Книга Золото мертвых - Александр Прозоров

На столе тем временем появились какие-то книги, большие медные распятия. Следователи что-то обсуждали — но опять не по-русски. Наконец один, сидевший рядом с главным, взял распятие, обошел стол, прижал крест Андрею ко лбу:

— Именем Господа нашего, Иисуса Христа, призываю тебя покаяться в принятии печати антихристовой, в занятии гнусными богопротивными жертвоприношениями, в сатанинских службах и в колдовстве.[42]

— Чья бы корова мычала, — хмыкнул Зверев. — Еретики, бога на Мамонну променявшие, мне тут про Христа рассказывать станут!

— Он не кается, — с сожалением развел руками следователь и вернулся за стол.

Его сменил перед креслом полуголый усач, показал пленнику длинный, с половину локтя, деревянный клин, опустил вниз, взмахнул молотом, вгоняя его куда-то перед креслом…

От неожиданной и страшной боли у Андрея перехватило дыхание, перед глазами запрыгали розовые пятна. Он дернулся, пытаясь освободиться, — но это оказалось невозможно. Палач тем временем нанес еще два сильных удара, уводя боль за пределы возможного, — и только теперь у князя вырвался яростный крик боли.

Когда-то в детстве Андрей прищемил дверью палец. И это было больно. Сейчас в такую же ловушку попали обе ноги ниже колена.

— Признаешь ли ты вину свою в колдовстве богопротивном, грешник, или продолжаешь упорствовать в мерзости своей.

Зверев не мог ответить ничего, поскольку помимо воли продолжал кричать от боли. Палач принес от стены еще клинышек, показал его с довольной улыбкой, опустил, взмахнул молотом: удар, удар, удар…

— Признаю-у-у!!! — Один Бог знает, какой силы воли стоило Звереву сохранить среди терзающей тело муки хоть какие-то проблески сознания. — Признаю, признаю!!! — вопил он изо всех сил. — Дайте бумагу, я начертаю знак, которым отметил чумные места! Чумное зелье, принесенное в город! Я отметил чуму знаками!

Щекастые рожи зашевелились, крайний подсеменил к Андрею, сунул ему в пальцы перо, поднес бумагу. Князь только дернул пальцами, уронив жирную кляксу.

— Развяжи ему руку, — потребовал следователь.

— А вдруг буянить начнет?

— Как он забуянит в испанских-то сапогах?

Полуголый пожал плечами, начал распутывать веревку. Когда рука оказалась на свободе, Андрей с облегчением заговорил, водя пером над листом, словно готовясь начертать изображение:

— Тебе, Среча тихая, ночи царица, покоя владычица, поклон свой пришлю, о чести спрошу…

— Ну, рисуй, — потребовал следователь.

— Да он же колдует! — сообразил палач.

Но было уже поздно: взмах руки завершил заклинание, способное убаюкать даже воду, и все присутствующие вмиг уснули, кто где был. Одни — на столе, другие — и вовсе на полу.

Андрей, тихо скуля от боли, распутал вторую руку, наклонился вперед… Лучше бы он своих ног не видел вовсе! Из-под ногтей сочилась кровь, ступни посинели, под коленями набухала опухоль. Встать, добраться до ножа он пока не мог — пришлось, постанывая и повизгивая, раскачивать клинья, вытягивать их. Наконец голени освободились — но ступить на ногу он все равно не мог! И боль ничуть не отпускала.

Предвкушая очередную вспышку острой боли, Зверев качнулся вперед, упал, подполз к мирно посапывающему палачу. Смочил палец в своей крови, начертал тому крест на лбу, другой — на ямочке жизни, что меж ключицами, третий крест поставил на животе. Наклонился к самому лицу, прочитал заклинание Мары: заклятие смерти, вырывающее у человека душу, — и тотчас приник к губам несчастного, всасывая выскальзывающую из тела жизнь. Откинулся на спину. Чувствовал себя он бодрее — но резь в ногах не проходила.

— Ладно… Вы хотели поймать колдуна? Так вам это удалось… — Андрей добрался до следователя, все еще сжимающего листок бумаги, высосал жизненную силу у него, поднялся на ноги, дошел до стола и убил еще одного щекастого искателя истины. Теперь он мог уверенно ходить, чувствовал себя бодрым и сильным — но от проклятой боли было не избавиться. Никак.

Андрей оставил остальных следователей, собрал свою одежду, кое-как облачился. Остановился возле безмятежно раскинувшегося холопа.

— Ну что, дурак косоглазый, блеск золота мозги выел? Жил бы ты на серебре богачом. Потянулся к лишнему — получишь то, чего другим пожелал…

Он вытянул из кожаного карманчика инструмент, похожий на шило, сделал всем умершим по два укола над артерией, потом мазнул губы мальчишки кровью, подтащил его лицом на шею палача. Одного из следователей выволок на середину пола, вложил в руку крест, вытянул его в направлении «вампира». Картина получилась изумительная: инквизитор пал, останавливая упыря во время кровавого пиршества.

— Теперь выкручивайся, если сможешь.

Он отворил дверь, вышел в темный холодный коридор. Тащили его сюда слева — значит, поворачивать нужно направо. Каждый шаг отдавал мучительной болью. Но не останешься же тут, пока заживет?! Приходилось терпеть, прихрамывая на обе ноги.

Саженей через пятьдесят коридор повернул — и Андрей наткнулся на паренька в кирасе, с мечом на боку.

— Слава Богу! Скажи, где тут выход?

— Впереди… — растерянно ответил караульный. — Напротив окна лестница будет. Она как раз… А ты кто?

— Колдун, — потеряв от боли всякое желание врать и оправдываться, ответил Зверев. — Поймали ваши магистраторы. Стали спрашивать. Я оказался настоящий, вызвал троллей, и их сейчас жрут. Потом к вам выскочат. Хочешь, беги, выручай. Или, может, на тебя здесь мертвецов осенних напустить? Их по камерам полно…

У парня с каждым словом глаза раскрывались все сильнее и сильнее, а при последнем предложении он утробно икнул и сполз по стене, закатив зрачки.

— Вот те раз, — удивился Зверев и двинулся по указанному пути. Еще один караульный стоял на улице, за дверью. Но он никаких вопросов задавать не стал. Раз на своих ногах вышел человек — стало быть, не арестант.

Почуяв, как ветер несет с моря порывы свежести, князь Сакульский повернул, ускорил шаг. Чтобы выйти на набережную, у него ушло всего четверть часа. Он увидел водный простор, заставленный кораблями рейд. Однако среди судов не оказалось ни ушкуя, ни нефа. Была каравелла — но купчую на нее Мэтью Ро наверняка уже подписал.

Солнце стояло еще высоко, но больные ноги не располагали к долгим прогулкам. Андрей похромал вдоль заставленной причалами набережной, нашел каменный трехэтажный склад, вокруг которого не царила суета, отпер заклятием дверь, изнутри, помимо засова, поджал ее стоящей у стены метлой, вбив древко в щель снизу, побрел среди бочек, мешков, плотно увязанных кип. Обнаружил уложенные высокой кипой тюки с тканями, забрался на самый верх и развалился на тонком английском сукне, с наслаждением вытянув чуть не в голос плачущие ноги.