Книга Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Наконец эта шумная процессия приблизилась ко дворцу Тиберия. Вход был украшен цветочными гирляндами, и дворцовая челядь высыпала встречать новобрачных. Калигула важно встал перед дверью, слегка покачиваясь, и важно спросил у Юнии:

– Кто ты?

– Где ты будешь, Гай, там и я буду, Гайя! – ответила она старинной формулой.

Тогда Виниций предложил ей факел и воду, она прикоснулась к ним в знак того, что отныне будет покорна своему мужу, со смехом прикрепила к двери шерстяные ленты, поданные Силаном. Это означало, что она будет хорошей пряхой, и помазала косяк свиным и волчьим салом, которые ей подал в горшочках Макрон, для предотвращения колдовства.

Потом, громко смеясь, Энния, Друзилла и Ливилла подняли ее, чтобы перенести через порог. В это время новобрачный и его друзья разбрасывали золоченые орехи и мелкие монеты. Фабий Персик, размахнувшись, кинул в толпу факел из боярышника, который тут же с громкими криками был расколот на сотни щепок, счастливым обладателям которых боги дарили долгую жизнь. Толпа дралась за каждую лучинку.

Едва Клавдилла вступила в атриум, как ее усадили на почетное кресло, покрытое шерстью, и вручили ключ – символ управления домом, а Калигула преподнес ей на подносе груду золотых монет. Они вместе разломили мягкий фар, жертвенный пирог новобрачных, посвятив его пенатам и Лару.

Затем гостей препроводили в триклиний, и опять начался пир. А ко времени, когда ложатся спать, Ливилла, Друзилла и Энния с белыми венками на головах отвели Клавдиллу на брачное ложе. Невидимый хор юношей и девушек исполнял свадебную песнь под аккомпанемент флейты.

«Обитатель Геликонского холма, сын Венеры Урании, ты, который привлекаешь к супругу нежную деву, бог гименея, Гимен, Гимен, бог гименея.

Увенчай свое чело цветами и майораном; возьми свадебную фату, приди сюда, приветливое божество, приди в желтой сандалии на белой как снег ноге.

Увлеченный сегодняшним весельем, присоедини свой серебристый голос к нашей песни гименея; своей легкой стопой ударяй землю и взволнуй своею рукой пламя горящей сосны.

Призови в это жилище ту, которая должна здесь царить. Пусть она возгорится желанием к своему молодому мужу, пусть любовь увлечет ее душу, пусть обовьется она, как плющ обвивает вяз».

Юния с доброй усмешкой слушала старинные слова. Желание и так бушует в ней, а любовь завладела сердцем уже много лет назад, и ни к чему страстные призывы бога Гимена. Неожиданно ворвались веселые Фабий, Лициний и Виниций. Они схватили Клавдиллу за руки и насильно усадили на колени к маленькому Приапу, которого Юния в углу даже и не заметила. Они прижали ее к его огромному выпирающему фаллосу и так оставили, увлекая прочь за собой подружек.

Макрон последним уходил из комнаты новобрачных и, прежде чем задвинуть занавес, обернулся. Юния сидела, такая тонкая и хрупкая, на коленях у безобразной статуэтки, взгляд ее был отрешен, счастливая улыбка блуждала на ярких карминовых губах, она вся напряглась в ожидании супруга. Но неожиданно она перевела взгляд на него, и в глазах ее засверкал холодный блеск.

– Что ты медлишь, Невий Серторий? – тихо и как-то зловеще спросила она.

– Ты не жалеешь?

– Нет, Невий Серторий, и не пожалею никогда, – сказала она. – Не тешь себя бесплотными призраками. Я не стану твоей. Я счастлива. Почему ты не смиришься с этим до сих пор?

Макрон закрыл лицо руками и, пошатываясь, вышел. В перистиле он прислонился к одной из колонн, вдыхая аромат цветов. Будто сквозь пелену слышал он веселые голоса, слышал, как вели Калигулу к брачному ложу, как звенели смех и свадебные песни подружек, растерявших белые венки, слышал громкие голоса Виниция и Фабия Персика. И когда наконец Серторий понял, что все удалились обратно в триклиний и новобрачные возлегли на ложе, он горько заплакал впервые в жизни скупыми мужскими слезами.

XXXV

Гай витал в небесах, потягивая вино на пиршественном ложе. Тучный Силан без конца толкал его в бок, поднимая золотую чашу. Калигула отмахивался от пьяного прилипчивого тестя, ожидая, когда за ним придут, чтобы вести его на брачное ложе.

Со смехом вбежали Ливилла и Друзилла. Их белоснежные столы были в винных пятнах, они шатались, поддерживая друг друга.

– Брат, готовься! – крикнула Друзилла. – Фабий уже усадил твою супругу на колени Приапа. Не боишься, что его фаллос покажется ей более привлекательным?

Довольная своей шуткой, она громко расхохоталась, ей вторила Ливилла, а следом и те, кто расслышал эту фесценнину. Гай потянулся к столу и, ухватив полную чашу, плеснул в сторону сестер. Они завизжали и спрятались за широкую колонну. Пьяный Фабий взял Калигулу за руку и повел его в кубикулу новобрачных. Напевая непристойные куплеты, рядом с трудом плелись те, кто еще смог подняться.

– А где мой посаженый отец? – громко поинтересовался Гай у входа. – По обычаю, он должен распахнуть предо мной занавес!

Несколько голосов услужливо принялось звать Невия Сертория. Он появился, пошатываясь, с мрачным лицом.

– Мой Невий! Что ты грустишь в этот счастливый день? – спросил Калигула. – Моя супруга уже заждалась.

Сзади подталкивали друг друга с ухмылками Лициний и Ганимед. Макрон сделал над собой усилие, молча подошел к пурпурному занавесу и резко отбросил его. Раздалось нестройное пение. Под эти звуки Гай шагнул внутрь, и занавес выпал из неожиданно ослабевших рук посаженого отца.

Юния сидела, робко прижавшись к деревянной статуэтке. Глаза ее были широко открыты и смотрели с какой-то отрешенностью. Казалось, она не заметила появления супруга. Отблески слабого огонька светильника плясали в ее черных как ночь зрачках.

– Любимая, о чем ты задумалась?

Гай приблизился и нежно взял ее холодную руку. Она слегка вздрогнула, будто очнулась от глубокого беспамятства.

– Гай, дорогой мой! Мне виделись странные вещи. Наш ребенок…

И замолчала.

– Что наш ребенок? – спросил он, улыбнувшись. – Это мальчик, сильный, как я, или девочка, красивая, как ты, моя звездочка?

– Не знаю, – неуверенно протянула она, по-прежнему глядя мимо в пустоту. – Я не хочу детей!

– Но почему? Любимая, что за вздор тебе чудился, пока эти пьяницы не привели меня?

– Будто наш ребенок танцевал на пепле моего погребального костра, – тихо сказала она.

Калигула вздрогнул и передернул плечами, сделав рукой жест, отгоняющий злых духов:

– Не волнуйся, любимая! Я знаю, что за богиня навеяла тебе эти худые мысли. Та, что предназначила нас друг другу с рождения и которую мы не почтили благодарственной жертвой.

– Геката, – выдохнула Юния, и Калигула заметил, как оживился ее взор.

– Я предусмотрел все. Нам надо переодеться, не собираемся же мы проводить здесь нашу первую ночь.

Юния удивленно посмотрела на него.