Книга Бог-Император - Михаил Соколов

— Все будет хорошо. Если вы все еще тревожитесь относительно своих ног, то уже не стоит. Будут вам ноги, а вам, — он посмотрел на Кочетова, — рука. Впрочем, это не важно, — неожиданно добавил он. — Прошу приготовиться. Полет продлится двадцать семь минут по бортовому времени. Счастливого пути.

Мигнув, лицо Создателя исчезло. Вместо него возникла панорама окрестностей дворца Императора. Обры уже уходили прочь, за ними потянулись арланы. Несколько человек и арланов все еще стояли у входной арки. Сергею показалось, что он различил среди них Радима, рыжего Сангора… Скорее всего, показалось.

Вдруг башня замка, расколовшись на лепестки, легла по сторонам. Они медленно всплывали вверх, все выше и выше. Точечки людей, обров и арланов не изменили размеренного движения, из чего Сергей заключил, что их не видят и не слышат.

Сразу стало светлее — горизонт на обзорных экранах рухнул вниз. Всплыл и стал тонуть материк. Темные участки леса, желтая степь, тут и там сверкающие капли озер — все быстро отдалялось, уменьшалось, растворялось в общем цветном фоне. Планета, будто мячик, отпрянула, падала, открывая звезды, сначала бледные, потом ярче, пока экраны не засыпало искрящейся пылью.

Звездная пыль, дрогнув, размазалась по экрану, словно провели огромной кистью — корабль прыгнул в межпространственный туннель, и в этом состоянии, которое и состоянием назвать было трудно, потому что там, где нет времени, не может быть ничего, в том числе и определенного состояния, они и летели. Метроном послушно отсчитывал бортовое время, что вообще-то было абсурдом, если учесть их настоящую скорость передвижения. Потом все пошло обратным порядком. Появился расколотый по дуге чернильной тенью ослепительный полумесяц планетоида. Горизонта еще не было видно — корабль летел слишком высоко. Как обычно в полете с включенным антиметеоритным полем возник и, по мере увеличения плотности поверхностных газов, все более усиливался едкий визг — все выше и противней — и вдруг исчез, перейдя границу слышимости. Какая-то атмосфера все же здесь была.

Планета качнулась. Гладким мыльным пузырем внизу мутно засветился огромный купол. Возник и метнулся прямо в глаза отраженный мячик солнца. Внезапно, еще ярче буквально на долю секунды мелькнуло второе настоящее искусственное маленькое солнце. Оба огненных шара еще пылали на внутренностях век, а корабль уже занял круговую орбиту.

Затем началось снижение. Сопротивление разряженной атмосферы больше никак не проявлялось. Поверхность планеты — огромный мутный бриллиант с гладким вздутием защитного купола — лежала внизу, слегка покачиваясь, словно гигантский плот. Дистанция по приборам была уже чуть меньше тысячи километров. Уже были видны отдельные кристаллы — многогранные, высокие, низкие, — дистанция скрадывала размеры.

Еще ближе, и, словно песчаная рябь под водой, вся поверхность внизу покрылась сетью концентрических окружностей. Центр пестро переливающейся сети был где-то внизу, а по периметру огромного, более чем пятидесятикилометрового круга десятка два других, меньших, — будто кольца радуги с птичьего полета. Едко-зеленые, изумрудные по вершинам волны светились теплыми тонами спектра, но так же резко, с переливами — алые, оранжевые, желтые.

— Как красиво! — вдруг сказала Катенька, и все посмотрели на нее.

— Да, красиво, — подтвердил Малинин и взял жену за руку. Все зашевелились, возглас Катеньки разрядил напряжение и отвлек.

А внизу в районе защитного поля, запульсировав, зеленые волны слились в огромный пузырь — дрожащий, переливающийся изумрудными оттенками. Такие же, однако меньшего размера пузыри выросли по периметру. Они увеличивались, местами перекрывая друг друга, и там, где пульсирующая зелень отдавала голубизной, вытягивались тонкие синие нити. Медленно переплетаясь, они вдруг рванулись вверх, образуя горловину, все расширяющимся раструбом охватившую их корабль.

Место, куда они подлетали, было похоже на причальную мачту космопорта столицы, только здесь все выглядело грандиознее. Что устрашало.

— Каждый раз здесь подобный катаклизм, или это в честь нашего прибытия? — иронично задал вопрос Исаев.

— Дорогой, не отвлекайся, — сказала Марго. — Смотри, как красиво!

Они погружались в принимавшее их поле. Вокруг было море огня, вулкан, фонтан ослепительных гейзеров, расцвеченный радужными сполохами. И все бурлило, шипело и разрывалось. Звездный катаклизм, ограниченный таинственным полем, сгорая сам в себе, не причинял им ни малейшего вреда.

Вдруг свет померк, потемнели экраны, и тут же появилось строгое молодое, очень правильное и красивое лицо, в котором без труда можно было признать робота, тут же представившегося:

— Меня зовут Персей. Я биоробот, управляющий станцией К-15575. Рад видеть вас нашими гостями.

Глава 2. ПРИОБЩЕНИЕ

Вначале была тьма, ватная тишина, сырая рыхлость расползшегося сознания и полное равнодушие перед следующим мигом возможных трансформаций. Да, вероятно, их и не было, этих трансформаций, потому что сознание его еще не выделило себя в той бесконечности, что служила ему пристанищем. Он сам был этой бесконечностью, пугающей, словно пропасть, дно которой скрывается в глубинах бездны. Он разметался по Вселенной, заполняя пустоты тончайшей пленкой своего естества. Он был всем, и все было им: плавали, бились, дробились песчинки, кванты, атомы. Гигантская спираль времени вплеталась в него сотами ходов. И не было ничего конкретного, потому что не было ничего стоящего внимания. И негде было отыскать точку отсчета, потому что все было бесконечно, и все существовало всегда, и он сам, являясь частицей и сутью этой необъятной Вечности, растворяясь в безликой освобожденности. И в нем пульсировали галактики, звезды, планеты…

То, что он был всем, а значит, ничем, очень смущало. Он попробовал собрать свое распыленное я. С большим трудом — звезда к звезде, планета к планете — он пытался упорядочить хаос, опутывая пустоты сетью своей воли. Капля по капле собирал он себя, вдохновляясь вновь обретаемой способностью мыслить. Его желание сконцентрироваться в как можно меньшем объеме оказалось столь велико, что в какой-то момент он действительно ощутил себя точкой. Но быть точкой оказалось еще более удивительно. Это было даже страшно.

Он заметался по всей Вселенной, натыкаясь на спирали, шаровые скопления, туманности, беспрепятственно протыкая квазары, звезды, планеты. Неожиданно эти хаотичные метания дали результат: он перестал воспринимать окружающее как нечто чужеродное. Но ему хотелось знать наверняка, такова ли она всегда, эта Вселенная, вернее, таков ли он сам в образе бесконечности. А может, сейчас в нем иная, — хуже ли, лучше, — но иная, освобожденная, мятежная, необузданная Вселенная, сбросившая оковы размеренного порядка Пространства и Времени?

Он медленно продвигался от простого к сложному, расчленяя стылую оболочку космической беспредельности. Звезды то бросались к нему искрящимся потоком острых искорок, то падали в бездну беспомощными блестками конфетти. Сложные раскачивания маятника, на конце которого приютился он сам, рассекали мир на сегменты, последовательно освобождая скелет мироздания от плоти последующих упрощений. В какой-то момент он присоединил и свой сахарно-сверкающий остов к огромному скелету Вселенной, стал частицей того, чем раньше ощущал себя.