Книга Сокровища короля - Элизабет Чедвик

– Я не смогу забыть. Так же, как и ты, – сердито отвечал он. – Это все равно, что вернуть слепому зрение, а потом запереть его в темной комнате.

– Тебе лучше уйти, – выдавила она, уткнувшись взглядом в свои неуклюжие руки, чтобы не видеть боли в лице Николаса. – Скоро должен вернуться Роберт. Я не хочу встречать его в таком состоянии.

– И как же ты намерена встретить его?

– Как жена. – Мириэл глубоко вздохнула и выпрямила спину. – Он – хороший человек. И я не хочу, чтобы он страдал из-за чужих грехов. – А он будет страдать, если узнает. Потребует, чтобы она поведала ему каждую подробность, не пощадит ни ее, ни себя.

Николас поднялся и, встряхнув плащ, накинул его на плечи.

– Значит, пусть страдают виновные?

– Я связана с ним обязательствами, чувством долга. – Она с мольбой посмотрела на Николаса, молча взывая к его благоразумию.

На мгновение ей показалось, что он сейчас развернется и уйдет, словно обиженный подросток, но Николас, сделав два шага, поравнялся с ней.

– Если передумаешь, ты знаешь, где меня искать. – Он взял ее за плечи, привлек к себе и смял ее губы в поцелуе, так что она едва не задохнулась. – Или если возникнет нужда.

Он ушел, и с его уходом погасла оплывшая свеча. Мириэл стояла в леденящей темноте, пропитавшейся запахом жженого воска, и сжимала в руках корону Матильды.

Роберт вернулся домой очень поздно, всего за несколько часов до рассвета. Мириэл почувствовала, как осел под его тяжестью тюфяк. От него разило винным перегаром и еще чем-то затхлым, напоминающим запах испорченного розового масла. Свернувшись клубочком на краю кровати, она притворилась спящей и ждала, что он вот-вот толкнет ее, заставит повернуться и отдать ему свой супружеский долг. Однако Роберт натянул на себя одеяло, тяжело вздохнул, взбивая подушку, и, не трогая ее, вскоре захрапел.

Обрадованная, она расслабилась. Она плохо представляла себе, как стала бы угождать мужу. Роберт наверняка заметил бы перемену в ее отношении и сразу заподозрил бы ее в связи с другим мужчиной. Она понимала, что страх ее вызван чувством вины, но все равно не могла отделаться от этой мысли. И плохо представляла, как стала бы терпеть надругательство Роберта над своим телом после того, как она познала настоящее блаженство. Все ее существо объяла горестно-сладостная боль. Она вспоминала любовные ласки Николаса и сравнивала их с грубостью Роберта. Это было невыносимо, но она знала, что должна будет смириться. Она не сможет уклоняться от ответственности и своих обязательств, как делала это в монастыре Святой Екатерины. Те обязательства ей навязали ради удобства других, а свою нынешнюю жизнь она выстроила собственными руками и очень гордилась своим успехом. Ей следовало бы знать, что гордыня никогда не доводит до добра. Caveat emptor.[18]

Глава 22

Баржи Николаса везли шерсть и рулоны ткани, закупленные флорентийским торговцем Гвидо на линкольнской ярмарке для продажи на рынках и для обработки в красильнях его родного города. Сам щеголеватый маленький итальянец, оставив товар на Николаса, отправился за новыми партиями сукна в Стамфорд. Николас должен был доставить груз итальянского торговца на его склады в морском порту.

До самого горизонта простирались болотистые равнины, на которых тут и там виднелись башни и колокольни монастырей, специально сооруженных вблизи болот и реки, поскольку это давало им доступ к отвоеванным у воды плодородным землям и пастбищам, рыбным богатствам и путям сообщения. Услышав разнесшийся над рекой колокольный звон, Николас вспомнил монастырь Святой Екатерины и то, как он лежал там в лазарете, слабый и беспомощный, словно младенец, вспомнил, как впервые увидел Мириэл. Обычная монахиня, подумал он тогда, молодая монашка. Как же глубоко он заблуждался, даже в те первые мгновения.

Обычно неспешное плавание по Уитему до Бостона доставляло ему удовольствие, но сейчас он задыхался. У него было слишком много времени, чтобы копаться в собственных мыслях, ковыряться в них, словно в больном зубе. И чем больше он копался, тем тяжелее становилось на душе, но выбросить их из головы он не мог. Он жаждал недостижимого. На его пути стоял Роберт Уиллоби, а он был человек бодрый, энергичный и умирать, вероятно, еще долго не собирался. В самых темных тайниках сознания Николас представлял, как с торговцем происходит несчастный случай, но он сразу изгонял эту картину. Вот так же убрал его отца король Иоанн. Ему становилось дурно уже от одной мысли, что он может накликать подобную участь на другого человека.

Но он не жалел, что позволил себе любовную близость с Мириэл. И не мог не желать повторения, хоть это и было нарушением Божьей заповеди. Он вспоминал ее трогательную беспомощность, то, как она вскрикивала от изумления и восторга, а потом принималась ласкать его с изощренной искусностью опытной уличной женщины. Каждый нюанс восхищал его, вызывал удивление. Заставлял желать больше того, что он мог получить.

Он знал, что в море острота разочарования несколько сгладится, утихнет страстное волнение в крови. Соленый ветер на его лице, покачивание под ногами палубы настоящего корабля, а не обычной баржи смягчат боль души. И он всегда может обратиться к Магдалене, которая и утешит его, и развлечет. Сам того не ведая, он поморщился.

Благополучно доставив доверенный ему груз на склады и пришвартовав баржи, Николас отправился искать ночлег на постоялый двор «Корабль», расположенный у рыночной площади. Ему уже случалось пользоваться гостеприимством этого заведения, и он знал, что перины там пуховые, вино приличное и еда вполне сносная.

В числе посетителей, собравшихся вокруг стола в зале таверны, находился торговец Морис де Лаполь, который своими интригами в Линкольне смутил покой Роберта Уиллоби. Это был человек неопределенного возраста – ему могло быть и пятьдесят лет, и семьдесят, – внешне хилый, с землистым цветом лица и темными, почти черными глазами. Он постоянно улыбался, умело поддерживал разговор, но при этом взгляд его оставался холодным и настороженным. Такому лучше не переходить дорогу, подумал Николас, вспомнив, как переживала Мириэл, что она может оказаться втянутой в конфликт между де Лаполем и мужем. Он ел тушеного кролика и представлял, как два торговца убивают друг друга. Потом, дабы не гневить Бога, постарался отвлечься от этих мыслей.

Закончив ужинать, Морис де Лаполь вытащил доску для игры в «моррис»,[19]инкрустированную мелкозернистым песчаником и ракушками, и разложил ее на низком сундуке.

– Играешь? – спросил он у Николаса.

– Бывает, – ответил тот. Он не хотел играть с торговцем, который, как он знал, предложит поставить на кон деньги, но не мог придумать достойного предлога для отказа.