Книга Каменный век. Книга 5. Народ Моржа - Сергей Щепетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Та-ак, – сказал Семен. – Та-ак… Очень может быть, что это удача. Крупная! Подарок, так сказать, судьбы. Нужно придумать, как его не упустить…
Он не ошибся: на отмели лежал труп кита, причем свежий. В длину животное было почти 14 метров, а вес… даже представить трудно. Из общих соображений и из-за отсутствия зубов Семен решил, что это кит гренландский. «Нужно срочно резать мясо и перетаскивать… Много ли его перетащишь, если через пару часов здесь, наверное, уже будет вода? Но, с другой стороны, мертвые киты, в отличие от моржей и тюленей, в воде вроде бы не тонут…»
Было использовано большое грузовое каноэ, все имеющиеся в наличии ремни и ременные плетенки, связанные в некое подобие каната… Операция продолжалась несколько часов. Когда вновь начался отлив, туша кита осталась на пляже возле поселка. Началась торопливая и неумелая разделка.
– Ну, ребята, – сказал Семен, когда от кита остался почти голый скелет, – если вы не сможете сохранить мясо и опять начнете голодать, значит, вам действительно не место в Среднем мире!
Как оказалось, кожа кита ни на какие поделки не годится, зато, будучи подквашенной или сваренной, вполне может употребляться в пищу. Из ребер же получаются вполне приличные перекрытия для крыш землянок, вот только тухлятиной от них воняет со страшной силой. Никто на это не жаловался, но Семен счел своим долгом людей успокоить:
– Потерпите немного: года через два-три запашок выдохнется или, может быть, привыкнете.
Собственную же берлогу Семен предпочел оборудовать без использования свежих костей.
Зимы Семен боялся. Ему упорно казалось, что несколько месяцев подряд из жилища будет носа не высунуть. Перед глазами вставали видения полуживых от голода людей, каннибальских трапез в темных промерзших землянках и прочие радости. Он считал и пересчитывал наличных неандертальцев. Цифры получались каждый раз разные, но все они крутились вокруг сотни – чудовищно много!
«Как выглядит количество мяса, необходимое взрослому неандертальцу, скажем, на три месяца? Проще всего, конечно, умножить дневную норму на соответствующее число, но… Но какова эта самая норма? Сколько должен съесть Homo neandertalensis, чтобы быть сытым? Или, по крайней мере, не быть голодным? Увы, понятия „сыт" и „голоден" в языке неандертальцев отсутствуют. То, что можно принять за их аналоги, означают совсем иное: голоден – это когда начинаешь терять силы, хуже двигаешься. Такое состояние у взрослых наступает, если пища полностью отсутствует несколько дней подряд (4-5? 6-8?). Сытым же (не желающим больше есть) неандерталец не бывает в принципе. В том смысле, что есть он хочет даже тогда, когда физически не может больше ничего в себя затолкать. А каков минимум? Сколько нужно еды, чтобы человек просто не откинул копыта? Кусок мяса с кулак размером, но каждый день? Очень может быть, что смерть в этом случае наступит не от истощения – неандертальцу просто надоест такая жизнь».
В общем, Семен жестко определил приоритеты: никаких излишеств, даже строительство байдары можно отложить на потом. Нужно строить землянки, а все остальное – время и силы – тратить на организацию запасов: квасить в ямах и сушить все подряд, включая полутухлое мясо тюленей, найденных на отмели.
А еще было совершенно необходимо приучить неандертальцев к воде, сломать страх перед волной, перед качкой. Семен заставлял мужчин вчетвером забираться в грузовое каноэ и работать веслами. Частью вспомнил прочитанное когда-то у Тан-Богораза, частью изобрел заново способ высадки на берег при волнении средней силы. Как минимум двое должны встречать, либо пара гребцов должна спрыгнуть в воду, выбраться на берег и принять кормовую и носовую веревки. Лодка же, благо у нее почти нет киля, должна идти не носом вперед, а бортом к берегу. На самой мели (и волне) ее надо накренить так, чтоб обращенный к морю борт задрался вверх. И в такой позе нужно ловить волну и тянуть, помогая ей раз за разом все дальше выносить лодку на берег. Одновременно желательно начать разгрузку, оттаскивая добычу подальше от кромки воды и облегчая лодку. В знакомом месте при умеренной волне маневр, в общем-то, не сложный, но гребцы и встречающие должны действовать осмысленно и слаженно. Даже если на берегу и нет острых камней, под борт желательно что-нибудь подложить – хотя бы весла и при этом суметь не потерять их. Кроме того, неандертальцы мало боятся холода, но спрыгнуть с лодки в воду, пусть и не глубокую, для суровых воинов труднейшая психологическая задача. Впрочем, в их коллективном сознании (или подсознании?) Семен давно уже имел официальный статус «первоучителя», сокрушителя тысячелетних традиций и табу, так что не подчиниться ему они не могли.
К одному из тяжелых неандертальских самострелов Семен приделал большую коническую катушку-шпулю, на которую укладывался (наматывался) линь из тюленьей кожи. Оказалось, что обычный арбалетный болт тянуть линь после выстрела не может – слишком легкий. Пришлось переделывать ложе для стрельбы этакими дротиками. После всех усовершенствований гарпунная «пушка» оказалась для Семена почти неподъемной, отдачей после выстрела его буквально валило с ног. Из этого следовало, что на воде стрелять можно только с носа или с кормы – так, чтобы траектория снаряда примерно совпадала с длинной осью судна. Более-менее прицельно гарпун летел метров на 15—20. Смешно, конечно, и немного обидно, но позже выяснилось, что метать тяжелые гарпуны метров на десять (достаточно!) неандертальцы могут и без всяких приспособлений.
Первую серию наконечников поворотного типа Семен вырезал из кости вместе с Лхойкимым и Килонгом. Смысл этих приспособлений в том, что линь привязывается не к древку гарпуна, а к прорези в самом наконечнике. При попадании в цель наконечник отделяется от древка и остается в теле добычи. Натяжение линя его поворачивает на 90 градусов поперек раны, и он застревает в мясе или под кожей.
Технику и технологию охоты с воды предки коряков и эскимосов осваивали и развивали, наверное, сотни, если не тысячи лет. В данном случае первопоселенцам приходилось укладываться в недели и месяцы. Без жертв, конечно, не обошлось.
Пожилой неандерталец должен был спрыгнуть в воду при высадке на берег. То ли он прыгал, закрыв глаза от ужаса, то ли просто ошибся, но оказалось слишком глубоко. Следующая волна свалила его с ног и утянула от берега. Спасти его не удалось, хотя Семен решился на заплыв прямо в одежде и обуви. В итоге он еле-еле выбрался сам. Другая трагедия произошла в сотне метров от берега на виду у всей стоянки. Был загарпунен тюлень, но линь, сложенный в лодке, за что-то зацепился или запутался. Раньше, чем его успели освободить, зверь прошел под днищем и довольно сильно дернул. Все это, наверное, было не смертельно, но находившиеся в каноэ четверо мужчин, под сто килограммов весом каждый, двинулись одновременно и не туда, куда нужно. В итоге судно перевернулось. Уцепиться за него и ждать помощи хватило ума только у одного, остальные покорно утонули.
Еще две жизни унес белый медведь. Впрочем, «белым» назвать его можно было лишь условно, поскольку был он грязно-серого цвета, облезлый и тощий. Как и зачем он оказался на берегу близ стоянки, не ясно – заблудился, наверное. Так или иначе, но он являлся почти знакомой, привычной добычей – мужчины окружили зверя на обнажившейся отмели и забили вполне сухопутными копьями и палицами. Разделывать его предоставили женщинам и молодежи. К вечеру умерли подросток и одна из женщин. Другая долго находилась при смерти, но в конце концов смогла оклематься. Семен слишком поздно вспомнил, что печень белого медведя перенасыщена каким-то витамином (кажется, Е) и является ядовитой.