Книга Любовь-нелюбовь - Анхела Бесерра

Она спустилась в ресторан и увидела вокруг пустые столы. Было только четыре часа, ресторан был еще закрыт, но ее все-таки обслужили.

Фьямма понимала: снова приучать желудок к пище нужно с большой осторожностью, и заказала самый минимум. Но все же не смогла отказать себе в удовольствии: попросила приготовить свой любимый коктейль. Она не пробовала "Маргариту" с той самой ночи, когда произошел разрыв с Мартином, и теперь пила коктейль маленькими глотками, словно каждый раз поднимала тост за ушедшую любовь. Впервые, вспоминая Мартина, она не испытывала боли. Она смотрела на свое прошлое как на часть необходимого жизненного опыта. И больше никого ни в чем не обвиняла. После того как она простила саму себя, она простила и всех остальных. Эстрелья и Мартин были такими же людьми, как и она: у них были свои проблемы и свои недостатки. Фьямма с благодарностью подумала о Давиде. Какое счастье, что она его встретила! Он разбудил в ней давно уснувшие мечты. Теперь она была уверена, что ее призвание — скульптура. Ей было что сказать чистым и грубым языком камня.

Она многое потеряла, но многое и приобрела.

Потом она направилась к храмам, пешком: тело ее привыкло к долгим прогулкам и уже не могло обойтись без них. Она хотела увидеть храмы новыми глазами.

Фьямма шла быстро, чтобы успеть увидеть храмы в свете сумерек. В лучах заходящего солнца красный песчаник, из которого были построены башни, словно покрывался нежной розовой патиной. Фьямма подошла к основанию, на котором высились четыре увенчанные пирамидальными крышами башни храмов Кандарья Махадева, над которыми возвышалась башня "шикхара" — символ этой священной горы.

Фьямма долго всматривалась в силуэты эротических фигур. Последние лучи солнца ласкали их чувственные изгибы, придавая им золотистый оттенок. Фьямма пришла к выводу, что любовные сцены, которых так много в этих храмах, появились здесь не как украшения — они были центрами своего рода излучения. Ей было совершенно ясно: эти скульптуры, представлявшие любовные сцены, призваны показать, что любовь в гораздо большей степени, чем союз тел, доставляющий наслаждение, есть союз душ. Потому-то на лицах любовников, с полузакрытыми глазами и ласковыми, спокойными улыбками, застыло выражение счастья и невыразимого покоя. И не вследствие сексуального удовлетворения, а благодаря духовной общности. Мужское начало и женское начало слились в единое целое. Изображения играющих музыкантов, летающих богов и богинь, нимф, животных, змей, крокодилов воплощали самые разнообразные чувства. Фьямма задержала взгляд на бабочке из тел, точно такой же, как бабочка из ее сна, и ей передалось, кроме глубокой чувственности, надежное и спокойное равновесие. Она дождалась, пока солнце выкрасит "бабочку" в цвет старого золота, а потом стала дожидаться, пока скульптуру снова покроет тень.

А в это время Давид Пьедра искал ее среди туристов, которых было немало в храме. Он прошел в двух шагах от Фьяммы, но не узнал ее — Фьямма, которую он искал, была совсем не похожа на ту, что стояла сейчас в храме.

Давид вернулся из Панны, где все это время работал в индийской мастерской. Вернулся полный идей и страстного желания встретиться со своей музой. Вернулся сразу же, как узнал о возвращении

Фьяммы, — он оставлял поручение администратору отеля немедленно известить его, как только объявится его спутница. Он хотел сделать Фьямме сюрприз, вне-запно появившись перед ней. Они не виделись два месяца, и Давид очень соскучился. Он провел в дороге целый день, но, когда добрался до отеля, ему сказали, что Фьямма ушла в направлении храмов. Давид взял такси и по дороге все время подгонял водителя.

Он долго искал ее, очень устал и остановился прямо напротив нее. Но не увидел Фьямму, не узнал.

Исполнение желаний

Мы в пути, когда земля мирно спит.

Мы семена могучего дерева.

Когда мы созреваем и наполняемся жизненной силой,

ветер срывает нас и разносит по свету.

Халиль Джибран

В Гармендию-дель-Вьенто вернулся страшный ветер. Носившийся в воздухе песок забивался во все мыслимые щели. Это был тот самый проклятый соленый ветер, который так не любят торговцы сластями, — весь товар на их лотках становился из-за него соленым. От этого ветра ржавели дверные петли и человеческие сердца, даже те, что были покрыты крепкой броней. Песок скрипел на зубах, и даже поцелуи оказывались с минеральными добавками.

Фьямма деи Фьори уже давно вернулась из Индии и теперь искала место для мастерской, где она могла бы заниматься скульптурой. Ей удалось найти местечко, которое не было обозначено ни на одной карте, — посреди обширной зоны известняков, где никто не селился, потому что земля была непригодна для обработки.

В этих неприветливых местах никогда не шел дождь и нельзя было встретить никого, кроме душ захороненных аборигенами мертвецов, которые бродили вокруг в ожидании дня, когда их похоронят во второй раз и они смогут наконец обрести покой.

Фьямма продвигалась в глубь этой странной зоны по дорогам, которые казались тропами, расчищенными в кустарнике с помощью мачете. Она проехала несколько поселков, и уже на самой границе с пустыней толстый мулат с белоснежной улыбкой указал ей, где найти то, что ей нужно. С любезностью, не свойственной здешним жителям, он проводил ее до Долины храпа — так в давние времена прозвали путешественники это овеянное легендами место. Ветер, пролетая между скалами, издавал здесь звуки, напоминающие оглушительный храп. Индейцы считали, что это храпит ужасное чудовище, и ни один местный житель не решался носа сюда показать.

По дороге они увидели, как целая толпа плачущих людей пирует в присутствии своих мертвецов — по прошествии десяти лет они выкапывали умерших и разводили костры, чтобы разогреть старую боль и жидкий кофе.

Эпифанио — так звали мулата — объяснил Фьямме этот странный ритуал: люди, повинуясь зову, который слышали во сне, пришли за своими умершими, чтобы на себе перенести их в свои селения и там окончательно похоронить, освободив души, которые смогут после этого отправиться в свое космическое путешествие, чтобы потом вернуться на землю дождем.

Приглашенные, одетые во все белое, принесли с собой ром и козлятину, старики громко оплакивали усохших, а какая-то женщина, удерживаясь от плача, чтобы мертвецы не унесли вместе со слезами ее душу, открывала гробы и доставала их содержимое.

Фьямма, которая уже ничего не боялась — ее страхи навсегда остались в Индии, — решила посмотреть церемонию до конца.

Она стала свидетелем эксгумации пятнадцатилетних жениха и невесты, которые умерли в день свадьбы, одновременно подавившись свадебным тортом. Они лежали в одном гробу — на единственном ложе, которое им довелось разделить. Невеста была в белом платье, поверх которого огромный букет роз еще источал слабый аромат. Казалось, они сладко спят. Возможно, их так и оставшаяся невинной любовь совершила это чудо, сохранив их тела нетронутыми на протяжении стольких лет. Посмотрев на них, мудрая старуха, руководившая церемонией, велела положить гроб с женихом и невестой обратно в могилу — сказала, что им будет лучше в этой молчаливой земле, чем вблизи шумного селения. Любовь будет продолжать жить в закрытом белом ящике, куда положили умерших их охваченные горем родители. Это настоящая вечная любовь, которую, согласно верованиям индейцев, никто не смеет тревожить, иначе на всю общину падет небесный гнев. В итоге плачущие гости прокричали "Да здравствуют новобрачные!" среди разверстых могил. Гроб опустили на прежнее место и снова закопали.