Книга Город Пустых. Побег из дома странных детей - Рэнсом Риггз

— Похоже, мы собираемся на ярмарку, — добавил Хью, глядя на стену, на которой висел плакат с соответствующим объявлением.

— Секундочку! — воскликнул Гораций, присоединяясь к Хью у плаката. — Я слышал об этом месте! Это старая туристическая петля.

— Что такое туристическая петля? — спросил я.

— Таких петель раньше было много, — пояснил Миллард. — Они были расположены в особенно важных местах и периодах истории и представляли собой нечто вроде Гран-тура,[4]который когда-то считался неотъемлемой частью образования любого странного человека. Разумеется, это было много лет назад, когда выезжать за границу все еще было относительно безопасно. Я и не знал, что они до сих пор существуют.

Произнеся это, он затих, погрузившись в воспоминания о лучших временах.

Завершив переодевание, мы сложили свою одежду из двадцатого века в кучу и вслед за Эммой вышли в другую дверь, которая открывалась в узкий переулок, заваленный мусором и пустыми ящиками. Я узнал доносящиеся издалека характерные звуки ярмарки — музыка, глухой ропот толпы. Несмотря на валившую меня с ног усталость, я ощутил, как в моей крови закипает волнение. Когда-то на эту ярмарку отовсюду съезжались странные люди. Мои родители ни разу не возили меня даже в Диснейленд.

Эмма напомнила основные правила поведения:

— Держитесь вместе. Следите за мной и Джейкобом в ожидании сигнала и будьте начеку. Ни с кем не разговаривайте и никому не смотрите в глаза.

— Как мы узнаем, куда идти? — спросила Оливия.

— Нам придется мыслить, как имбрины, — ответила Эмма. — Где бы вы спрятались на месте мисс Королек?

— Где угодно, только не в Лондоне, — произнес Енох.

— Если бы только кое-кто не убил голубя… — пробормотала Бронвин, с горечью глядя на мисс Сапсан.

Директриса стояла на булыжной мостовой и, задрав голову, смотрела на нас, но никто не хотел к ней прикасаться. Впрочем, мы должны были ее спрятать, поэтому Гораций вернулся в маскировочную комнату и нашел там холщовую сумку. Мисс Сапсан это в восторг не привело, но, когда стало ясно, что никто не хочет брать ее на руки, а меньше всех Бронвин, у которой ее поступок вызвал неописуемое возмущение, она забралась в мешок и позволила Горацию завязать его кожаным шнурком.

* * *

Мы пошли на пьяный шум ярмарки, пробираясь по лабиринту тесных улочек, где прямо с повозок торговали овощами, зерном в пыльных мешках и крольчатиной. Дети и тощие коты голодными глазами смотрели на еду, а женщины с гордыми грязными лицами чистили картошку, сидя на обочине, и перед ними стремительно вырастали маленькие холмики кожуры. Хотя мы изо всех сил старались проскользнуть мимо незамеченными, мне показалось, что в нашу сторону оборачивались все без исключения — торговцы, дети, женщины, коты и мертвые кролики с молочно-белыми глазами.

Даже в своей новой, соответствующей данному времени одежде я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Чтобы смешаться с толпой, правильной одежды было недостаточно. Необходимо было еще и уметь соответствующим образом себя вести. Я осознал, что и я, и мои друзья разительно отличаемся от всех этих людей с их ссутуленными спинами и бегающими глазами. Я решил, что для того, чтобы скрываться так же эффективно, как твари, мне придется отточить свои актерские навыки.

А тем временем ярмарка становилась все более шумной, а ее запахи — более резкими. В воздухе смешивались ароматы пережаренного мяса, каленых орехов, конского навоза, человеческих фекалий и дыма костров — невыносимое зловоние, от которого даже глаза слезились. Наконец мы вышли на просторную площадь, где веселье было в разгаре. Люди толпились среди ярко раскрашенных палаток, и от разнообразия развлечений у меня глаза разбежались. Ярмарка своей шумливо-пестрой массой обрушилась на все мои органы чувств. Тут были акробаты и канатоходцы, метатели ножей и пожиратели огня, а также множество уличных музыкантов с самыми разнообразными инструментами. Лекарь-шарлатан расхваливал свои «патентованные» лекарства, стоя в открытом дверном проеме грязного фургона:

— Этот удивительный бальзам укрепляет внутренние органы, помогает избавиться от инфекционных паразитов, преодолеть вредоносное уныние и злокачественную алопецию!

За внимание зрителей с ним боролся владелец соседнего фургона — облаченный во фрак крикливый балаганщик, рядом с которым сидело крупное доисторического вида существо, чья кожа висела на костлявом теле серыми складками. Мне потребовалось не меньше десяти секунд, прежде чем я смог узнать в этом звере медведя. Его обрили, обрядили в женское платье и привязали к стулу. Он беспомощно вращал глазами, а балаганщик ухмылялся и делал вид, что угощает его чаем, выкрикивая:

— Леди и джентльмены! Позвольте представить вам самую прекрасную леди Уэльса! — что заставляло покатываться со смеху собравшуюся перед его фургоном толпу, через которую нам никак не удавалось протолкаться.

В глубине души я надеялся, что медведь разорвет свои цепи и сожрет балаганщика у всех на глазах.

От всего этого фантастического безумия у меня закружилась голова, и в попытке совладать с накатившей на меня дурнотой я сунул руку в карман, чтобы ощупать гладкое стекло своего телефона. На мгновение зажмурив глаза, я прошептал себе под нос:

— Я путешественник во времени. Это все реально. Я, Джейкоб Портман, путешествую во времени.

Этот факт был поразителен сам по себе. Но еще более поразительным было то, что, путешествуя во времени, я не повредился умом и не превратился в несущего бессвязную околесицу лунатика. Человеческая психика оказалась более гибкой, чем я себе представлял. Выяснилось, что психическое сознание способно расшириться, включив в себя разнообразные противоречия и совершенно невозможные явления. Я мысленно поблагодарил за это Всевышнего.

— Оливия! — закричала Бронвин. — Живо иди сюда!

Я поднял голову вовремя, чтобы заметить, как она оттаскивает Оливию от клоуна, который наклонился и заговорил с ней.

— Сколько раз я тебе говорила: никогдане разговаривай с нормальными людьми! — принялась она отчитывать малышку.

Наша группа была достаточно велика, и держаться вместе нам было весьма сложно, особенно в таком оживленном и переполненном развлечениями месте, специально созданном для того, чтобы кружить голову детям. Бронвин вела себя как воспитательница, зорко следившая за тем, чтобы никто из нас не отстал, засмотревшись на лоток с красочными вертушками или леденцами из жженого сахара. Особенно легко отвлекалась Оливия, которая, казалось, постоянно забывала, какой серьезной опасности мы подвергаемся. Держать в руках так много детей Бронвин удавалось только потому, что на самом деле они не были детьми: внутри каждого из них находился человек гораздо более старшего возраста, который постоянно оспаривал и уравновешивал их детские побуждения. Я был уверен, что с настоящими детьми у нее ничего не вышло бы.