровки».

И решила, что на этот вопрос она просто промолчит.

— Я видел, как ты на него смотрела, как пылинки с него сдувала, как поддерживала под руку, когда вы шли к гостинице…

— Он был нездоров, — упавшим голосом сказала женщина.

— Ну, понятно. Зато я был здоров, как бык. Как деранул два кросса вокруг гостиницы «Россия» в двадцатиградусный мороз! Прохожие от меня шарахались. А я бежал и кричал от боли, сознавая, что моя любимая сейчас с другим…

— Арис, родной мой, — как же тебе было плохо, — сказала Лариса, крепко обнимая мужа и пытаясь его успокоить.

Она вдруг поняла, что он на грани истерики от ревности и обиды. И ему надо помочь. Точно так же, как он помогал ей после свадьбы, когда она оказалась «никакой» невестой. Ему надо просто дать возможность выговориться.

— Что же ты кричал?

— Я бежал, задрав руку, словно, держа копье, которым целился в соперника… И кричал только одно слово: «нет»!

«Бедный мой Арис, бедный. Боже мой, это ж какие горячие страсти кипели в тот жутко морозный день», — подумала Лариса.

И для нее это был не самый удачный день. Она вспомнила, как перед первым киносеансом в «Зарядье» ела шоколадку, которую запивала ледяным томатным соком. На всю жизнь она запомнила эта несочетаемое вкусовое ощущение. И ей тоже было плохо. И слезы душили ее тогда. И она чувствовала себя виноватой перед Мишелем. Но, оказывается, был человечек, которому в тот день в тысячу раз было хуже…

— Ну, ладно, я — мужик. Сильный и здоровый, — сказал Аристарх, и Ларисе показалось, что он немного начал уже успокаиваться. — Но что он с тобой сделал — этот заезжий гастролер?

И она поняла, что ей надо молчать, даже, если она с чем-то будет не согласна.

— Ты потом заболела…

— Да, я простыла, неделю не ходила на работу, что-то такое припоминаю…

— Тебя не было двенадцать дней…

— Ты считал? — изумилась женщина и потерлась губами о его щеку.

— Считал… Представь себе. Я так испугался, что он увезет тебя с собой. Ну, в смысле совсем увезет…

«Ой, милый, опасения твои были вовсе не напрасны. Он действительно звал меня замуж», — подумала Лариса.

— А когда ты вышла на работу, я как глянул на тебя, вся ревность моя тут же улетучилась. На тебя было жалко смотреть. Ты по коридорам ходила, держась за стенку.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — тихо возразила женщина, но я действительно ослабла после той болезни…

— Ну, еще бы. Болезнь у нас была с тобой одинаковая — присуха называется. И тогда же на груди у тебя эта брошечка золотая появилась в виде скрипочки.

«Молчи, молчи, — приказала себе Лариса. — Пусть выговорится».

— Как-то обедали мы вместе за одним столом. Уже, между прочим, лето было на дворе… Говорили о какой-то ерунде, — мужчина обхватил голову руками. — Ты бы видела себя со стороны… Вроде бы, до волос своих сначала дотрагивалась. Потом рука твоя скользила на грудь, касаясь брошки, ты глаза на секунду прикрывала и — словно телепортировалась к нему… И так раз десять, пока мы обедали.

— Я поняла. Эту брошку никогда больше носить не буду, — сказала она тихо.

— Теперь я буду дарить тебе украшения, — сказал он.

— Конечно, милый, конечно. Вот это самое мое дорогое украшение, которое ты мне подарил, — и она прикоснулась губами к своему обручальному кольцу.

Аристарху это было, конечно, очень приятно слышать. Очень. Но остановиться ревнивец уже не мог.

— Ты меняла наряды, но всякий раз эта брошка оказывалась у тебя на груди. И ты постоянно дотрагивалась до нее рукой, даже не замечая этого.

(«Ой-ёй-ёй, что же мне делать?»).

— И я понял, что он просто энергетический вампир, который через это золотое украшение сосет из тебя все жизненные соки… И даже подумал, что, возможно, эта вещь — какая-то заговоренная, потому что, в первый же день, как только ты ее сняла, у нас всё сладилось так вдруг…

(«Знал бы ты, для кого я наряжалась в тот день, наблюдательный ты мой. Впрочем, лучше бы не знал. Ой! Когда же эта пытка закончится?»)